Слёзы столяра

Когда-то у нас в Иерусалиме столярные мастерские были на каждом шагу — и всем хватало работы. Кому стол сколотить, кому шкаф, кому полочку. Мой прадед одним из первых открыл свою «столярку» в Меа Шеарим, и с тех пор у нас сложилось что-то вроде династии: и мой дед, и мой отец, и я — все мы насквозь пропахли столярным клеем, у всех налип слой стружки на ботинках, и все мы влюблены в свое ремесло. Когда я работаю, я чувствую себя настоящим творцом, видя, как под моими руками дерево приобретает форму и гладкость, как послушно соединяются между собой детали, как прочно, устойчиво и гармонично смотрится каждый предмет мебели, отправляющийся из моей мастерской в свое новое жилье.

Мой прадед записывал заказы на оберточной бумаге, которую ему удавалось бесплатно получать в небольшой типографии на соседней улице. Дед всё записывал в большую потрепанную школьную тетрадь. А у нас с отцом уже были специальные «книги заказов», и всегда они были полны — в заказах не было недостатка.

В последние годы всё стало меняться. Люди всё больше покупали мебели в магазинах и всё меньше ходили к столярам. «Список ожидающих» становился с каждым месяцем короче и короче, пока окончательно не иссяк, и я начал приступать к исполнению заказа в тот же момент, как получал его. Однажды наступил тот день, когда в дверь моей мастерской не зашел ни один человек. Книга заказов была пуста. Также пуст был и наш холодильник.

Наутро я с тяжелым сердцем отправился в ближайший продуктовый магазин. Нужно было дать хоть какие-то бутерброды детям с собой в школу и детский сад. Нашей младшей, пятимесячной Лали, бутерброд был не нужен — но это было еще тяжелее: для Лали мы покупали детскую смесь, а она стоила дороже хлеба и сыра. Жена меня ни в чем не упрекала — она просто молча страдала, как и я, и пыталась готовить повкуснее из третьесортных овощей, которые можно было бесплатно забирать перед закрытием рынка. Мы оба понимали, что жена на работу выйти не сможет, пока мы не отдадим Лали в ясли. А за ясли нам нечем будет заплатить, пока у меня не появится работа. А работа у меня не появится, потому что я умею и люблю только столярничать и совершенно не представляю, как бы я занимался чем-то другим.

В магазине я старался не смотреть на полки, на которых стояли йогурты, которые так любят наши дети, и лежали спелые манго, о которых уже полгода мечтала жена, и даже на консервы с тунцом я не смотрел. Взял батон хлеба, большую банку творожной намазки и банку детской смеси. Потом подумал и поменял большую банку творожной намазки на маленькую — я научился размазывать её тонким слоем.

Продавец, Моти, был моим приятелем. Мы жили по соседству, я сделал для него как-то отличный шкаф и неплохие стулья. Я задолжал магазину кучу денег и прекрасно понимал, что ставлю Моти в ужасную ситуацию. Мне было безумно стыдно приходить к нему — но куда же еще я мог пойти? Я стоял в очереди и молился. «Владыка Мира, прошу тебя, сделай так…» — и запнулся. Сделай как? Чтобы Моти забыл про мой долг? Чтобы он согласился и сегодня отпустить мне продукты в кредит? Чтобы в мою мастерскую зашел сегодня хотя бы один заказчик?

Продавец молча начал пробивать мои продукты. Я уже подумал было, что всё в порядке. Но как только я произнёс: «запиши, пожалуйста, на мой счёт», — Моти взорвался. Похоже, он копил эту злость несколько недель.

— Ни на какой счёт я больше не собираюсь ничего записывать! С меня хватит! «Запиши да запиши», а сам никогда не платишь! Ты думаешь, я своих детей этими записями кормлю?! Положи продукты обратно на полки!

Его громкий голос взрывался у меня в ушах. Все покупатели смотрели на меня. Пустой холодильник, грустная жена, рабочие дни, проходящие в вынужденном безделье, — всё это я научился выносить. Этот позор было вынести невозможно. Я чувствовал, как кровь прилила к лицу. Будто во сне, я взял свои три жалкие неудавшиеся покупки и на дрожащих ногах побрел класть их обратно на полки.

Из моих глаз бесконтрольно текли слёзы. Мне сорок лет, я отец, муж. Я не плакал с тех пор, как в пятом классе прищемил дверью палец. Горячие слёзы текли по моим горячим щекам, а я не вытирал их. Слезы не приносили облегчения. Только стыд, стыд, обжигающий стыд. Не помню, как я дошел домой, что сказал жене. Скорее всего, ничего не сказал, и она, увидев мои слёзы и пустые руки, вздохнула и пошла одолжить немного хлеба и детской смеси у соседки. Я вышел вслед за ней и ускользнул в мою мастерскую, где меня всегда встречал успокаивающий запах дерева и лака и где можно было отключиться от действительности, часами полируя какую-нибудь заготовку.

Вечером Моти постучал к нам в дверь. В руке он держал два пакета, полных разных продуктов. Он смотрел в пол — крайне смущенный и даже, я бы сказал, подавленный.

— Послушай… Мне очень стыдно… Я не имел никакого права на тебя кричать… И вообще всё это высказывать. Ты можешь простить меня?..

Он поднял на меня глаза и нерешительно протянул мне руку. Я пожал её.

— Давай прогуляемся? — сказал Моти.

Я кивнул. Моти поставил пакеты на пол, и мы вышли на улицу.

— Когда я увидел тебя сегодня утром у себя в магазине, я так разозлился… Так разозлился, что перестал видеть тебя. Я видел только деньги, которые из-за тебя потерял. После того, как ты вышел, я посмотрел вокруг и увидел, что все покупатели стоят, пораженные. Наверное, нечасто им приходилось наблюдать такие безобразные сцены. Вдруг один из них как будто очнулся и горячо заговорил: «Да как же ты можешь?! Как ты можешь… проливать кровь еврея? Он что, для тебя — и не человек вовсе, если ты его оскорбляешь вот так, при всех?!»

Я все еще был очень зол на тебя… Поэтому я ему сказал, что ты сам виноват в своей ситуации! Что из-за твоего упрямства страдает и твоя семья, и мой бизнес. Что ты мог бы давно найти другую работу, а вместо этого надеешься, что деньги тебе на голову свалятся, и всё набираешь и набираешь долги… Он не хотел меня слушать. Он просто спросил у меня, сколько ты должен. Услышав сумму: 5267 шекелей — он вынул кредитку и сказал мне, чтобы я положил на твой счет 7000, чтобы на счету что-то еще осталось после покрытия долга. Я все еще пытался уговорить его не делать этого, убеждал, что не надо кормить тех, кто не ищет заработка… Он со мной даже не стал разговаривать. Повернулся к другим покупателям, узнал у кого-то, что ты столяр, попросил его передать тебе его визитку (вот она, кстати, возьми) и ушёл. Прости меня, не знаю, что на меня нашло…

Мы обнялись с Моти, я заверил его, что, конечно, прощаю его, и вернулся домой — обдумывать произошедшее. Мы вдруг стали богаты! Богаты! Долг растворился, и есть целых 1733 шекеля на счету!.. Может ли такое быть?

Мы с женой посовещались и решили пойти поблагодарить владельца визитки, который буквально спас нас всех от голода. Жена испекла два пирога (впервые за несколько месяцев у нас дома запахло выпечкой!), и на следующее утро, прихватив один из пирогов, мы с женой и маленькой Лали отправились домой к нашему спасителю. Пытаясь сглотнуть комок, стоявший у меня в горле, я от всего сердца начал благодарить его, но оказалось, что он передал свою визитку вовсе не для этого.

— Нет-нет, не надо никакой благодарности, это совсем не цдака! Как жаль, что вы так подумали. Мне порекомендовали вас как очень талантливого столяра, и я хочу сделать у вас большой заказ для моей фирмы. Семь тысяч я перевел вам в качестве аванса… Вы сейчас свободны? Вы могли бы приступить к работе на этой неделе?

И вот, я выполнил этот заказ, потом заказ его друга, потом родственника друга, а после — знакомых родственника… Моя «Книга заказов» снова полна записей — благодаря Вс-вышнему, Который совершает для нас чудеса каждый день. И благодаря хорошим людям, которых так много в нашем святом городе Иерусалиме!

* * *

Есть немало способов помочь бедному человеку, но нет бо́льшей помощи, чем дать ему возможность достойного заработка!