На тему недельной главы. Мишпатим 1

— Саша, хочешь прийти ко мне домой — Илья Эссас проводит по четвергам занятия Торой? — обратился я к своему знакомому у московской синагоги.

— Никогда: ведь я хочу есть колбасу! — лаконично отрезал Саша.

Ему не пришлось произносить целой тирады: «Никогда не пойду на твои занятия Торой, потому что не хочу менять себя и своих привычек и не желаю себя ни в чем ограничивать!»

… На дворе стояла весна 1980. В те годы каждую субботу на горке (так московские евреи называли улицу Архипова, на которой расположена синагога) собирались около сотни людей. На узком пространстве у здания синагоги обменивались информацией отказники, учителя иврита, правозащитники, а также те, кто хотели передать свои данные для вызова из Израиля, найти учителя иврита или просто познакомиться.

Молодые евреи того времени начинали с интересом изучать не только иврит, но и еврейскую культуру и религию. Это было проявлением их духовного поиска и одновременно выражением несогласия с умирающей идеологией застоя. Многие начинали посещать занятия Торой, соблюдать еврейские традиции, зажигать субботние свечи, отмечать праздники. Многие, но не Саша…

Спустя год я уехал, а Саша остался в отказе.

Почти двадцать лет спустя я оказался в доме одного американского еврея, который рассказал, что подружился с семьей русскоязычных иммигрантов — своих соседей.

— Эти люди соблюдали заповеди Торы еще в России. Приехав в Америку, отдали своих детей в иешивы, — поведал он. — Кстати, глава семьи был отказником в Москве, может быть, ты его знаешь?

И он показал фотографию этой семьи. Я тут же узнал своего старого приятеля Сашу, который, отвечая когда-то на мое приглашение на урок Торы, отрезал: «Никогда!»

— Никогда не говори никогда! — подумал я. Не случайно повторяют американцы: «Never say never!» И в этой шутке, может быть, как в никакой другой, есть доля правды: «Никогда не теряй надежды! Никогда не отчаивайся! Никогда не теряй веры в друзей и, что, может быть, еще важнее — в себя самого!»

«Даже если человек сказал, что потерял надежду, все равно это не отчаяние!» — эти слова недавно прочитал мой десятилетний сын, который только начал изучать Талмуд в иешиве.

По традиции, мальчики начинают учить Талмуд с главы «Элу Мциот», посвященной заповеди возвращения находки хозяевам. Если человек нашел потерянную кем-то вещь, он обязан сделать все, чтобы вернуть ее хозяину. Однако если у этой вещи нет никого отличительного знака (монета, например) и нет никой возможности вернуть ее, то человек может взять вещь себе, потому что она уже стала «ничейной»: хозяева наверняка потеряли надежду когда-либо получить ее обратно. Но если у этой вещи есть отличительный знак, то хозяева будут продолжать надеяться вернуть ее, и потерянная вещь продолжает оставаться их собственностью. Об этой ситуации говорит Талмуд, что не следует верить словам человека: «Даже если человек сказал, что потерял надежду, то все равно это не отчаяние! Он продолжает надеяться, что люди увидят отличительный знак и вернут ему пропажу».

Рассуждая о том, может ли человек отчаяться, отказаться от вещи, о потере которой он еще не узнал, Талмуд задается вопросом, который буквально звучит так: «Отчаяние без разума (то есть знания о потере) является отчаянием или нет?»

Рабби Хаим Меир Кахане (праведник, живший в Иерусалиме, который пережил немецкий лагерь смерти, советский ГУЛАГ и десятилетия отказа) объяснял, интерпретируя эти слова Талмуда: «Отчаяние без разума!» — лишь тот, кто теряет разум, позволяет отчаянию победить себя! Потому и слова Талмуда «Даже если человек сказал, что потерял надежду, все равно это не отчаяние!» можно понимать иносказательно: даже если человек на словах проявляет слабость и говорит, что потерял надежду, все равно не верьте ему: в сердце своем он хранит веру и преодолеет отчаяние!

Иллюстрацией этой мысли является рассказ Торы о еврейском рабе, который мог заявить хозяину, что ему нравится быть рабом и он хочет остаться в рабстве навсегда. Все равно ему не верили, и в юбилейный пятидесятый год отпускали на свободу, даже если этот год наступал вскоре после заявления раба.

Впрочем, начнем по порядку: хозяева должны были отпускать на свободу еврейских рабов каждый седьмой год шмиты, как сказано: «Если купишь еврейского раба, то шесть лет пусть служит он, а в седьмой пусть выйдет на волю даром» (Шмот, 21: 2).

Речь идет о рабе, который был продан в рабство за воровство для того, чтобы трудом вернуть ворованное. Он выходил на свободу в седьмой год, даже если нанесенный ущерб еще не был отработан. Свободный человек не должен находиться в рабстве больше шести лет!

Однако если раб заявлял «люблю господина моего… не пойду на волю», то Тора указывает хозяину привести его в суд, а затем «проколоть ему ухо на косяке двери» (Шмот, 21: 5—6). Тогда раб мог работать на хозяина, но лишь до юбилейного пятидесятого года.

Почему рабу прокалывали ухо на косяке двери? Потому что косяк двери, на котором сегодня устанавливается мезуза, был свидетелем казни первенцев, когда Всевышний «миновал» дома евреев, освобождая их из египетского рабства (Кидушин, 22).

Почему прокалывалось ухо? Мистически души евреев всех поколений были у горы Синай и слышали первую заповедь: «Я Всевышний, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства!»

По мнению Рамбана, недельная глава «Мишпатим» — «Законы» является развернутым объяснением Десяти заповедей, сформулированных во время Синайского откровения, описанных в предыдущей недельной главе «Итро». Первый закон об освобождении еврейского раба — это комментарий к первой заповеди, пишет Рамбан. Помня о горечи рабства, мы никого не хотим порабощать, а, подобно Всевышнему, освободившему нас, обязаны освобождать рабов каждый седьмой год.

Более того, Синайское откровение вдохновило все поколения евреев. В духовном смысле все слышали: «Я — Всевышний! И не будет у вас других богов и других хозяев!» Стремление к свободе всегда сокрыто в душе еврея, пишет рав Гедалия Шор. В этом и заключается смысл истории еврейского раба. Как бы низко ни упал еврей, совершив воровство, что является корнем всех грехов (стремление взять), как бы он ни говорил, что свыкся со свом положением раба, все равно в душе его хранится свет дарованной на пятидесятый день Торы, и потому на пятидесятый год выходит даже он на свободу! Потому, думая о себе и своем будущем, об обретении своего внутреннего раскрепощения, никогда не говори никогда!