Рав Элазар-Менахем-Ман Шах

Раби Элазар-Менахем-Ман бар Эзриэль Шах (ок.5654-5762 /1894-2001/ гг.) — глава ешивы Поневеж в г. Бней-Браке, духовный лидер своего поколения.

Происходил из старинного раввинского рода.

Родился в литовском крае, в местечке Вабольник.

От родителей унаследовал простую и чистую веру. Ребенком он плакал, когда кипа падала с его головы. Однажды маленьким мальчиком он проснулся уже после того, как закончилось время, отведенное для утреннего чтения Шма, — и безутешно разрыдался, несмотря на то, что, в соответствии с более мягким алахическим мнением, для чтения Шма оставалось еще около часа (Emes, above all, Hamodia 9.11.2001 p.27).

В юности учился в Поневеже (Паневежисе) у раввина этого города р. Ицхака-Яакова Рабиновича (р. Ицеле Поневежер). Продолжил занятия в ешиве Слободки под руководством р. Натана-Цви Финкеля (Саба из Слободки) и р. Моше-Мордехая Эпштейна (Левуш Мордехай), а затем — в ешиве г. Слуцка, возглавляемой р. Исером-Залманом Мельцером.

С началом первой мировой войны ешиву в Слуцке, оказавшемся в прифронтовой зоне, закрыли и студентов распустили по домам. Однако, когда Элазар вернулся в свое местечко, мать сказала ему: «Тебе незачем оставаться дома — твое место в ешиве». Невзирая на опасности военного времени, он проделал обратный путь до Слуцка и в течение нескольких лет с исключительным усердием и увлечением занимался один в пустой ешиве, питаясь черствым хлебом, который он размачивал в воде (Avrohom Birnbaum Lifelong Simchas Torah, Hamodia 9.11.2001 p.22).

Однажды в поисках развлечений группа солдат забрела в пустой учебный зал, где в одиночестве занимался лишь Элазар Шах. Они набросились на него и начали избивать. Позднее, когда люди, заметив синяки и ссадины, покрывавшие его лицо, спросили о его самочувствии, Элазар просто ответил: «Все время, пока они меня били, я был настолько погружен в анализ трудного талмудического вопроса, что ничего не почувствовал» (там же).

Глава ешивы р. Мельцер, который также оставался в Слуцке, пригласил единственного студента ночевать в своем доме, сказав: «Когда ты здесь, я знаю, что твои заслуги в изучении Торы защищают дом и при обстреле в него не попадет ни один снаряд» (там же).

После войны Элазар Шах продолжил учиться в возрожденной ешиве Слуцка, а некоторое время спустя он женился на Гитл, племяннице р. Мельцера.

В 5681 /1921/ году, когда усилились репрессии большевиков, объявивших преподавание Торы «контрреволюционной деятельностью», р. Шах перебрался вместе с ешивой в Клецк, на польскую территорию. Здесь он стал ближайшим учеником нового машгиаха ешивы р. Йехезкеля Левинштейна (Ор Йехезкель).

Много лет спустя р. Шах утверждал, что «обязан р. Йехезкелю даже большим, чем собственной матери», которая отправила его из местечка обратно в Слуцк. «Личность машгиаха, его путь постижения мусара, его вера открыли мне глаза на жизнь», — пояснял он (Avrohom Birnbaum Harav Yechezkel Levenstein p.13).

В 5685 /1925/ году, после того, как р. Мельцер совершил алию на Землю Израиля, а ешиву в Клецке возглавил его зять р. Аарон Котлер, р. Шах начал давать в ней уроки по Талмуду и алахе.

В 5689 /1929/ году он стал ведущим преподавателем в ешиве карлинских хасидов в г. Лунинце.

На протяжении всего этого периода р. Шах часто посещал в Радине старейшину мудрецов поколения р. Исраэля-Меира Акоэна (Хафец Хаим), который уделял ему много времени и внимания. Он был также близок к главному раввину Вильно (Вильнюса) р. Хаиму-Озеру Гродженскому (R. DovidSilber Noblelives 2, p.105; Emes, aboveall, Hamodia 9.11.2001 p.26).

В первые месяцы второй мировой войны р. Шах с семьей бежал в Вильно. В 5700 /1940/ году ему удалось получить сертификаты, дающие право на легальный въезд на Землю Израиля.

Миновав Минск, Москву и Одессу, он отплыл на корабле в Турцию, а затем по суше, через Сирию и Ливан, достиг обетованной земли — в то время, когда к ней прорывались из Египта танковые бригады германского фельдмаршала Ромеля (Emes, above all p.26).

Р. Шах прибыл в Йерушалаим, не имея никаких средств к существованию, — у него не было даже простейших предметов обихода, необходимых на каждый день. На первое время его семья поселилась в доме р. Мельцера, возглавлявшего старейшую ешиву святого города Эц Хаим. Вскоре р. Шах начал преподавать в одной из ешив Тель-Авива, и его семья переехала в этот город. С первой получки они приобрели мебель, которая сопровождала р. Шаха и в последующие шесть десятилетий его долгой жизни (И сихати, с.17-18).

Однако в скором времени, вняв совету одного из глав поколения р. Авраама-Йешаи Карелица (Хазон Иш), он оставил эту ешиву, поскольку в ней собирались ввести преподавание общеобразовательных предметов — по мнению р. Шаха, это отвлекло бы учеников от серьезного изучения Торы и, тем самым, нанесло бы им непоправимый духовный ущерб (там же с.18).

С 5701-го /1941-го/ по 5704-ый /1944-ый/ год р. Шах давал уроки в иерусалимской ешиве Бейт Йосеф, а затем преподавал в ешиве Ломжа, расположенной в г. Петах-Тикве, и в ешиве г. Реховота.

В 5711 /1951/ году, в возрасте пятидесяти семи лет, он стал одним из ведущих преподавателей в ешиве Поневеж, основанной р. Йосефом-Шломо Каханманом (Рав из Поневежа) в Бней-Браке.

В 5714 /1954/ году, по инициативе р. Шаха, на должность машгиаха в ешиву Поневеж был приглашен его любимый наставник р. Йехезкель Левинштейн. По свидетельству очевидцев, на уроках мусара шестидесятилетний р. Шах сидел перед своим семидесятилетним наставником, как один из учеников, — «завороженный, прикованный к месту, жадно впитывая каждое слово», — а в последующие дни «он стремился совершенствовать свои душевные качества в свете сказанного машгиахом на уроке». Р. Шах учился у машгиаха и искусству молитвенной медитации: он обычно завершал свою молитву раньше, чем р. Левинштейн, а затем немедленно поворачивался к нему и, не отрывая взгляда, смотрел, как тот молится, — до того мгновения, когда машгиах делал три заключительных шажка назад (Avrohom Birnbaum Lifelong Simchas Torah, p.22; Avrohom Birnbaum Harav Yechezkel Levenstein p.14).

Р. Шах относился к урокам в ешиве с трепетом и стремился к постижению истинного смысла Торы.

У него было правило: никогда не высказывать на своих уроках идей, не продуманных и не выверенных заранее. Однажды ученик выступил с возражением, опровергающим всю концепцию, на которой был построен урок. Р. Шах походил по кафедре, всесторонне обдумывая вопрос, а затем закрыл изучаемый том Талмуда и прервал урок. Позднее он признался одному из ближайших учеников, что еще во время обдумывания на кафедре, нашел адекватное решение проблемы, но поскольку он не выверил свой ответ заранее, он не стал его приводить — хотя спонтанно найденное решение было таким блистательным, что впоследствии р. Шах включил его в свою книгу Ави Эзри. Подобные эпизоды повторялись в его педагогической практике несколько раз: если р. Шах не был стопроцентно уверен, что то, что он собирается сказать, является абсолютной правдой, — урок, к которому он готовился в течение долгих дней и ночей, прерывался посередине (И сихати с.117,119; Avrohom Birnbaum Lifelong Simchas Torah, p.22).

В течение многих лет р. Шах отказывался давать урок по сложнейшей десятой главе трактата Недарим, поскольку, в соответствии с его собственными высочайшими критериями, он недостаточно глубоко понимал рассматриваемые в этой главе проблемы. И вот однажды, когда в ешиве изучали трактат Недарим, сами студенты попросили р. Шаха дать урок по этой главе, чтобы помочь им найти ответы на мучавшие вопросы. Р. Шах сказал им, что попытается. Он готовился в течение длительного времени. В день урока студенты, ожидая его прихода, столпились на балконе, с которого была видна дверь его дома. Они увидели, как р. Шах вышел на крыльцо, глубоко погруженный в свои мысли, сделал несколько шагов вперед, затем резко повернулся и возвратился домой. Через минуту он вновь вышел, сделал несколько шагов — и вновь вернулся. Спустя еще некоторое время р. Шах опять показался на крыльце — он прошел несколько метров в сторону ешивы и снова, решительно развернувшись, скрылся за дверью своего дома. Очевидно, он не был уверен, что докопался до истины, — а раз так, он физически не мог подняться на кафедру (Avrohom Birnbaum Lifelong Simchas Torah, p.22).

«Когда я готовлю урок, я болен этим уроком, — признавался он в беседе с одним из своих студентов. — Я обдумываю его, и когда ем, и когда засыпаю, и даже во время самого сна». И действительно, по свидетельству близких к нему людей, в ночи перед уроком р. Шах каждые несколько минут вскакивал с кровати и, омыв руки, бегом направлялся к книжной полке, чтобы уточнить что-то в одной из книг (И сихати с.11).

Его страстное стремление к истине захватывало студентов, создавая в ешиве атмосферу увлеченного совместного творчества.

Рав Реувен Эльбаз в своем выступлении в дни траура по р. Шаху вспоминает, как он со своими товарищами по государственной школе, где тогда обучался, впервые посетил ешиву Поневеж: «Войдя в учебный зал, мы были потрясены видом огромной ешивы, где, несмотря на поздний час, сотни еврейских юношей, разбившись на пары, с жаром изучали Талмуд. …И вдруг — гром и молнии! — невысокий старик (это был р. Шах) и его молодой хаврута (напарник по учебе) вскочили со своих мест, вступив в яростную дискуссию… Огонь сошел с Небес, и все вокруг было озарено его светом и опалено его жаром! Я не понимал ни слова, так как был далеко от них, но у меня не оставалось никаких сомнений — здесь и сейчас находится гора Синай! Это святое место и это святой человек, и учить Тору я буду только здесь!»

Р. Шах относился к ученикам с величайшим уважением и сердечным вниманием, как к собственным сыновьям.

Студенты слышали, как по дороге из дома в ешиву он шепотом произносил: «Вот я готов и призван выполнить заповедь “И обучайте своих сыновей” (Дварим 11:19)» (И сихати с.12).

К каждому из учеников — даже к самым юным из них — он обращался на Вы. Когда кто-то из студентов подходил к нему с вопросом, р. Шах, даже в очень преклонном возрасте, поднимался со своего места и беседовал стоя. Порой в утренние часы ученики обращались к нему один за одним, и, в знак уважения к ним, он оставался на ногах по три-четыре часа подряд (там же р.21).

Он часто повторял студентам: «Але кенен верен гройс!» (Каждый может стать великим!), и пояснял: просто следует заниматься систематически и настойчиво — «изучая лист Талмуда, повторять его, как минимум, от пяти до десяти раз, изучая трактат, добиваться его полного понимания» (там же с.105-106).

В своей повседневной жизни он сам был ярчайшим образцом душевной организованности и самоотверженного служения Творцу.

По свидетельству его близких, он никогда не спал более двух часов подряд. Когда он просыпался посреди ночи, он немедленно вставал с кровати и полностью одевался, а лишь затем смотрел на часы. Порой он убеждался, что проспал всего пол часа и возвращался в кровать. В четыре часа утра он, как правило, уже вставал окончательно: в течение двадцати-тридцати минут он читал Теилим, затем недельную главу Торы с арамейским переводом, а потом принимался за Талмуд и книги законоучителей. За двадцать минут до начала утренней молитвы он уже приходил в ешиву (Avrohom Birnbaum Lifelong Simchas Torah, p.22).

Его пунктуальность вошла в легенду — на любой урок в ешиве, на церемонию обрезания или на свадьбу он всегда приходил точно в минуту, указанную в расписании или в приглашении (там же с.32).

В 5722 /1962/ году, в возрасте шестидесяти восьми лет, р. Шах в первый раз пережил серьезную операцию.

Еще до того, как врачи задействовали средства анестезии, он погрузился в обдумывание сложнейшего талмудического вопроса, занимавшего его в последнее время. После операции, когда наркоз начал медленно проходить, первыми произнесенными им словами были слова из этого фрагмента Талмуда (там же).

Через несколько дней после операции к нему в палату зашел врач и, увидев на тумбочке пачку сигарет, строго предупредил: «Если вы хотите сохранить здоровье и прожить долгую жизнь, курить вам запрещено!». В тот же миг р. Шах принял твердое решение: больше не курить — и, по его собственному свидетельству, с тех пор никогда не испытывал к сигаретам никакой тяги. Отвыкание от многолетней привычки прошло у него без всякой внутренней борьбы — одним ясным осознанием связанного с нею вреда. Тогда же, в больнице, врачи рекомендовали ему не есть сладкую выпечку — и последующие сорок лет он строжайшим образом следовал данной рекомендации, не испытывая при этом никаких «душевных терзаний» (И сихати с.33).

На материале своих алахических исследований р. Шах написал фундаментальный комментарий на кодекс Рамбама Мишнэ Тора (Повторение Торы). Этот многотомный труд он назвал Ави Эзри («Мой отец — моя поддержка») — в память о своем отце, р. Эзриэле Шахе.

Его книга получила широчайшее признание в еврейском мире. Тем не менее, р. Шах настоял на том, чтобы ее не было в библиотеке его ешивы, поскольку не желал отвлекать студентов от изучения гораздо более важных, с его точки зрения, книг мудрецов прошлых поколений (И сихати с.30).

После смерти р. Йосефа-Шломо Каханмана, последовавшей в 5729 /1969/ году, р. Шах стал фактическим руководителем огромной ешивы.

В 5730-е /1970-е/ — 5740-е /1980-е/ годы ешива Поневеж стала самой крупной и авторитетной в еврейском мире. Сотни учеников р. Шаха заняли посты руководителей общин и ешив не только в Земле Израиля, но и в десятках стран Америки и Европы.

В этот период р. Шах принял на свои плечи груз духовного главы поколения. Он был избран на пост наси (председателя) Моэцет гдолей Тора (Совета выдающихся знатоков Торы) — руководящего органа всемирной конфедерации харедимных общин Агудат Исраэль (Единство Израиля). Он возглавлял Ваад аешивот (Совет ешив), созданный для оказания материальной помощи ешивам Земли Израиля, а также организацию Хинух ацмаи, занимающуюся развертыванием сети школ и ешив независимой системы образования, основанной на ценностях Торы.

Обладая столь значительным авторитетом и властью, р. Шах противостоял любым изменениям в области традиционного еврейского образования.

Когда в 5748 /1988/ году в Земле Израиля была создана ешива для американских студентов, в которой, по требованию родителей, преподавались также общеобразовательные предметы, р. Шах решительно выступил против этого начинания, назвав его «пробоиной в крепостной стене, защищающей ешивы Святой Земли», — ведь было ясно, что вслед за «американской» ешивой неминуемо появятся ее местные, израильские, аналоги и, в конце концов, традиционная система обучения будет изменена (И сихати с.30-31).

Он выступал и против перевода Талмуда на английский язык, предпринимаемого группой знатоков Торы для нью-йоркского издательства Месора-Артскролл. Когда ему показали уже изданный том перевода, р. Шах заплакал и сказал: «Если бы я был хорошим евреем, я бы разорвал на себе одежды в знак траура» (там же с.44).

Р. Шах увидел «великую опасность для мира Торы» и в новом израильском издании Талмуда, которое начало выходить в свет в 5749 /1989/ году. Это издание было подготовлено и прокомментировано выходцем из академической среды, израильским математиком, возвратившимся к соблюдению законов Торы. Его комментарии, значительно упрощавшие освоение текста, вместе с тем лишали Талмуд его уникальной многомерности и глубины. К тому же, желая облегчить для читателей знакомство с Талмудом, составитель перевел арамейский текст на современный иврит и изменил традиционную структуру дафа (листа Талмуда). Первоначально р. Шах попытался объединить в борьбе против этого начинания всех духовных лидеров поколения — но и убедившись, что некоторые из них даже поддерживают «новатора», он продолжил отстаивать «правду Торы» — так, как он ее понимал (там же).

Он также отказался поддержать детское издание Мишны с рисунками, облегчающими понимание текста. В своем подходе к подобным проблемам он исходил из принципа, сформулированного р. Моше Файнштейном: «изучение Торы должно быть сопряжено с тяжелым интеллектуальным трудом» — и поэтому «запрещено вводить какие-либо изменения, облегчающие эту работу» (там же).

Не являясь ни партийным идеологом, ни политиком, р. Шах, тем не менее, оказывал мощное влияние на течение политической жизни в государстве Израиль.

В течение многих лет его выступления на открытии летнего семестра в ешиве передавались государственными радиостанциями в прямом эфире, а затем политические комментаторы и корреспонденты СМИ пытались по отдельным оброненным «намекам» угадать предстоящие изменения в политической жизни. По инициативе р. Шаха были созданы две значительные харедимные партии: в 5744 /1984/ году, перед выборами в Кнессет одиннадцатого созыва, появилось движение ШАС, выражающее интересы сефардской общины, а в 5748 /1988/ году в результате острых разногласий внутри Агудат Исраэль перед следующими выборами возник список «литваков» Дегель аТора. В день выборов 5749 /1988/ года р. Шах, которому уже исполнилось девяносто пять лет, пешком прошел значительное расстояние до избирательного участка и проголосовал, чтобы поддержать созданную им партию в ее первом политическом испытании (И сихати с.30; R. Nachman Zakon The Jewish Experience p.213; Emes, above all, p.27).

Его оценки происходящих событий отличались взвешенностью и трезвой реалистичностью.

В 5751 /1991/ году, в дни войны в Персидском заливе, десятки иракских ракет упали на Тель-Авив и Рамат-Ган, причинив серьезные разрушения, однако соседний с ними харедимный Бней-Брак, где жил р. Шах, оставался в полной неприкосновенности. Один СКАД пронесся на небольшой высоте прямо над Бней-Браком, но разорвался по другую сторону улицы, отделяющей этот город от Рамат-Гана. На следующее утро один из учеников сказал р. Шаху, что «в этом чуде видна направляющая рука Всевышнего, отделившего Своих слуг от тех, кто нарушает Его законы». «И Вы тоже взялись повторять эту ерунду, — огорченно вздохнул р. Шах. — Говорить так — это просто гордыня! Неужели Вам могло прийти в голову, что мы, действительно, достойны таких чудес. Наоборот, следует сказать: из-за нас обрушилась эта буря!» (И сихати с.42).

Однако, вопреки мнению самого р. Шаха, многие приписывали чудесную «неприкосновенность» Бней-Брака именно его присутствию в этом городе. Когда на заседании высших полицейских чинов Израиля были отмечены на карте места попадания иракских СКАДов, оказалось, что многие из них упали в Рамат-Гане точно по границе с Бней-Браком — несмотря на то, что эта граница проведена в местах сплошной застройки самым причудливым и произвольным образом. Заместитель начальника тельавивской полиции пояснил собравшимся, что «в Бней-Браке живет такой пожилой человек, рав Шах, и его заслуги перед Б-гом защищают этот город» (Из выступления р. Шульзингера в дни траура по р. Шаху).

И в последние годы жизни, преодолевая слабость и возрастные недуги, р. Шах продолжал свое самоотверженное служение Всевышнему.

Летом 5753 /1993/ года, на сотом году жизни состояние его здоровья значительно ухудшилось, и ему пришлось пройти серию медицинских проверок. Вопреки его жалобам на прогрессирующую слабость, врачи пришли к заключению, что «весь организм, кроме глаз, на сто процентов здоров, как у молодого человека». «Я не могу чувствовать ваших субъективных ощущений, — сказал ему лечащий врач, — но объективно вы на сто процентов в порядке» (там же с.26-27).

В этот период он стремительно терял зрение и сетовал, что «без изучения Талмуда жизнь лишается для него смысла».

В 5754 /1994/ году р. Шах перестал давать уроки в ешиве. Тем не менее, преодолевая недомогание, он старался посещать синагогу и молиться в миньяне. Когда он чувствовал, что не осталось сил идти и даже просто стоять, то уговаривал сам себя: «Возможно, это последняя молитва в моей жизни, как же мне не прочитать ее вместе со всей общиной!» «Подбодрив» себя таким образом, он вставал и шел в синагогу, и стоял на протяжении всей молитвы — так, что окружающие даже «не замечали в нем никаких признаков утомления» (там же с.15-16).

Зимой 5757 /1997/ года он пожаловался одному из учеников: «Больше не могу ни учиться, ни молиться» — и безутешно разрыдался (там же с.39).

В нисане 5758 /1998/ года, когда р. Шаху исполнилось сто четыре года, состоялось его последнее публичное выступление. Он сказал: «Евреи могут не бояться никаких угроз и опасностей, — но только в том случае, если они следуют своему особому назначению. Все, что обсуждают и замышляют народы мира, — тщетная суета, потому что все зависит только от Творца мира, и помимо Него, нет никакой иной силы».

В этом выступлении как бы через головы своих взрослых слушателей р. Шах обратился к юным ученикам ешивы, оставшимся без его поддержки и наставления. Он предупреждал их о нависшей над их головами опасности, говоря: «Улица сегодня ужасна, она полна духа идолопоклонства. Люди улицы мечутся в погоне за призраками… Сегодня не следует смотреть на улицу даже краем глаза, потому что она очень опасна и своим влиянием делает мышление человека грубым и примитивным». Он сетовал, что в ешивах и колелях не изучают Мусар — не работают систематически и последовательно над совершенствованием качеств характера.

В последние годы жизни р. Шах не раз, чувствуя серьезное недомогание, начинал, рыдая, произносить Видуй — предсмертную исповедь. По свидетельству близких к нему людей, в эти минуты его лицо «становилось подобным лику ангела» — он «совершенно освобождался от материальности» и «пребывал уже в ином мире» (И сихати с.19).

В один из последних его дней, на рассвете, когда р. Шах уже находился в реанимационном отделении больницы, врачи констатировали наступление смерти — полное прекращение мозговой и сердечной деятельности. И тогда произошло событие, потрясшее всех присутствовавших, — как только его внук наложил на голову и руку «умершего» тфилин, уста р. Шаха начали произносить слова утренней молитвы.

Р. Элазар-Менахем-Ман Шах был призван в Небесную Ешиву шестнадцатого хешвана 5762 /2001/ года — в возрасте ста семи лет.

В его похоронах участвовало около четырехсот тысяч человек.