Почему Машиах — не из колена Йосефа?

Здравствуйте, N.!

Вы задаете хороший вопрос.

Почему не Йосеф?

Действительно, первоначально создается впечатление, что из всех сыновей Яакова, родоначальников колен Израиля, лучшим был именно Йосеф.

Да, изначально Яаков планировал жениться именно на Рахели, видя в ней свою истинную пару, и с этой точки зрения главным его наследником должен был стать родившийся от нее Йосеф. Да и он не просто по факту родился у Рахели, но был также в духовном плане «копией» отца (Раши к Берешит 37:2). И умом в него пошел, ему отец передал всю Тору, что изучил в свое время в ешиве Шема и Эвера.

И мудростью отличался: правильно истолковал сны фараона и дал ему дельный совет об экономической политике, которую сам же успешно осуществил. И праведность свою доказал, успешно преодолев сильнейший соблазн, когда его домогалась жена Потифара. Заслужил имя «Йосеф а-Цадик» — «Йосеф-праведник». И справедливость любил, заступался за детей Билы и Зилпы, которых сыновья Леи обзывали «рабами».

Ну, прямо идеал! Ученый, мудрый, праведный, порядочный. Что еще надо? И кому как не ему стать предком Машиаха?

Но на деле Машиах — от Йеуды. Который инициировал продажу Йосефа! И который, в отличие от Йосефа, не удержался от соблазна в ситуации с Тамар и только потом нашел в себе мужество признать свою неправоту и не допустить ее казни.

Именно ему, отчасти именно в связи с этим его поступком, Яаков отдал царство (там же 49:9-10). Его потомками станут царь Давид и весь дом его, вплоть до Машиаха.

Почему же Яаков так решил? И, если действительно считал именно Йеуду достойным «произвести» Машиаха, почему же изначально отдавал предпочтение Йосефу и так горевал после его исчезновения? Йеуда-то никуда не пропадал, так что, если он главный наследник, не так уж страшны были дела.

Лидер или интеллигент?

Машиах — это не просто «лучший в мире человек». Вообще, что такое «лучший»? Люди ведь разными бывают. Один лучший для одной роли, другой — для другой.

Машиах будет не кем-нибудь, а царем. Его цель — не просто быть воплощением всего хорошего, но быть хорошим лидером, привести за собой еврейский народ, а там и весь мир к Б-гу, объединив целью служения Ему как разные колена и группы евреев, так и разные народы мира. Чтобы больше не конфликтовали понапрасну, а вместе были заняты служением.

Для достижения этого нужна не просто праведность, но лидерский характер. А им обладают не все.

Каковы его составляющие?

Решительность. Смелость. Но также и способность миловать и признавать свою неправоту.

Когда ты у власти, приходится принимать решения, которые чаще всего кому-то не понравятся, ущемят чьи-то интересы. Людей-то много, они разные, их характеры и интересы часто сталкиваются, возникает конфликт, а всем так или иначе не угодишь. Приходится решать: идем туда-то, делаем так-то. Точка. Вперед! Вопреки мнениям и чувствам тех, кому это не по душе. Решительно и смело. Потому что интересы всего народа важнее.

Но в то же время способность признавать ошибки и миловать. Т. к. человек всё-таки не Б-г. Если бы был таковым, то можно было бы полагаться, что всегда будет поступать не только смело и решительно, но и правильно. Но, будучи человеком, он может ошибиться и смело нарубить много дров. Поэтому, даже приняв решение, надо уметь, в случае чего, осознать пагубность курса и вовремя развернуться. Как Йеуда, который, приказав казнить Тамар за разврат, вовремя отменил казнь, осознал свою неправоту, сохранил жизнь человеку.

А Йосеф? Нет, он не классический лидер и властитель. Скорее — интеллигент. Да, праведный, нравственный, ученый и мудрый, но вот лидерскими качествами необязательно обладающий.

Ибо оборотная сторона интеллигентности и интеллектуальности — сомнения и нерешительность. Понимая все стороны и последствия действия, интеллектуал слишком хорошо осознает, что у каждого варианта решения свои недостатки и идеального нет. Что в большинстве случаев речь не о черном и белом, а о разных «оттенках серого». И что выбирать приходится не чистое добро, а меньшее из зол. И это чрезвычайно трудный выбор — ведь в любом случае придется делать что-то не так, чем-то жертвовать, причинять кому-то боль. Для идеалиста и перфекциониста Йосефа это особенно мучительно и может привести к неуверенности и промедлению, которое временами смерти подобно.

Интеллигент у власти — это хорошо?

Это особенно заметно в тех случаях, когда потомки Йосефа всё-таки получают власть. Или потомки его брата Биньямина, тоже сына Рахели и тоже заслужившего имя «праведник».

Например, первый еврейский царь Шауль — из рода Биньямина. Скромный и праведный, когда Б-г его избрал, он вообще спрятался и не хотел выходить. А, вступив в должность, совершил большую оплошность: сжалился над царем Амалека Агагом и не уничтожил его вовремя — и тот успел зачать сына, предка будущего потенциального Гитлера — Амана. Не хватило интеллигенту жесткости и решительности действовать круто, когда надо было. Зато потом, когда испугался конкуренции со стороны Давида, перебил по подозрению целый город коаним, Нов.

Затем — Йаровам бен-Нэват из колена Эфраима, потомок Йосефа. Начал как типичный интеллигент: раскритиковал царя Шломо, сына Давида, потомка Йеуды, за коррупцию, взбунтовался и был вынужден бежать в Египет, то бишь в эмиграцию, где оставался до смерти Шломо. При этом не кто-нибудь, а пророк Ахия а-Шилони провозгласил, что Йаровам получит власть над десятью коленами, недовольными чрезмерной жесткостью царей дома Давида. Согласно Талмуду (Санхедрин 102 а), Ахия и Йаровам изучали вместе Тору и выработали формулировки, «которых доселе не слышало человеческое ухо».

Итак, ученый, интеллектуал и диссидент, революционер-эмигрант. Но что он сделал, придя к власти? Ради ее сохранения учредил не только политический альтернативный центр, но и духовный, установил тельцов на своей территории, в Бейт-Эле, и запретил народу подниматься в Иерусалимский Храм, находившийся на территории колена Йеуды. Установил свои праздники. Тем самым подорвал единство еврейского народа и способствовал скатыванию десяти колен в идолопоклонство.

В результате, говорят наши мудрецы, не просто заслужил наказание, но и лишился доли в Будущем мире. Кстати, в предыдущий раз, в пустыне, в создание тельца решающий вклад внес тоже выходец из колена Эфраима, Миха (см. о нем здесь, в главке «Зарвался бык»).

Говорят мудрецы (Санхедрин 102а), что Б-г предложил Йароваму: одумайся, и тогда Я, [Давид] сын Ишая и ты будем вместе гулять в Ган-Эден. Йаровам уточнил: а кто будет идти первым? — Сын Ишая. — Тогда не хочу.

Поразительно: лучше потерять долю в будущем мире, чем быть вторым после Давида, величайшего праведника?!

Не так всё просто. Это мы уже привыкли к тому, что Давид — величайший праведник. А тогда у потомков Йосефа и Биньямина, святых праведников и интеллигентов, было много возражений против власти Давида, который им святым и интеллигентным вовсе не казался. Чтобы великий ученый, мудрец и диссидент признал превосходство царя Давида? Для этого ему надо было быть особенно скромным.

А вот со скромностью, особенно в таких обстоятельствах, у интеллигента Йосефа могут возникать проблемы. Он же лучше знает! Он же прав! Он же духовный, праведный, порядочный! И зачем, спрашивается, он всё это время упорно трудился, приобретал знания и совершенствовал характер, если потом важнее будет тот, кто в этом плане несколько иной?

Йеуде и его потомку Давиду быть скромными легче: они такими способностями не блещут, осознают это и молятся Б-гу, «Поднимающему из праха бедняка, из сора Возвышающему нищего, чтобы посадить его со знатными…» (как сказал Давид в своих «Псалмах» — Тэилим 113:7).

Для них очевидно, что именно Б-га надо благодарить за то, что так высоко сажает. (А «знатным» может и не понравиться, что к ним подсадили «бедняка». В чем тогда смысл знатности?) Поэтому Йеуда и Давид, несмотря на крутой подчас нрав, умеют не только действовать страстно и решительно, но и страстно и решительно признавать свое несовершенство и ошибки.

И так в течение всей истории — успешными правителями были те, кто умел властвовать и действовать круто, но и миловать. Когда же к власти приходили умные интеллигенты, случалось одно из двух.

Либо, как сказано, они были слишком нерешительными, и тогда не помогало даже очарование и красноречие, которым они часто обладают. Парадоксальным образом, империи разваливались не при тиранах, против которых никто пикнуть не смел, а именно при правителях относительно мирных, стремящихся сделать как лучше, всем угодить, но недостаточно твердым.

Либо же наоборот: иногда интеллигент всё-таки становится уверенным — когда обретает веру в какую-либо идеологию.

И уж тогда он уверен! И способен действовать решительно. Так решительно… что становится гораздо опаснее Йеуды. Тот, как сказано, может в решающий момент отступиться, сжалиться, поддаться уговорам или осознать свою неправоту, сменить гнев на милость, сделать широкий царский жест.

Йосеф — никогда! Признать неправоту?! Так он же прав!! Он знает! Он изучил, он всё понял, он видит! Сжалиться?! Неумолимая логика требует следовать идее до конца, не поступаться принципами, быть неподкупным. И если, согласно этой идее, кто-то враг, то нет пощады врагу! Расстрелять!

И если этому идеологизированному интеллигенту, обладающему также харизмой и красноречием, удастся внушить веру в свои идеи не очень много рассуждающим, но храбрым командирам и бойцам типа Йеуды, тогда…

Тогда становится понятно, почему Йосефу у власти лучше не быть. Пусть будет в оппозиции. Как сказал один писатель, «не приведи Б-же пускать коммунистов к власти. Стремясь устроить всю жизнь по морали, они утверждают примат морали над истиной, должного над сущим, теории над практикой. Но они полезны в оппозиции, когда напоминают вору, что он вор». Сто лет спустя здесь скорее подойдет не «коммунисты», а одно из других самоназваний леволиберальных интеллигентов. Они не всегда требуют кого-то расстрелять, но, как выразился известный английский историк Пол Джонсон, для них часто «идеи важнее людей». Ради несомненного в их глазах блага они готовы пролить если не чью-то кровь, то хотя бы слезинку ребенка.

Или пусть будут советниками правителя. Как сам Йосеф при фараоне. Или как Мордехай, потомок Биньямина, при Ахашвероше. Советник как раз должен рассмотреть и учесть все стороны вопроса и представить их правителю — а тот, если почувствует, что так надо, примет волевое решение. Самому же Йосефу решения лучше не принимать: либо будет слишком скромным и нерешительным, либо — наоборот.

И братья Йосефа тоже ощущали не только банальную зависть, но и исходящую от брата потенциальную опасность. Инэ бааль а-халомот а-ла-зэ-ба — «Вот пришел тот сновидец!» — сказали они презрительно (Берешит 37:19). Мудрецы толкуют: зе йавиэну лидэй баалим — «этот приведет нас к [идолам] Баала». Они увидели в Йосефе некую тень предрасположенности к идолопоклонству…

Этот грех — непростая тема, о нем отдельный разговор, но зиждется он на качестве гордыни. А к ней, парадоксальным образом, склонен именно Йосеф, праведник и ученый, именно потому, что обладает великими достоинствами и осознает это. Такому власть в руки лучше не давать.

И Яаков тоже эту опасность, похоже, в конечном счете, почувствовал. Когда Йосеф привел ему своих сыновей, Эфраима и Менаше, для благословения, Яаков сначала спросил: ми эле — «Кто это?» (там же, 48:8). Яаков уже давно знал сыновей Йосефа, он прожил свои последние 17 лет с ними в Египте. Поэтому мудрецы толкуют его вопрос так: Яаков пророчески увидел Йаровама, потомка Эфраима, и Йеу, потомка Менаше (царя десяти колен, судьба которого была подобна судьбе Йаровама), испугался и усомнился: правильно ли давать благословение потомкам Йосефа? В конечном счете, он их всё-таки благословил, но сомнения были. Похоже, и Яаков понял, что Йосеф, пусть и наиболее близкий ему по характеру из сыновей, может быть опасным.

«Растерзан Йосеф?!»

И, возможно, Яаков извлек этот урок из продажи Йосефа. Нецив (Аамек Давар к Берешит 37) спрашивает: почему Яаков, зная о ненависти братьев к Йосефу, послал его к ним в Шхем без сопровождающих? Неужели не осознавал, какой это риск? И отвечает: Яаков был уверен в праведности Йосефа, а великого праведника заслуги защищают от опасности — исходящей как от диких животных, так и от людей. Последние опаснее, т. к. обладают свободой выбора. Поэтому для спасения от них нужно больше заслуг. И Яаков был уверен, что у Йосефа эти заслуги имеются.

Но потом, когда было создано впечатление, что Йосеф растерзан диким зверем, Яаков воскликнул: тароф тораф Йосеф — «растерзан, растерзан Йосеф!» Нецив пишет, что повторение слова «растерзан» выражало недоумение и потрясение Яакова: он-то думал, что Йосеф настолько праведен, что будет защищен и от людей, а он даже от дикого зверя не спасся!

Означает ли это, что Йосеф на самом деле не был таким праведником?! Уж не ошибся ли Яаков в нем, как ошибся Ицхак, его отец, в Эйсаве?!

В конце концов, оказалось, что «Йосеф жив» — в духовном плане тоже, он остался праведником. Но до тех пор Яаков долгие годы жил в сомнении… Он был вынужден привыкнуть к мысли, что Йосеф может оказаться не таким праведным. Утратить ту уверенность в нем, которая была изначально, когда Яаков видел в нем продолжение самого себя.

Он был вынужден также оглянуться по сторонам и заметить, наконец, что и сыновья Леи, как и их мать, пусть иные по характеру, но чего-то стоят. Увидеть и в Йеуде лидера. И, в конечном счете, доверить ему Биньямина, возложить ответственность за него, признав, что именно так должна распределяться власть и ответственность, а не наоборот. И, может быть, не случайно именно тогда Яаков заполучил, наконец-то, обратно Йосефа. Поняв его истинное место и роль.

Получается, что, хотя продажа Йосефа была грехом и трагическим событием, она также была необходимым для Яакова уроком, который он усвоил. И который не забыл и тогда, когда вновь обрел Йосефа.

Он дал Йосефу всяческие благословения, но власть и дом, из которого произойдет Машиах, — Йеуде.

С уважением, Меир Мучник