В кругу великих 1

Глава первая

МУДРЕЦ ТОРЫ И ВИДЕНИЕ ЕГО

Однако нет у него права отдаляться от людей его поколения и уединяться в роскошных залах в богатстве и усладе; выпало в удел ему сойти с горы к народу, разделив с ним тяготы его[1].

Нашему поколению не довелось узнать нашего учителя Хазон Иша при его жизни. Мы способны оценить его величие в Торе — его книги являют собой краеугольный камень здания Торы для каждого, кто посвятил себя ее изучению; но тот, кто не знаком с эпохой, в которую он жил и работал, никогда не сможет оценить вклад нашего учителя в формирование облика всего поколения.

В этой главе я хотел бы охарактеризовать положение «нового ишува» — «нового» еврейского населения страны Израиля, каким оно было в момент приезда нашего учителя в 5693 (1933) году, и переворот, который он здесь произвел. Это была революция, совершенная одним человеком, который делал свое дело без солдат, без денежной поддержки и без аппарата помощников. Человек, который всю свою жизнь был слаб от природы и жил чрезвычайно стесненно. Единственным его оружием были духовная мощь и отвага, с которой он дерзнул вступить в бескомпромиссную борьбу с общепринятыми воззрениями, безраздельно владевшими умами в ту пору, также и в религиозной среде, включая (тех, которые называют себя) харедим[2], — и он действительно удостоился поставить на ноги целое поколение бней Тора (в буквальном переводе «сынов Торы»; в единственном числе — бен Тора) — преданных знатоков Торы, Б-гобоязненных и достигших духовного совершенства[3].

«Я нашел здесь пустыню и хотел насадить в ней Тору»

Читатель, который не видел, в каком положении находилось еврейское население страны Израиля в 5693 (1933) году, в момент приезда нашего учителя, или даже в 5699 (1939) году, когда я сам приехал сюда, не в состоянии представить себе, — и даже после того, как прочтет эти строки, — что всего пятьдесят-шестьдесят лет назад в духовном отношении страна была совершеннейшей пустыней. Это была не просто «яма пустая, в которой нет воды»[4], но также, словами наших мудрецов, «змеи и скорпионы есть в ней»[5].

В ту эпоху считалось почти несомненным, что все относящееся к славному прошлому народа Израиля устарело и кануло в прошлое. Сионизм, «пионерство»[6], осушение болот и ожидание основания независимого государства, в котором можно будет жить, как все народы[7], — вот что находилось в центре внимания большинства жителей страны и служило источником вдохновения.

Понятие бен Тора — человек, преданный изучению Торы, — сделалось тогда далеким и совершенно чуждым. Даже тот, кто посылал сыновей в ешиву тихонит[8], считался «очень религиозным». В такой ситуации неудивительно, что в «новом ишуве» не было ни одной ешивы традиционного типа (в которой все время посвящается усиленному изучению Торы), как я расскажу об этом далее.

При подобном положении дел ни один человек даже подумать не мог о возможности такого духовного расцвета, какой видел наш учитель в своих думах и мечтаниях. Немногие, еще хранившие верность Торе Израиля и святыням еврейства, не осмеливались даже помыслить о возможности вступить в конфликт с новым руководством и оспаривать сионистское мировоззрение или мировоззрение движения «Мизрахи»[9], пронизанное ощущением приниженности (перед господствующей идеологией светского сионизма) и изначально готовое на всяческие компромиссы и уступки. Посеять в этом обществе семена, из которых произрастет община харедим, какой мы ее видим сегодня, — подобная задача представлялась тяжелой и столь же нереальной, как насадить цветущий сад в сухой пустыне.

В эту пору страна наша удостоилась приезда нашего учителя.

И вот, после того, как в течение почти пятидесяти лет наш учитель неизменно вел замкнутый образ жизни, он открылся в нашей стране во всем своем сиянии, благодаря наставнику всех общин[10], раби Хаиму Озеру (Гродзенскому), который написал о нем в своем письме: «Лев поднялся из Бавеля[11]». Хазон Иш приехал в твердом убеждении, что здесь нужно изменить все до основания и вернуть Торе ее былую славу, не делая в том ни малейших уступок. Он сразу же приступил к тому, чтобы укреплять чистое, основанное на Торе мировоззрение и соблюдение всех заповедей, во всех их деталях и тонкостях, включая те, которые связаны с землей Израиля[12].

Наш учитель принял решение обосноваться и начать свое святое служение именно в «новом ишуве», в Бней Браке, который был тогда маленьким поселением. О причинах этого сообщил мне рав Вознер со слов самого нашего учителя, который сказал ему так: «Иерусалим — город, в котором множество праведников и больших мудрецов Торы, а в «новом ишуве» я нашел пустыню и пожелал насадить в ней саженцы Торы; поэтому я приехал в Бней Брак. И вот, (в случае неудачи) я пойду в Геином (ад) вместе с жителями этого города; но если удостоюсь успеха, то благодаря им попаду в райский сад».

Тем, кто слышал тогда о его планах, они казались сном. Они наверняка спрашивали себя: какими силами намеревается наш учитель, человек болезненный и тщедушный, поднять восстание против огромного нерелигиозного большинства, в руках у которого — все ключи от власти?

Восстановление независимости общины харедим

Наш учитель поставил себе целью восстановить и поставить на прочную основу независимость общины боящихся слова Б-жьего (харедим), так, чтобы она находилась под руководством только величайших мудрецов Торы, без всяких компромиссов и уступок, причем главной силой при достижении этой цели должны быть бней Тора и ешивы; на эту тему я приведу один пример.

В 5700 (1940) году, в месяце адар, в один из моих приездов к учителю, я зашел помолиться минху (послеполуденную молитву) в одну из синагог Бней Брака. Там собралось большое общество харедим, и меня, жителя Тель-Авива, не привыкшего к подобному зрелищу, это очень растрогало.

Придя к учителю после молитвы, я выразил перед ним свои чувства и сказал, что в Бней Браке передо мной открылся новый мир, — ведь здесь, в отличие от Тель-Авива и других городов и селений, есть большая община боящихся Б-га! Учитель поправил мои слова, чуть усмехнувшись: ты хотел сказать, что здесь много молящихся? Наша обязанность — сделать их действительно боящимися Б-га и трепещущими перед Ним! Он хотел сказать: действительно, здесь, в Бней Браке, много молящихся, но в данный момент они пока недостаточно Б-гобоязненны; они — лишь «молящиеся».

Для того, чтобы мы могли понять, что тревожило и мучило нашего учителя, я приведу здесь отрывок из опубликованного в то время его воззвания, направленного против широко распространенного в те дни в Бней Браке вида нарушения субботы — доения (коров или коз). Из этого воззвания мы видим, насколько неприглядным было духовное состояние «нового ишува» в тот период; сегодня невозможно поверить в возможность чего-либо подобного. Наш учитель писал там, среди прочего, следующее:

Волнуется дух мой во мне; подумал я: выскажусь — и станет мне легче. Наш замечательный город, слава и краса «нового ишува», называемый (вторым) Иерусалимом… Наш город, осененный знаменем Торы, крепость еврейства, ценой жизни готовый отстаивать святость субботы… И вот, внезапно ослабли руки его, — на наших глазах занимаются в нем дойкой в субботу, и некому за это пристыдить! И кто же они, осквернители субботы? Не чужаки, не «свободные» (безбожники)! Братья наши, плоть от плоти нашей, из стана нашего, — люди, голова которых увенчана тфилин; кисти-цицит — в одежде их, мезузы — при входе в их дом… Они, распевающие субботние гимны в святом воодушевлении: «Всякий хранящий субботу по закону, чтобы не осквернить ее», «Возрадовался Моше участи своей»; те самые харедим, — боящиеся Б-га, как положено по закону, — оскверняют (субботу), упаси Б-же, тем, что доят в субботу, а ведь это — запрещенная в субботу работа, согласно закону Торы, о которой заповедано: не делай никакой работы, и в день седьмой пребывай в покое!

(Ковец игрот, ч. 1, 94)

Это воззвание наш учитель опубликовал в 5696 (1936) году — через три года после своего приезда в страну, уже после того, как он назвал Бней Брак «Иерусалимом нового ишува»; из этого становится ясным, что он имел в виду, говоря: «в новом ишуве я нашел пустыню».

Могут ли молодые люди, знакомые с сегодняшним Бней Браком, представить себе подобную реальность?

Во всем Бней Браке была всего одна талмуд-тора[13], а во всем «новом ишуве» — всего одна ешива, соответствующая литовской традиции, — ешива «Ломже» в Петах Тикве. (Ешива «Эйхаль а-талмуд» в Тель-Авиве была колелем — учебным заведением для женатых учащихся. Две ешивы «Бейт Йосеф-Новардок», одна — в Тель-Авиве, которую возглавляли рав Виткинд и рав Вайнштейн, и вторая — в Бней Браке, во главе которой были рав Шецигель и наш учитель, рав Каневски, вели борьбу за свое существование из-за недостатка учащихся). Да и в той единственной «литовской» ешиве «Ломже» учащиеся были в основном не из «нового ишува» страны Израиля, а из Литвы, откуда они бежали, спасаясь от призыва в армию. Во всем «новом ишуве» невозможно было набрать достаточно учеников для создания даже одной ешивы!

В соответствии со всем этим также и положение раввинов было самым незавидным. Только те из них, которые соглашались получить членскую книжку движения «Мизрахи», могли работать в раввинской должности…

Переворот в «новом ишуве»

Тому, кто не удостоился быть в тесной близости с нашим учителем, не понять, кем был этот человек, — и какие были у него силы.

Тот, кто не видел ту эпоху, эпоху «духовной пустыни», не сможет понять, что свершил наш учитель в «новом ишуве».

Если мы вглядимся в духовный облик «нового ишува» в час кончины Хазон Иша и оглянемся назад, сравнивая этот облик с тем, каким он был в дни, когда наш учитель приехал в страну Израиля, то увидим, что между этими двумя событиями произошел подлинный духовный переворот, — притом, что речь идет не о столетиях, а всего лишь о промежутке времени между 5693 (1933) г. и 5714 (1953) г.[14]

Когда Хазон Иш приехал в страну в 5693 (1933) году, он нашел «духовную пустыню» в «новом ишуве», — и даже три года спустя, в 5696 (1936) году, все еще доили по субботам в Бней Браке. А в час его кончины уже возвышались в своем великолепии ешивы «Поневеж» и «Слободка», и были созданы еще десятки ешив в Бней Браке и по всей стране. Наш учитель был тем, кто заложил основы для создания этих ешив, а во многих случаях, — возможно, даже во всех, — внес реальный вклад в их создание.

Подавляющее большинство харедим, прибывших в страну Израиля раньше нашего учителя, присоединились к движению «Мизрахи» и, как мы уже упоминали, никто из них не посылал сыновей в ешивы. Хазон Иш произвел переворот во взглядах многих родителей. Он поднял авторитет мудрецов Торы и глав ешив, приехавших в страну, и внедрил в общественное сознание понимание важности изучения Торы и ешив, и таким образом создал предпосылки для их основания.

Не только в Бней Браке была раскинута его сеть. Он беспокоился обо всем «новом ишуве». Великий мудрец Торы, р. Аарон Йеуда Лейб Штейнман[15], состоявший в руководстве ешивой «Хафец Хаим» молодежного движения «Агудат Исраэль» в Кфар Сабе и обосновавшийся там на жительство, несколько раз искал возможность перебраться жить в Бней Брак, но наш учитель удерживал его от этого, убеждая его, что он обязан жить именно в таком месте, которое нуждается в укреплении еврейского образа жизни (по законам Торы).

Мне известны еще немало подобных случаев, когда учитель отвечал людям, просившим у него совета, чтобы они не переезжали из других поселений в Бней Брак, так, чтобы люди, преданные Торе, были в «новом ишуве» повсюду.

Мне вспоминается, как один достойный уважения человек, живший в Хадере, который беспокоился о воспитании своих детей и хотел переехать в место, где легче жить согласно заповедям Торы, получил от нашего учителя ответ, что ему следует остаться в Хадере и заботиться о том, чтобы также и там была еврейская жизнь. С другой стороны, другой житель Хадеры, тоже просивший совета о переезде, получил утвердительный ответ. И когда он спросил, почему такому-то человеку было сказано, чтобы он оставался в Хадере, учитель ответил ему: я советую каждому в соответствии с тем, что он собой представляет. Тот человек преуспеет и духовно вырастет даже в нерелигиозной среде, и потому он должен жить там ради блага того места, но ты сможешь больше преуспеть и вырасти в среде харедим, поэтому тебе следует жить в Бней Браке.

Раби Дов Яффе однажды спросил нашего учителя, следует ли позаботиться о том, чтобы привлечь всех молодых учащихся ешив в период каникул к работе по спасению детей новых репатриантов[16]. Хазон Иш отозвался об этом отрицательно и сказал: «Если молодой учащийся покинет ешиву ради других занятий на несколько недель, то он, возможно, уже не вернется. А ведь почти от каждого из них можно ждать, что он станет великим в Торе!» О людях определенного круга, которые видели высшую ценность в том, чтобы помогать в духовном росте другим, он отозвался так: «Самая большая помощь другим — это поднимать самого себя. Человек, поднимающийся по ступеням совершенства, помогает многим».

Наш учитель видел будущее еврейской жизни в стране только на путях открытия еще и еще ешив и талмуд-тор. В беседе с сатмарским ребе, в которой тот выдвигал предложения о том, как поднять силу и влияние еврейских ценностей, Хазон Иш ответил ему так: «Я говорю вам: еще ешива и еще ешива; еще талмуд-тора т еще талмуд-тора; еще урок Торы и еще урок; еще учебное заведение, дающее еврейское образование, и еще… Более этого мы ничего не можем сделать до прихода праведного царя Машиаха» (большой мудрец Торы, рав Ш. Вознер, участник той беседы).

Восстановление соблюдения заповедей, связанных с землей Израиля

Соблюдение заповедей, связанных с землей Израиля, — возношений и десятин[17], и в особенности — заповеди шмиты (седьмого года)[18], которые сегодня, слава Б-гу, приняты всеми боящимися слова Б-жьего так же, как и все остальные заповеди, в те времена пребывало в самом неблагополучном состоянии. Люди, приехавшие из стран рассеяния, не были привычны к их соблюдению с детства, и из-за этого им было тяжело начать соблюдать их.

В особой степени выдвигались возражения против заповеди седьмого года. Говорили, что о том, чтобы соблюдать ее, не может быть и речи, поскольку здесь возникает тяжелый вопрос: «А если скажете: что же мы будем есть в седьмой год, когда мы не будем ни  сеять, ни убирать урожая нашего?»[19], и неизбежный вывод из этого состоит в том, что придется воспользоваться «разрешением, основанным на продаже земли»[20].

Но наш учитель был против подобного метода решения вопроса. Он был проникнут сознанием того, что Тора дана нам для исполнения, что она — «Тора жизни». Он начинает с руководства реальным исполнением заповеди седьмого года в одном кибуце — «Хафец Хаим». Он заботится не только об изучении законов седьмого года, почти начисто забытых, но также и о денежной поддержке, чтобы кибуц мог выстоять в этом испытании. Он шлет письма на эту тему раву Хаиму Озеру, и вместе они оказывают поддержку земледельцам, соблюдающим законы седьмого года.

В то время как все дружно заявляли, что соблюдение этой заповеди влечет смертельную опасность, ибо невозможно, чтобы земледельцы на протяжении целого года не производили никаких работ на своих полях, наш учитель энергично действовал во благо исполнения указанной заповеди. Он вложил огромные силы, убеждая и воздействуя на людей, взял на себя нескончаемый, изнурительный труд по практическому руководству и наставлению, — и ему сопутствовала удача. Насколько невозможным представлялось изменение ситуации, мы можем судить из следующего письма, в котором наш учитель поэтическим языком обрисовывает положение вещей в то время:

Я — фермер, питаюсь тяжкими трудами рук своих. И вот подходит год седьмой, и мне, потомку народа жестоковыйного, закрался в сердце упрямый замысел: исполнить законы этого года во всех их деталях. Был я, один как перст, посмешищем для всех моих соседей: «Возможно ли? Чтобы нам не сеять и не убирать? Ведь невозможно воевать с реальностью!»

Однако упрямство мое помогло мне, и хотя всякий, у кого есть мозги в голове, понимает, что невозможно соблюдать законы седьмого года, и заповедь эта дана лишь тому, у кого в закромах — запас урожая на три года, и не подобны последние поколения первым, — вопреки всему этому прошло уже полгода, и реальность одаряет меня своей любовью!

Я посеял все до (еврейского) Нового года, в шестом году. В седьмом году я почивал, не пахал и не сеял. В отношении урожая (посева) шестого года, выросшего в седьмом году, я соблюдаю правила святости седьмого года[21] и ем его в соответствии с этими правилами, и надеюсь примириться с действительностью, — или, вернее, надеюсь на то, что действительность примирится со мной, — в следующем полугодии. Мои же соседи, смеющиеся надо мной, пахали и сеяли в седьмом году, — и действительность воевала с ними с гневом и яростью, и погубила весь их урожай проливными дождями и ливнями.

И вот моя нижайшая просьба к тем, кто разрешает (не соблюдать законы седьмого года): да простят они мне мое непослушание и да соизволят, по доброте своей, исследовать еще раз эти вещи; быть может, мозг в их головах теперь уже поймет, что Тора не подлежит замене и что соблюдение законов седьмого года зависит лишь об желания.

(Ковец игрот, ч. 2, 69)

Хазон Иш не отступил перед экономическими трудностями. Обеспечение пропитания земледельцев, соблюдающих законы седьмого года, и приобретение плодов, в отношении которых не было подозрения, что они являются плодами седьмого года, стоило огромных денег. Однако, хотя это и была тяжелейшая миссия, нашему учителю она не казалась неисполнимой, и он лично заботился о финансировании расходов и обо всем, что было необходимо.

Сегодня, когда уже есть, слава Б-гу, несколько тысяч земледельцев, соблюдающих законы седьмого года, и все без исключения боящиеся слова Б-жьего тщательно соблюдают эти законы, как и законы возношений и десятин, невозможно поверить, до какой степени эти заповеди были забыты и заброшены! Тому, кто сегодня оглядывается назад и слышит, какое положение существовало тогда, трудно поверить, что так действительно было. Однако нам, жившим в то время, было трудно поверить, что нашему учителю удастся произвести такой переворот, результаты которого мы видим сегодня.

«Он способен вырвать из земли крепкое дерево»

Энергия и напор нашего учителя были совершенно необычайными. В особенности он выступал против настроений отчаяния, выражаемых у людей словами «невозможно», «у нас нет на это сил», «мы — ничтожное меньшинство»… Сказано в Торе: «Ибо заповедь эта, о которой Я повелеваю тебе ныне… не на небесах она… Ибо близко тебе это дело чрезвычайно; в устах твоих и в сердце твоем исполнить его» (Дварим, 30:11—14), и наш учитель воспринимал эти слова согласно их простому смыслу и толкованию наших мудрецов, которое приводит там Раши: «Если бы (Тора) была на небесах, ты должен был бы подняться за ней, чтобы учить ее». На него также не производили впечатления слова, которые ему так часто говорили: «Учитель! Достичь этого — все равно, что подняться на небо!»

Тому, кто не был в тесной близости с ним, трудно представить себе, какие силы были у него. Это было непостижимо. Ведь наш учитель был физически слабым человеком; тело его было изнурено тяжелыми трудами над Торой, которой он занимался днями и ночами, на протяжении десятков лет, осуществляя буквальным образом сказанное нашими мудрецами: «Слова Торы обретают жизнь только в том, кто умертвляет себя ради них» (Шабат, 83б). Стоящий против него видел человека тщедушного и слабого, который может в любой момент упасть. Его слабость достигла того, что ему было трудно сидеть на стуле, и он, как известно, принимал посетителей лежа в кровати.

С другой стороны, его духовные силы были необъятны. Для него не существовало никаких границ; ничто не считалось невозможным. Он бросал вызов всем общепринятым мнениям, которые казались ему неверными. Он объявил войну всем ложным божествам, которым поклонялись в «новом ишуве», — тогда, когда ни одному человеку не приходила в голову даже мысль выступить против них. Таким путем действовал наш учитель в двух сферах — практической и духовной.

Как-то мне довелось услышать из уст нашего учителя, рава из Бриска следующие слова на эту тему: «У Хазон Иша, человека слабого, есть силы для противоборства, и он даже способен вырвать из земли крепкое дерево со всеми корнями, когда он видит, что в этом есть нужда. У меня же нет подобных сил, и поэтому я стараюсь уничтожать ядовитые семена, способные произвести негодные плоды, прежде чем они прорастут».

Люди, окружавшие нашего учителя, понимали тот простой факт, что источником всего была сила его веры, — как и у праотца нашего Авраама, который, придя к осознанию того, что у мира есть Хозяин, получил силы противостоять в одиночку всему миру и даже разбить идолов своего отца. Таким же был и наш учитель, — всю свою жизнь он смотрел только в Тору. И вот как он ответил на вопрос одного видного раввина, спросившего его, каким образом он отдает перевес той или иной стороне и принимает постановления в сфере еврейского закона, не будучи знакомым с тем, что происходит «на улице»: «Я принимаю постановления не на основе происходящего «на улице», а на основе книги Шулхан арух[22]! Я не желаю знать, чего хочет «улица» и что там говорят, поскольку нельзя принимать постановления, руководствуясь тем, что видят «на улице»!» Подобными словами он категорически отвергал периодически предъявляемые ему претензии в том, что его постановления принадлежат к разряду «непосильных для общества».

Кто кого сильнее?

Наш учитель сражался с теми, кто были сильнее его в тысячи раз — потому, что его взгляд на «силу» и «слабость» отличался от привычного для нас взгляда. Достаточно вспомнить здесь его титаническую борьбу против призыва девушек в армию и «национальную службу». Человек, слабый телом, он был убежден, что вместе с немногими людьми, полными истинной веры, он сильнее большинства. Когда во время визита к нему Бен Гурион стал угрожать, что закон о национальной службе для девушек будет проведен в жизнь силой, посредством армии и полиции, он ответил ясно и без колебаний: «Мы сильнее вас вместе с вашей полицией и армией!» И пояснил: «Сила полиции в том, что она может взять пистолет и стрелять. И это — сила, но только до тех пор, пока мы боимся, что в нас будут стрелять. Но когда вы придете навязать нам силой этот закон, мы распахнем рубашку, обнажим сердце и скажем полицейскому: можешь стрелять! Если так, то кто же сильнее: тот, кто хочет стрелять, или тот, кто готов получить пулю?!»… Бен Гурион понял это объяснение. (Рассказ об этом приведен полностью в 4-й главе).

Богаче Ротшильда

Однажды я услышал от него такие слова: «Я богаче Ротшильда!» И он объяснил это, красиво и образно: у Ротшильда есть только один кошелек — его собственный, а у меня — кошельки всех евреев… И действительно, наш учитель никогда не отступал перед экономическими трудностями. Когда, к примеру, ему говорили, что нет возможности открыть талмуд-тору или ешиву из-за недостатка денег, они всегда оказывались к его услугам без того, чтобы кто-нибудь знал, как они к нему попали. И это говорится о человеке, у которого была одна шляпа и один костюм — как полагали, те самые, в которых он вошел под свою хупу! Но он считал при этом себя богаче Ротшильда…

Еще ешива, и еще талмуд-тора…

Так это происходило, когда наш учитель видел необходимость открытия талмуд-торы во многих городах и селениях. Мне самому пришлось быть его доверенным лицом при основании одной талмуд-торы. Это было еще до создания государства. Он вызвал меня и сказал, что нужно открыть талмуд-тору в г. Рховот.

Я чрезвычайно удивился. Город Рховот в те дни с точки зрения духовной был слабее других мест. Я не мог понять: каким образом учитель сможет справиться с духовными аспектами проблем, связанных с этим делом? Кто вообще пошлет своих детей в эту талмуд-тору? Я не осмеливался спрашивать его. Я сказал себе: если учитель считает, что это — дело возможное, то нужно действовать. Однако по поводу денег я спросил: как мы сможем финансировать талмуд-тору, ведь ее содержание будет стоить очень дорого?

Хазон Иш ответил мне, чтобы я обратился к раву Карлинштейну в Тель-Авиве и сказал ему, что приехал по его поручению передать, что нужно открыть талмуд-тору в Рховоте; он поймет, что он должен делать.

Я не знал, что учитель имеет в виду, и еще больше удивился, когда вошел в квартиру рава Карлинштейна. Она была тесная и бедная; шаткие стулья возле стола… Я подумал, что ошибся адресом, но все же сказал, что прибыл по поручению нашего учителя, просившего передать ему, что нужно открыть талмуд-тору в Рховоте.

Услышав мои слова, рав сказал: «Если наш учитель так сказал — все в порядке! Так и будет!» Он открыл ящик, вынул пачку денег и сказал мне: «Я полагаю, что этой суммы хватит, но если потребуется еще, приезжайте еще раз. Если Хазон Иш говорит, что в Рховоте будет талмуд-тора, — там будет талмуд-тора; я дам деньги, нужные для этого».

Когда один глава ешивы жаловался перед нашим учителем на своих учеников — выходцев из восточных общин и говорил, что не заинтересован принимать их в большом количестве, поскольку не верит в их успехи в учебе, Хазон Иш спросил у него: «Если так, то как же вы изучаете труды Рифа и Рамбама?!»[23]

В другом случае наш учитель сам обратился к руководителю одной талмуд-торы и просил его, чтобы он принимал также и учеников — выходцев их восточных общин. Тот, однако, настаивал на том, что у него нет возможности принимать их, поскольку обучение у него ведется на языке идиш, которого выходцы из восточных общин не знают. Хазон Иш ответил, что в таком случае он обязан перевести учебу на святой язык (иврит), чтобы эти ученики тоже могли получить должное образование и воспитание.

Когда ему говорили, что существует херем (запрет) на то, чтобы вести учебный процесс на иврите[24], он ответил известной притчей о престарелом генерале, который требует от солдат, находящихся на линии фронта, занять боевые позиции точно таким же образом, как это было, когда он вел успешные сражения много лет назад, когда фронт проходил в совершенно других местах… — Так и здесь, — сказал учитель, — много лет назад велась война по поводу языка иврит, однако ныне она оставлена ради борьбы за другие вещи. Если разговорным языком в учебных заведениях общины харедим будет идиш, то сотни детей могут уйти в другие учебные заведения, и в результате ущерб будет больше, чем выигрыш.

«Победа зависит от нас»

То, как он справлялся с тяжелыми и сложными задачами, его убежденность в том, что можно сделать все и нет ничего невозможного, поскольку все зависит только от желания человека, воодушевляли всех находящихся рядом с ним. О всяком деле, которое, как он понимал, должно быть сделано, наш учитель говорил: «Сделаем это!» Волнение и душевный подъем охватывали нас при виде того, какие силы открываются у этого слабого человека, каждое дыхание которого требовало от него больших усилий.

Когда однажды я спросил его с отчаянием: «Ведь нерелигиозные здесь повсюду — подавляющее большинство, а мы — лишь неощутимое меньшинство… Какое же будущее есть у еврейства харедим здесь, в этой стране?»

Наш учитель разъяснил мне в простых словах, что нет места для беспокойства: «Исход противостояния между харедим и нерелигиозными будет решаться не в правительстве или Кнессете, а в наших семьях! Они сами приговаривают себя к исчезновению тем, что не заинтересованы иметь детей! Если только мы добьемся успеха в воспитании наших детей по нашим законам и обычаям — победа будет за нами!» Он напомнил мне известную историю о мудреце, который попросил у царя вознаграждение (за какую-то услугу) в виде пшеничных зерен, которые нужно положить на клетки шахматной доски, причем на первую клетку нужно положить два зернышка, а на каждую последующую — в два раза больше, чем на предыдущую. Царь, который вначале удивился столь скромной и странной просьбе, убедился в конце концов, что во всем его царстве нет требуемого количества зерна! «У нас, — закончил наш учитель, — в семье в среднем 8 детей, то есть 4 пары. У каждого из детей будет 8 детей, так что во втором поколении будет 16 пар. В  третьем поколении будут 64 пары, в четвертом — 256 пар, в пятом — 1024 пары, в шестом — 4096 пар, в седьмом поколении будет 32768 детей, то есть 16384 пар… В то время как у них сейчас — двое, во втором поколении тоже остаются двое (из-за естественной смертности родители здесь в расчет не принимаются), и также в третьем, четвертом и пятом поколении — их только двое… Нам остается лишь заботиться о том, чтобы наши сыновья и дочери действительно шли путями Торы…»

И действительно, мудрец имеет преимущество перед пророком; наш учитель предвидел перемены, которые должны были произойти в будущем. Для наглядности приведу некоторые данные Центрального статистического бюро (из Израильского статистического ежегодника, 2005, № 56, табл. 8.14). Оказывается, что за период с 5720 (1960) г. по 5765 (2005) г. доля учащихся в учебных заведениях, относящихся к системе образования харедим (по отношению к общему числу учащихся в стране) возросла с 6,6% до 25%, то есть почти вчетверо (на 278%). В то же время доля учащихся в системе государственных школ снизилась на 18,5%, а государственно-религиозных — на 28%.

Отмечу еще, что в Иерусалиме в 5765 (2005) г., согласно публикациям исследовательского центра «Махон Йерушалаим ле-хекер Исраэль», в системе государственного и государственно-религиозного образования было в общей сложности 62339 учащихся, а в системе образования харедим — 83223 учащихся, что составляет примерно 58% от учащихся во всей системе еврейских образовательных учреждений. В детских садах в государственных и государственно-религиозных заведениях было 9873 детей, а в заведениях харедим — 17874 детей, то есть почти вдвое больше. С 5760 (2000) г. по 5764 (2005) г. число учащихся в системе харедим выросло на 13%, тогда как в государственной и государственно-религиозной оно уменьшилось на 6%. Эти удивительные данные говорят сами за себя и подтверждают прозорливость нашего учителя.

Сила нашего праотца Авраама

Разглядеть и постичь его особую силу оказалось возможным лишь по прошествии времени. Я думаю, что в него было заложено нечто подобное силе нашего праотца Авраама. Сказал пророк Йешаяу: «Посмотрите на Авраама, отца вашего… Ибо единственным назвал Я его» (Йешаяу, 51:2). В чем же состоит смысл этого определения: «единственный»?

Наши мудрецы, будь благословенна их память, объяснили имя «Авраам-Иври[25]» следующим образом: весь мир — с одной стороны, а он находится на другой стороне (Берешит раба, 42:13). Сила эта, — то, что он осмелился в одиночку противостоять всему миру, — сослужила ему службу на вечные времена. Подобное этому было и в нашем учителе. Он противостоял в одиночку всем общепринятым истинам. Он поднялся на борьбу со всеми идолами «нового ишува», идеологическими мифами сионизма и «пионерства», против движения «Мизрахи» и раболепства перед нерелигиозными.

Рамбам написал о нашем праотце Аврааме (Илхот аводат кохавим, 1:3) следующее:

С того момента, когда он был оторван от материнской груди, он начал размышлять, — будучи еще маленьким ребенком, — и думать днями и ночами. Он удивлялся: как возможно, чтобы колесо бытия вращалось постоянно, — и не было бы у него того, кто управляет и движет им… пока не вышел на путь истины… и узнал, что есть Б-г, единственный, и Он руководит ходом вещей, и Он сотворил все, и нет во всем сущем Б-га, кроме Него…

После того, как Авраам дошел своей мыслью и познал это, он начал возражать жителям Ур Касдима (своего родного города), вступать с ними в спор и говорить: путь, которым вы идете, — это не путь истины. Он разбивал изваяния идолов и начал проповедовать в народе, что не следует служить никому, кроме Б-га (всего) мира, и перед Ним подобает падать ниц, приносить Ему жертвы и возливать перед Ним вино, — так, чтобы узнали Его все будущие творения…

После того, как (Авраам) одолел (противников в споре) силой своих аргументов, царь захотел убить его. Но для него свершилось чудо, и он ушел в (город) Харан. Он начал выходить к людям, обращаясь ко всему народу, и взывать к громким голосом, возвещая, что есть единый Б-г во всем мире, и Ему следует служить. Так он шел и возвещал, пока не пришел в землю Кнаан, — и (также в ней продолжал) взывать, как сказано: «И взывал там именем Г-спода, Б-га (всего) мира» (Берешит, 21:33)… пока не собрались к нему тысячи и десятки тысяч  (учеников), и они — люди дома Авраама; и он насадил в их сердцах эту великую основу (веру в единого Б-га).

В своей книге Мишне Тора Рамбам, как правило, приводит только законы, но здесь он изменяет своим обычаям и считает уместным привести длинные выдержки из агады[26] и описать, с одной стороны, ошибку людей того поколения — их тягу к идолопоклонству, а с другой — силу одиночки, Авраама, его способность противостоять всем.

Возможно, что Рамбам намеревается здесь научить нас такому закону: возможна ситуация, в которой один человек в какой-то момент окажется в том же положении, что и наш отец Авраам; он увидит, что люди его поколения вокруг него ошибаются, и тогда он обязан почувствовать в себе ту особую силу, которую Авраам запечатлел в нашем народе. И он поймет, что хотя он один, он обязан выйти на борьбу со всеми общепринятыми воззрениями, веря, что Г-сподь даст ему силу водворить истину на подобающее ей место.

Таким человеком был наш учитель. Прибыв в «новый ишув», он обнаружил перед собой идолопоклонничество нового вида, кредо которого — «как все народы дом Израиля»; оно выражает желание создать новый народ и забыть прошлое. Как и в дни Эноша[27], в его время были лишь единицы, знавшие дорогу истины, и наш учитель препоясался силой и исполнил закон, который Рамбам формулирует следующим образом: «Шел и возвещал, пока он (Авраам) не пришел в землю Кнаан, — и (также в ней продолжал) взывать, как сказано: «И взывал там именем Г-спода, Б-га мира» (Берешит, 21:33)… пока не собрались к нему тысячи и десятки тысяч  (учеников), и они — люди дома Авраама; и он насадил в их сердцах эту великую основу (веру в единого Б-га)». Наш учитель удостоился того, что даже после его ухода из этого мира дело его было продолжено и продолжается ныне, так же, как после Авраама его дело продолжили Ицхак, Яаков и его сыновья.

[1] Сказанное здесь следует понимать в категориях чисто духовных.

[2] Наиболее Б-гобоязненная часть религиозной среды; харедим буквально означает «трепещущие (перед Г-сподом)», см. Йешаяу, 66:5.

[3] Такое определение не ставит условием, чтобы изучение (или преподавание) Торы было их профессией, хотя нередко под бен Тора упрощенно понимают именно таких людей.

[4] Как сказано в Торе о той яме, в которую посадили Йосефа братья перед его продажей (Берешит, 37:24). Вода часто сравнивается с Торой; отсутствие воды означает здесь отсутствие Торы в стране.

[5] Пишет Раши там: «Если сказано, что яма пуста, зачем писать, что в ней нет воды? Воды нет в ней — но змеи и скорпионы есть». По мысли автора, змеи и скорпионы означают здесь врагов Торы.

[6] Пионеры — первопроходцы, шедшие первыми на освоение новых земель.

[7] Не соблюдая заповедей и решая все проблемы по принципу: «сила моя и крепость руки моей доставили мне это богатство» (Дварим, 8:17).

[8] Среднее религиозное учебное заведение, в которой изучение Торы совмещается с изучением светских предметов — с получением по окончании учебы аттестата зрелости.

[9] Декларировавшее верность Торе в сочетании с тесным сотрудничеством со светским сионизмом.

[10] Буквально сказано «всех евреев, пребывающих в изгнании». Пока не отстроен наш Храм, мы продолжаем считать себя находящимися в изгнании, даже если живем в стране Израиля.

[11] Это означает: великий мудрец прибыл в страну Израиля из одной из стран рассеяния (Бава кама, 117а).

[12] В частности, заповедь шмиты — седьмого года; см. об этом подробно далее в этой главе.

[13] Талмуд-тора, буквально «изучение Торы», называемая еще «хедер», — начальное и наиболее традиционное учебное заведение, где изучают только Тору (Писание, Мишну и Талмуд), предназначенное для мальчиков в возрасте от трех-четырех лет до бар-мицвы — еврейского совершеннолетия (наступающего в тринадцать лет).

[14] Годы жизни нашего учителя в земле Израиля.

[15] Ныне — один из духовных руководителей мира Торы в Израиле.

[16] В те годы в землю Израиля приезжали многие тысячи религиозных, крепко связанных с традицией евреев из Северной Африки и некоторых других стран. Сохнут и нерелигиозные власти делали все, чтобы «перевоспитать» их в нужном им духе, и в первую очередь — детей.

[17] Возношения и десятины — части урожая, выращенного на земле Израиля, отделяемые в пользу коэнов — потомков Аарона, левитов, а также съедаемые в Иерусалиме при восхождении на три годовых праздника.

[18] Заповедь о шмите (седьмом годе) — «субботе земли», предписывающая покой земли и запрещающая ее обработку, посев и жатву в этом году, излагается в главе Беар Синай в книге Ваикра. При этом обещает Тора: «И будет земля давать плод свой, и будете есть досыта, и будете жить спокойно на ней» (Ваикра, 25:19). Данная заповедь Торы действительна тогда, когда большая часть еврейского народа живет в земле Израиля; в наше время ее следует исполнять по постановлению мудрецов.

[19] Предсказывает Тора, что найдутся люди, которые, невзирая на приведенное выше обещание, будут задавать этот вопрос (там, 25:20).

[20] На этот год нееврею. Однако подобное решение вопроса отвергается виднейшими авторитетами Торы.

[21] Плоды этого года объявляются бесхозными. Торговать ими можно только с определенными ограничениями, и их нельзя выбрасывать или использовать необычным образом.

[22] Шулхан арух — основополагающий свод еврейских законов, составленный в 16-м веке р. Йосефом Каро.

[23] Великих мудрецов Торы, которые были выходцами их этих общин; на их трудах базируется важнейший кодекс законов Торы — Шулхан арух.

[24] Нерелигиозные сионисты сделали иврит разговорным, а впоследствии — государственным языком в стране Израиля. Ашкеназские евреи-харедим поначалу относились к этому с подозрением. Они говорили на языке идиш, а при изучении Торы читали святые тексты на их языке, то есть на иврите или на арамейском, но все обсуждение вели на идиш. Так идет учеба и поныне во многих учебных заведениях в Израиле и в других странах.

[25] Имя «Авраам-Иври» появляется в Торе только один раз: «И пришел спасшийся, и сообщил Авраму-Иври» (о том, что его племянник Лот пленен в ходе войны между коалициями царей; Берешит, 14:13).

[26] Устная Тора включает в себя две следующие части: алаха — закон и агада — сказание. Агада — это дополнительная информация о действующих лицах Писания, а также рассказы о мудрецах Торы, исторических деятелях, сыгравших важную роль в истории еврейского народа, описание исторических событий, — либо притчи, содержащие намеки и глубочайший скрытый смысл.

[27] Энош жил до всемирного потопа, и в его поколении началось идолопоклонство.

Следующая глава