Знать, для чего жить!

Как это — вдруг начать соблюдать шабат, накладывать тфилин, вставать каждое утро на молитву, когда твои друзья спокойно отсыпаются после вчерашней весёлой вечеринки? Это непросто — и не сразу… Барак Никсон шел к этому долгие месяцы, несколько недель назад надел кипу и цицит и, главное, принял решение соблюдать субботу. Друзья, конечно, в шоке… Но одна суббота прошла прекрасно. Вторая суббота — всё хорошо. На третью субботу все друзья Барака давно еще запланировали поехать на музыкальный фестиваль. «Никсон, ты совсем свинтил??» Что же он — останется с родителями, пока все остальные будут «отрываться по полной»? Реклама «Ночь музыки и кайфа на природе» сверлила голову… «Ну, последний разок», — подумал Барак и заказал себе билет на фестиваль «Супернова Суккот» рядом с кибуцем Реим.

Мать стала его отговаривать (ей просто не нравилась идея всей этой огромной тусовки):

— Барак, может, останешься? Смотри, ты же начал соблюдать шабат… (Ничего себе аргументик!) Зачем тебе ехать?

Барак взял её за руку и улыбнулся:

— Ничего, мама, не волнуйся. Я уже целых две субботы хранил… А в эту субботу меня будут хранить Небеса. Не волнуйся! Я даже не курю!

Матери не нравилась вся эта затея — ночная тусня на природе на круглые сутки, полный отрыв! Какие-то друзья непонятные, которые называли сына кличкой «Президент»… Но делать нечего — он взрослый, сам уже всё решает.

* * *

Сразу после рассвета, в половине седьмого, над головами заревели первые ракеты из Газы. Залп за залпом. Внезапно отключилось электричество: погасли прожектора, замолчала музыка. Осознание того, что происходит что-то страшное, пришло не сразу. Даже когда Барак увидел прямо напротив себя джип с вооруженными людьми, он в первые секунды не понял, кто они: на этих была израильская военная форма. Но они почему-то расстреливали безоружных людей из автоматов… Все беспорядочно разбегались, и Барак тоже побежал к стоянке. Была страшная паника. У выезда с фестиваля он увидел двух девушек из своей компании:

— Давайте за мной, быстрее к машине!

Пока они бежали к стоянке, непрекращающиеся автоматные очереди тарахтели с нескольких сторон. Вокруг гибли люди, слышались крики, сердце стучало: «Что, что делать?» Полный хаос, паника, истерика. Барак старался не отвлекаться и не смотреть по сторонам. Целью была — машина, на которой он сможет уехать из этого кошмарного сна.

До машины они не добрались… На глазах Барака соседний с его автомобилем, в котором уже были люди, расстреляли из гранатомета. Куда бежать? Развернулись и бросились налево: Барак, две девушки, которые были с ним, и десятки других людей. Через пару минут показались два белых открытых внедорожника с арабами, с зелеными лентами на лбах. Барак краем глаза зацепил: автоматы, гранатомёты. Террористы выпрыгнули из джипов и побежали в их сторону, стреляя на бегу. Кромешный ад: автоматные очереди, крики о помощи, падающие люди… Было такое чувство, будто он оказался в какой-то жуткой компьютерной игре, где вокруг всё гибнет, а у него, как водится в таких играх, есть в запасе «три жизни».

Он бросает взгляд в сторону какого-то человека — и на его глазах человек падает. Поворачивает голову — горит машина. Бежит вправо, а там те же джипы. Он бежал по лесу со скоростью, с которой никогда в жизни не бегал. Повернули к разделительному забору с Газой — а там как будто повторение прошлого «эпизода»: два открытых джипа с пулеметами. Этим из джипов не надо было и выпрыгивать: прямо на джипах были установлены дула, они крутили ими в разные стороны и палили без разбора.

Барак вместе с девушками побежал в третью сторону. Оказалось, что они бегут обратно, к месту фестиваля. Убитые и раненые лежали на земле. Сколько? Он не пробовал считать — десятки, десятки окровавленных тел.

Барак с двумя девушками, словно заколдованные, пробежали между пуль без единой царапины. Бежать было некуда. В конце концов, они влетели втроем в пластмассовую кабинку биотуалета, прикрыли за собой дверь, но запирать не стали — в надежде, что террористы будут думать, что кабинка пуста, и не станут по ней стрелять.

Можно ли произносить Имя Бога в туалете при таких обстоятельствах? Этот вопрос Барак задаст своему раввину, когда всё закончится. А в тот момент было совершенно понятно, что им ничего не остается, кроме как просить Бога о спасении. Они сидели втроем на полу маленькой кабинки, слышали и видели в щель, что происходит вокруг, и молились, молились, молились не переставая. «Не дай моим родителям такого горя!», — шептал Барак. — «Боже, Боже, не дай моей маме оплакать меня… Я у нее единственный! Прости меня! Дай мне выйти из этой мясорубки! Теперь уже я буду соблюдать все субботы, все до единой! Спаси меня! Верни меня домой!» Он пытался хоть как то успокоить девчонок — они были в полном шоке, дрожали, в глазах — ужас…

Несколько часов прошли в молитвах и слезах в этом ненадежном и тесном укрытии. За это время в их кабинку попало только три пули — и все они прошли над их головами. Когда террористы убили всех, кто был у них на глазах, они начали выманивать прячущихся восклицаниями на иврите: «Это ЦАХАЛ, это ЦАХАЛ, выходите!» Барак чуть было не вышел, но одна из девушек, которая пряталась с ним, вовремя схватила его за рубашку:

— Стой, ты что! Это не наши! Это эти…

Когда солдаты действительно появились, Барак их узнал по особому армейскому сленгу, на котором они перекрикивались между собой. Тут уже ни у кого не было сомнений. Солдаты открывали двери туалетных кабинок одну за другой — и находили там убитых, истекших кровью, дышащих не было. Только Барак и его две спутницы вышли невредимыми из укрытия.

— Ты знаешь, — сказал ему один из этих ребят, — мы и представить не могли, что здесь остался кто-то живой. Вы трое — последние невредимые, которых тут нашли…

* * *

Барак Никсон вернулся домой в тот же вечер. Это был совершенно другой человек, чем тот, кто поехал накануне в киббуц Реим. Вчерашний Барак был на пути к тшуве, к возвращению к Богу, и был готов к тому, что этот путь будет непростым и долгим. Но Небеса распорядились иначе. Путь Барака к окончательной тшуве оказался невероятно, головокружительно коротким: он длился только восемь с половиной часов. За это время, пока он своими глазами видел то, что человеку нельзя, невозможно пережить, в его душе и в сознании произошел полный переворот.

Барак понял так ясно, что Сам Бог был с ним там, в той кабинке, и совершил для него необъяснимое чудо, подарив жизнь ему и двум его спутницам. Барак уже знает, что его жизнь никогда не будет похожа на прежнюю. В этой новой жизни главным будет — шабат, вечный знак между евреем и Творцом. Есть вещи, как бетонная стена, — их невозможно подвинуть. Таким будет его шабат. Только ему интересно — а что с ними, с этими двумя девчонками?