Мусар ешивы Слободка (Хеврон) 6. Учение Сабы из Слободки. Возвышенный образ и качества Сабы из Слободки

Учение Сабы из Слободки

Основой Учения рава Натана Цви было знание о величии человека, которое он почерпнул из возвышенных образов людей, о которых говорится в Торе, книгах Пророков и Писаний в свете комментариев наших мудрецов, необходимых для верного понимания Б-жественного Учения. Во всех этих людях, как праведных, так и нечестивых, учитель находил величие, поскольку их духовность и знание достигали Небес. Он часто говорил о праотцах, мудрецах и праведниках прежних поколений, которые раскрыли Творца мироздания и поднялись на высшие ступени мудрости. Раввин подробно описывал их поступки и чистоту намерений, а также пути, следуя которым, они обрели возвышенные духовные качества. На еврея возложена обязанность вознести свое служение до совершенства, как это было у наших святых праотцов; и об этом сказали наши мудрецы: «Человек должен говорить себе: когда же мои поступки уподобятся деяниям моих праотцов Авраама, Ицхака и Яакова?»^[1]

Саба из Слободки проникал в таинство образов великих эпохи пророчества: Моше, Аарона, пророка Шмуэля, царя Давида, царя Шломо и других мудрецов и праведников, чьи имена приводятся в Священном Писании, ведь перед ними были широко раскрыты небесные врата. Они заложили в мире фундамент духовных ценностей, которыми человечество живет на протяжении многих веков до сего дня.

Задача, возложенная на человека

Исходя из своих воззрений о величии человека, рав Натан Цви считал, что на каждого из людей возложена очень важная задача, поскольку он создан по «образу Б-га», является «частью Б-га свыше» — чистым духовным творением. Поэтому неправильно сводить цель жизни к упрощенным и примитивным формам бытия. Мы предназначены для возвышенных деяний, возносящихся в Высшие Небеса и достигающих Престола Б-жественной славы.

Наши мудрецы, благословенной памяти, говорят о том, что задача человека — подняться на такую духовную ступень, чтобы в праведности своих деяний уподобиться Творцу. Необходимо устранить завесы, отделяющие нас от источника происхождения наших душ, и пока мы не сделаем этого, не исполним своего предназначения, будем злоупотреблять дарованной нам жизнью и осквернять свой истинный образ. Наши мудрецы приводят множество первоисточников из Торы и Писаний, из которых явственно следует, что уподобиться Б-гу означает обрести Его возвышенные качества и следовать Его путями, каковыми они раскрываются перед нами в мироздании. Вездесущий вмещает в себя весь мир, раскрыл природу Творения и указал стезю, по которой надлежит идти, ибо «Сделает тебя Г-сподь Своим народом святым, как Он клялся тебе, если ты будешь соблюдать заповеди Г-спода, Б-га твоего, и следовать Его путями»^[2]. Но такое возможно, только если человек придет к постижению своей души, утонченному служению и милосердию к творениям.

Эту идею рав Финкель считал основой жизни по Торе и последовательно ее развивал. Он не был согласен с точкой зрения, что качества души являются врожденными чертами характера. По мнению учителя, они — нечто несравнимо более глубокое и емкое. Заповедь постоянно совершенствовать духовные качества, дабы уподобиться своему Творцу, предполагает фундаментальные изменения личности. Она не сводится к упрощенному и приниженному пониманию, в ней необходимо видеть духовные основы, проистекающие из высшей мудрости. Рав Финкель пришел к умозаключению, что постижение Всевышнего проявляется исключительно в способности человека уподобить свои качества Б-жественным и совершать возвышенные деяния.

Строгость Небесного Суда

Величие человека, вознесенность его души и телесное совершенство обязывают его достичь высшего духовного уровня. Даже незначительное отклонение от цельности является большим духовным сбоем, приводит к страшным разрушениям в нижнем и в высших мирах, и в результате на Небесах обвиняют человека, после чего следует строгий суд и тяжкое наказание. Каждый недостаток, кажущийся совсем несущественным при нашем ограниченном уровне постижения реальности, в действительности является большим пороком, и именно так он оценивается на Небесах. Тора необычайно сурово описывает грехи великих, видя в них последствия духовного несовершенства.

Самым ярким примером того учитель считает грех Первого человека, вкусившего от Древа Познания добра и зла, что привело к изменению всего мироздания. Избранное творение — человек, — созданный для наслаждения сиянием Б-жественного присутствия без всяких завес, отделяющих его от Г-спода, был предназначен для непрерывного и вечного духового подъема. А после совершения греха Первый человек отдалился от Б-га сразу во многих отношениях и Б-жественное присутствие покинуло землю, поднявшись высоко в Небеса. Люди лишились своей вечной высшей формы и облеклись в другую — ограничившую их жизнь недолгими быстротечными годами.

Потомки Адама не смогли принять Царство Небес, были рассеяны по земле, погружены в заботы о насущном хлебе и продолжают вереницу своих грехов. Люди ежедневно совершают множество проступков и преступлений, каждое из которых все больше отдаляет их от Источника истины. Всем видно, насколько даже один грех способен ослабить связь человека с его возвышенным корнем. Так мы все больше устремляемся в бездну зла и глубже падаем в Преисподнюю — и кто вызволит нас оттуда? Каждый грех оказывает свое влияние, и нет границ злу. И на сколь низкой ступени ни находился бы человек, — есть еще неисчислимое множество бездн, в которые он может пасть, став еще более порочным, чем был прежде. И мы продолжаем падать из бездны в бездну, попадая из беды в беду…

Вознесенность заповедей Торы

Люди думают, что повеления Торы необходимы, только когда человеческий разум не может прийти к ним самостоятельно, но заповеди, смысл которых ясен, а необходимость — очевидна, мы можем исполнять, основываясь лишь на нашем человеческом понимании… Однако на самом деле это —глубочайшее заблуждение!

Раввин говорил, что Б-жественное Учение начинается там, где заканчивается человеческое постижение. Все, что в наших силах сделать благодаря дарованному нам разуму, мы должны осуществить, и лишь там, где завершается наше понимание, начинается Б-жественная заповедь, повелевающая человеку возвышенные мышление, речь и действие… Рав Финкель призвал своих учеников к более глубокому восприятию Б-жественного Учения и воли Творца.

Он предельно ясно показал, что Тора, данная нам в форме запретов и повелений, предназначенная для множества поколений и неограниченная во времени, включает в себя указания на все возможные жизненные ситуации. И разум обязывает нас исследовать и обнаруживать их истинное содержание из слов мудрецов Талмуда и учителей прежних эпох. И хотя каждое речение относится ко всем и дано навечно, впервые оно было непосредственно обращено к поколению Пустыни — поколению Знания, к пророкам, о которых сказано: «Рабыня видела на море то, чего не видел пророк Йехезкель, сын Бузи»^[3]. Чтобы дать Свои Десять речений, Всевышний открылся им Сам, а не через посланника. Заповеди Торы содержат в себе самые возвышенные и утонченные духовные понятия, подобающие величию Того, Кто их изрек, и вознесенности тех, к кому они были обращены. А нам почему-то кажется, что здесь имеются в виду элементарные запреты на самые разнузданные и дикие поступки в их простом понимании: убийство, прелюбодеяние, воровство и прочее…

Значимость поступков человека

Несмотря на безграничное величие человека с одной стороны и его неспособность охватить строгость Небесного Суда с другой, Всевышний не лишает ни одно творение положенной ему награды за все его добрые дела. Иногда человек может обрести долю в Грядущем мире мгновенно и лишь за одно деяние. Значимость поступка определяется не количеством содеянного и не мнением общества, а внутренней сокрытой утонченной искрой святости — «душой деяния». Иногда легкая заповедь, исполненная в душевной чистоте, более весома в глазах Б-га, чем множество других, требующих изнуряющего труда и многочисленных расходов, ведь «…человек видит глазами, а Г-сподь — то, что в сердце»^[4]. Мы не можем оценить духовность поступка и понять, исходя из каких побуждений он был совершен. Лишь Всевышний провидит вознесенность деяний человека, в сердце которого происходит множество различных процессов.

Рав Финкель разъяснял повествования Писания, в которых порой малозначимые поступки, к тому же совершенные нечестивцами, существенно изменяли мироздание и влияли на все поколения. Нередко в Торе описывается, как добрые дела одного человека защищают от беды и спасают от наказания другого, подобно тому, как заслуги Авраама спасли Лота и его дочерей от гибели в Сдоме. Поступки человека и побуждения его сердца имеют большое значение: «В заслугу двух слезинок, которые пролил Эсав, прося благословение у Ицхака, он унаследовал гору Сеир и все блага этого мира»^[5]. Сказано в Талмуде: «Всевышний, благословен Он, не лишает награды ни одно творение даже за доброе слово…»^[6] Благодаря этим соображениям, рав Натан Цви всегда находил заслугу, обеспечивающую существование мира, несмотря на его постоянное духовное падение, и защищал даже нечестивцев: «Бен Азай говорил: никого не презирай, ничего не считай излишним, ибо нет человека, у которого не было бы своего часа, и нет ничего, что не имело бы своего места»^[7].

Человек сотворен для радости и удовольствия

Избранное творение, созданное для наслаждения сиянием Б-жественного присутствия без всяких завес, отделяющих его от Г-спода, было предназначено для вечного и непрерывного подъема в заоблачные выси. «Вот происхождение Небес и земли при сотворении их…»^[8] — Их прославляет Творец — кто опорочит их? Их восхваляет Г-сподь — кто найдет в них изъян? Они совершенны и восхитительны. Мир, полный наслаждения и радости, добра и милосердия, пользы и изобилия, был сотворен для Первого человека — венца творения — до совершения им греха. Адам наполнял весь мир от края до края и был способен принять все наслаждения и удовольствия, радоваться всему прекрасному, что есть в мире, и благословению Г-спода.

Рав Финкель утверждал, что высшее наслаждение доступно человеку не только в Грядущем, но и в нижнем мире — на земле, по которой он ходит. Более того, всякие неудобства и страдания, испытываемые людьми, противоречат сути Творения и Б-жественной воле и возникают исключительно в результате порчи, внесенной в мир недостойными поступками и неверными расчетами грешников. И об этом сказано: «Ибо не Б-г, желающий нечестивости Ты, не пребывает с Тобой зло»^[9]. Даже страдания, которые Всевышний посылает в наказание грешникам, содержат в себе добро, поскольку приводят к исправлению их и всего мира. Творец не желает причинять людям несчастья и поэтому опережает свойство Суда качеством Милосердия.

Рав Натан Цви отмечает, что наивысший долг, возложенный на человека, — принять на себя Царство Небес. Однако необходимо понимать, что его предназначение не в том, чтобы подчинить нас власти Б-га и сделать Его рабами, а молитва — не налог, установленный Всевышним для получающих милость в Его мире. Принятие Царства Небес — это источник высшего наслаждения, заложенный в мироздании, а обязанность произнесения благословений — корень милосердия, на котором основано Творение, приближающее человека к Б-гу…

Заповеди даны сынам Израиля для их радости и счастья: «Сказал рабби Хананья бен Акашья: Всевышний, благословен Он, хотел удостоить Израиль, поэтому приумножил им Тору и заповеди, как сказано: “Г-сподь желает ради милости Своей возвеличить Учение и усилить мощь”^[10]»^[11]. Все заповеди предназначены для того, чтобы очистить человека и направить его по пути жизни, как сказано: «Пути ее (Торы) — пути приятные, и все стези ее — мир»^[12].

Счастлив праведник, живущий чистой верой, когда ему становится очевидно, что мир — не место хаоса и смятения, в котором властвуют всевозможные случайности. В нем есть Правитель, Который постоянно и внимательно наблюдает за каждым Своим творением, заботится обо всех его нуждах — и на Него несомненно можно положиться. Рав Финкель часто повторял слова Теилим: «Милосердием Г-спода полна земля…»^[13] И как глубоко бы мы это ни осознавали, нам не постигнуть значимости милосердия, заложенного в мире. Ведь всякий миг Г-сподь возобновляет Творение для каждого из людей, и какое удовольствие для человека — ощущать, что для него встает солнце…

Величие Иерусалима

Саба из Слободки часто говорил о радости, которую каждый еврей должен испытывать в Иерусалиме, — городе возвышенного трепета перед Небесами, где пребывает Б-жественное присутствие и откуда изливается святость на весь народ Израиля, как сказано: «…чтобы научился ты трепетать перед Г-сподом, Б-гом твоим, все дни»^[14]. Иерусалим — источник бескрайней радости: «Прекраснейший видом, радость всей земли, гора Цийон, склоны севера, град Царя великого»^[15]! Неслучайно Иерусалим называется городом радости, и не только потому, что он царская столица и главный город Святой Земли, он был полон веселья! В этом безбрежном океане ликования нет места даже мельчайшей капле огорчения. Чистый горизонт, залитый светом наслаждения, исключает появление любого облака, способного его затенить. Находясь в Иерусалиме, еврей должен всем сердцем чувствовать великолепие и ощущать радость! Ведь Иерусалим — Б-жественный город Торы и трепета перед Небесами, полный жизни и ни с чем не сравнимых наслаждений! Ибо в чем сущность Б-жественного Учения, если не в призыве к жизни? И чего Тора требует от человека, если не «выбери жизнь»^[16]? Ведь это и есть суть всей Торы!

Не о скудной и убогой жизни говорит Писание, не о существовании, подчиненном грубым и приниженным страстям, заполняющим сердце и заключающим его в узкие удушающие рамки. Жизнь по Торе залита Б-жественным светом, открывает широкие горизонты и наполняет душу. Глазам людей открываются все миры, а их мысль объемлет вечность. Жизнь по Торе так чиста и приятна, что в ней нет даже малейшего недостатка — ни духовного, ни материального.

И когда народ Израиля приходит в святой Иерусалим, чтобы научиться трепетать перед Б-гом, достичь высочайшей ступени, указанной Торой, обрести самую сокровенную сущность жизни, — воздух Иерусалима весь пропитан жизнью и свежестью, красотой и радостью, и даже легчайшее облако не омрачает Небеса над ним, и нет ни мельчайшей помехи радости. Ведь когда потомки Авраама учатся трепетать перед Г-сподом, — они начинают жить и радоваться!

Возвышенный образ Сабы из Слободки

С юности и до последнего дня своей жизни рав Натан Цви Финкель был всецело предан народу Израиля, посвятив себя распространению знания Торы в своем поколении. Он занимался этим, не жалея сил, и днем, и ночью. В любое время суток перед ним были люди, которых он учил, увещевал и поддерживал своими советами. В этом заключалась вся жизнь великого учителя. По обычаю мудрецов Мусара он был предельно скромен, скрывал свои возвышенные пути и праведные поступки и действовал втайне. Он никогда не рассказывал о себе, и лишь немногие знали о его неустанной деятельности, изменившей образ всего поколения. Единственное, что было невозможно скрыть, — это его преподавание в стенах ешивы Слободка.

Центральным принципом жизни учителя стали слова пророка Михи: «Сказано тебе, человек, что такое добро и чего Г-сподь требует от тебя: только исполнять закон, любить милосердие и скромно ходить перед Б-гом твоим»^[17]. Учитель никогда не учреждал никакой общественной организации или образовательного центра под своим именем и нигде не занимал никакой официальной должности. Создав царство Торы в Восточной Европе, он не видел в этом своей заслуги и всегда приписывал ее другим, не позволяя рассказывать о себе и своих деяниях.

Даже в основанной и возглавляемой им на протяжении пятидесяти лет ешиве Слободка, в которой тысячи евреев получили глубочайшее знание Торы, он не занимал никакой должности. Вначале его назвали машгиах, но со временем, когда это определение уже не было достаточно емким, за ним закрепилось имя Саба — Дедушка, которое сохранилось до последнего дня его жизни. Он никогда не обращался к кому бы то ни было от имени ешивы и не подписывал своим именем никаких документов, посланий и обращений. Рав Натан Цви всегда скрывал свое духовное служение в молитве, изучении Торы и исправлении качеств души. Он практически не спал, не ел и не показывал, насколько вся его жизнь была посвящена служению Б-гу и заботе о людях.

Однако вместе с тем Саба из Слободки старался, чтобы его возвышенные обычаи и утонченные деяния были примером для других, руководствуясь изречением Талмуда: «Из благословений, произносимых человеком, видно, является ли он мудрецом…»^[18] Рош разъяснил это высказывание Талмуда: «Во всяком слове мудреца Торы должно содержаться глубокое знание»^[19]. То же самое касается каждого поступка и обыкновения праведного человека: они должны раскрывать закон и возвышенность души всем окружающим. Однако учитель старался, чтобы никто не заметил его намерения, и возникало впечатление, что эти черты характера свойственны ему от рождения. Он не только скрывал от всех свою боязнь греха и трепет перед Небесами, но даже не вел себя как учитель с учениками, а как отец с сыновьями. Он всегда избегал властвования и управления людьми, никогда не использовал свой авторитет, не давал распоряжений в стиле «так я велю тебе», «так неуместно делать», «в ешивах так не поступают» и других подобных указаний.

Глубина знаний Сабы из Слободки

Из-за скромности Сабы из Слободки лишь немногие имели представление о его знании Торы; только его близкие ученики понимали, насколько глубоко их учитель постиг Б-жественное Учение. Рав Эпштейн однажды сказал, что может свидетельствовать о том, что рав Финкель изучил весь Талмуд в свете Учения Первых комментаторов. Он обладал настолько выдающимися способностями, ясностью понимания и чистотой мышления, что к нему относили стих Теилим: «Его молнии освещают вселенную, увидела и затрепетала земля»^[20]. Обычно он не обсуждал со своими учениками трудные темы Талмуда, но иногда принимал участие в ученых спорах — и тогда раскрывалась глубина его знания.

Выдающийся учитель Талмуда рав Иссер Залман Мельцер рассказывал, что однажды, в самом начале его преподавания в ешиве Слободка, его пригласил рав Финкель и передал жалобу учащихся на то, что его уроки недостаточно емки по своему содержанию, и попросил произнести перед ним свои «Хидушей Тора». Рав Иссер Залман провел анализ тяжелой талмудической темы, по которой глава ешивы задал множество вопросов, практически разрушив все логические построения, и выявил несостоятельность некоторых приводимых им доводов. Рав Мельцер был очень подавлен и хотел незамедлительно оставить занимаемую должность, но рав Финкель поддержал молодого раввина, убедив в неоспоримых достоинствах его умозаключений, и выразил уверенность в том, что они заслуживают быть произнесенными в стенах ешивы.

Когда выдающийся в знании, Мусаре и служении преподаватель ешивы Хафец Хаима в Радине рав Нафтали Троп в юности учился в Слободке, Саба из Кельма нередко обсуждал с ним труднейшие вопросы Талмуда. Однако эти беседы всегда проходили с глазу на глаз, и с приходом других людей учитель сразу же менял тему.

Рав Финкель обладал глубочайшими знаниями свода законов Шульхан Арух и трудов поздних законоучителей, касающихся повседневной жизни каждого еврея. Но больше всего впечатляло его знание Танаха, комментариев к нему и Мидраша наших мудрецов. Все его выступления и беседы были основаны на первоисточниках, глубокий анализ которых раскрывал сокровенные тайны знания, пробуждая в сердцах слушателей трепет перед Небесами. Он был полноводным неиссякаемым источником знания Талмуда и Закона и проводил многочасовые уроки для выдающихся в учении. Он обнаруживал бесценные жемчужины знания о заповедях по отношению к ближнему и трепете перед Небесами, сокрытые и недоступные многим из-за их недостаточного постижения сокровенных глубин: «Речения Г-спода — речения чистые, серебро выплавленное, от Господина земли, семикратно очищенное»^[21].

На протяжении пятидесяти лет преподавания в ешиве его уста без устали вещали о Знании Г-спода и Учении Мусар. Все его выступления протекали плавно, будучи основанными на фундаментальном анализе первоисточников. На каждом уроке учитель наизусть цитировал десятки различных книг и трудов комментаторов. Ученики записывали его уроки, повторяли и разбирали поднятые им темы. Во время выступлений Сабы из Слободки раскрывались глубины мудрости, пробуждались чувства; он восхищался тайнами Торы и не мог сдержать эмоций. Его лицо излучало сияние, глаза светились — и ему было трудно скрыть свой восторг. В особенности это ощущалось по шаббатам, когда учитель говорил о возвышенных духовных наслаждениях, дарованных людям на земле. Нередко в его глазах стояли слезы, а душа, восхищенная светом Б-жественного Учения, ликовала. Иногда он не справлялся с охватившими его чувствами, и его выступления прерывались. Рав Финкель негативно относился к поверхностному восторгу и пролитию слез, но высоко оценивал воодушевление, проистекающее из глубин сердца и вызванное постижением истины.

Возвышенное служение Сабы из Слободки

Саба из Слободки очень вдохновенно молился, однако никогда не повышал голос и не совершал никаких неумеренных движений. Но при этом каждый видел, что в его сердце бушевал огонь. При чтении «Шма Исраэль» и произнесении «Тринадцати свойств милосердия» все его тело источало воодушевление, однако он чрезмерно не удлинял молитву и заканчивал ее вместе со всеми.

Мы уже отмечали, что у раввина практически не было личной жизни. Ешива, которой он с молодости посвятил всего себя, являлась его домом. В начале ее основания семья учителя оставалась в Кельме, куда он приезжал только на праздники, а в Слободке проживал в общежитии, как все ученики. С ними он проводил все свои дни и не брал для себя ничего сверх общей нормы, а иногда даже меньше в целях экономии средств и исходя из других соображений. В самом начале деятельности в Слободке он ночевал на деревянной скамье одной из синагог, и когда главным источником продовольствия в ешиве была раздача хлеба, то довольствовался порцией, полагающейся каждому из учеников. При этом учитель питался остатками черствого хлеба, чтобы другим достался более свежий. Важно отметить, что он был утонченным и изнеженным человеком, но никогда не говорил о пище и не сетовал на неудобства и лишения. После того, как его семья переехала из Кельма в Слободку и расположилась в небольшой пристройке к ешиве, он не рассматривал ее как свою частную собственность, считая частью Дома Учения. Его скромное жилище всегда было полно учениками, дверь открыта днем и ночью, и всякий желающий мог к нему зайти, чтобы задать вопрос или просто увидеть раввина. У учителя не было никакого собственного имущества, и нередко он отдавал ученикам свою последнюю одежду. Однажды в холодные зимние дни к нему зашел ученик, у которого не было шарфа, и рав Натан Цви отдал ему свой. Как-то он заметил, что один молодой человек болен и спросил его, почему тот не идет к врачу. Юноша ответил, что у него нет на это средств, и тогда Саба протянул ему свои часы, чтобы он их продал и оплатил визит к доктору.

Саба из Слободки не считал себя хозяином ешивы, при том что был всецело поглощен заботой о ее учениках. Он не назначал на различные должности своих родственников, и когда встал вопрос о принятии в качестве преподавателей его сына и зятя, он долго размышлял, отвечает ли это интересам ешивы, и согласился, лишь убедившись, что они действительно того достойны.

Однажды, когда некий ученик спросил раввина, почему в каком-то вопросе он поступает не так, как его учителя рав Исраэль Салантер и рав Симха Зиссель Бройде, рав Натан Цви дал очень резкий ответ. На следующий день он попросил рава Авраама Гродзенского разъяснить, что его категоричность не была проявлением гнева, а являлась криком души, раненой попыткой разделить между ним и его великими учителями и стремлением рассеять возможные сомнения в том, что учеба в ешиве недостаточно проникнута духом Мусара. Рав Гродзенский подчеркнул, что учитель был предельно внимателен в том, чтобы его резкий ответ не содержал в себе раздражения и неприязни, а мотивировался исключительно добрыми намерениями.

В более поздний период, когда многие ученики и учителя ешивы Слободка совершили Алию в Святую Землю и расположилась в Хевроне, и руководство оставшейся ее частью в Литве Саба возложил на рава Айзика Шера и рава Авраама Гродзенского, некто предложил ему передать должность главы ешивы его сыну. На это он ответил, что во всех своих решениях исходит исключительно из соображений пользы для ешивы, а не интересов своей семьи.

Однажды рав Моше Мордехай Эпштейн вернулся из Америки, где собирал средства на нужды ешивы, и привез подарки от бывших учеников «Кнессет Исраэль»: трость, украшенную золотом, для себя и трость, обрамленную платиной, для Сабы. Когда рав Моше передал ее раву Натану Цви, он поблагодарил и попросил поставить ее в шкаф. Однажды в холодный зимний день, когда все улицы Ковно покрылись льдом и снегом, к нему после молитвы зашел посетитель. Учитель опасался, что тот может упасть на скользкой дороге, достал трость, которой так ни разу и не воспользовался, и протянул ее гостю. Тот стал отказываться взять столь ценный предмет, но раввин его уговорил. Как-то в качестве пожертвования для ешивы ему принесли некую сумму денег, и он, не взглянув на них, попросил положить их на стол под скатерть. Спустя некоторое время пришел ученик, нуждавшийся в помощи, и раввин отдал ему эти деньги.

Саба из Слободки прожил всю свою жизнь, избегая излишеств, и не брал для себя ничего сверх необходимого для предельно скромного существования. Он всегда был предельно внимателен к чистоте и опрятности своей одежды и производил впечатление аристократа. При этом его намерение сводилось не к личному почету, но исключительно к славе Торы. В пристройке к зданию ешивы, где он проживал на протяжении многих лет, была лишь одна комната, разделенная на две части, в одной из которых была спальня, а в другой — приемная, всегда полная людей. Обстановка была самой простой — без малейших излишеств. Не было даже книжного шкафа и Талмуда, а лишь несколько книг, которые он брал из ешивы во временное пользование. Даже в более поздний период, когда экономическое положение ешивы улучшилось, раввин не изменил своих обычаев. Когда он совершил Алию в Хеврон, ему купили мягкое кресло, но он отказался его принять, сказав, что это ему не к лицу. В последние годы жизни, когда иссякли силы его жены, обо всех их потребностях заботились старшие ученики, а сам он по-прежнему всецело посвящал себя служению Б-гу, полностью отрешившись от всего материального.

Духовные качества учителя

Саба из Слободки непрерывно контролировал себя, проистекают ли его поступки из чистых намерений и не примешались ли к ним какие-либо чуждые и неуместные пристрастности. Он постоянно анализировал все свои обычаи, даже самые выверенные и надежные, — не закрались ли в них какие-либо заблуждения, ведь предупреждает пророк: «Горе тем, кто в глубине от Г-спода скрывают замысел, и будут во тьме их дела, и говорят: кто видит нас и кто знает нас?»^[22] В его записях сохранились обращенные к себе предупреждения во всяком вопросе проводить строгую проверку и совершать верный расчет всех путей в большом и малом. Он старался обнаружить в себе и искоренить даже самую легкую пристрастность, толщиной с «волосок», и постоянно советовался с мудрецами Торы — трепещущими перед Г-сподом, чистыми сердцем и праведными в деяниях.

В одном из немногих сохранившихся писем сыну — раву Элиэзеру Йеуде — рав Натан Цви приводит слова наших мудрецов: «“И назвал Б-г свет днем…”^[23] — это деяния праведников; “…а тьму назвал ночью”^[24] — это поступки нечестивцев»^[25]. Мудрецы установили благословение: «Благословен Ты, Г-сподь, Б-г наш, наделивший мое сердце пониманием различать между днем и ночью»^[26]. Если даже такие очевидные вопросы, как день и ночь, требуют ясного и точного понимания, то поступки людей, намерения которых сокрыты от глаз, тем более необходимо глубоко исследовать, чтобы не заблуждаться, считая свое деяние добром, когда в действительности оно является злом. И так же мы должны быть внимательны в том, чтобы не увидеть греха в возвышенном поступке праведника.

Саба из Слободки написал в своем послании: «Сейчас, перед Днем Суда, нам следует задуматься над словами наших мудрецов: “Даже если весь мир говорит, что ты праведник, будь в своих глазах как грешник”^[27]. Может случиться, что в людях, которые кажутся другим возвышенными и добродетельными, Всевышний видит страшные недостатки. А те, кого считают грешниками, могут иметь незаметные для других высшие достоинства и заслуги, которых не удостоились великие нашего народа. Поэтому необходимо подозревать изъян даже в своих самых утонченных качествах и совершенных деяниях. И нам следует, насколько это возможно, приумножать нашу любовь к людям, разыскивая в них достоинства, и лишь о нечестивцах, совершающих бесспорное зло по отношению к Небесам и творениям, необходимо молиться, чтобы они оставили свои пути и пришли к полному раскаянию…»

Из этого письма ясно видно, насколько учитель опасался ошибиться в оценке своих добрых дел. Ведь даже тому, кто находится на высочайшей духовной ступени, необходимо подозревать себя во всяческих недостатках. Так раввин поступал на протяжении всей своей жизни, постоянно разыскивая всевозможные изъяны в своих воззрениях и поступках, выверяя, проистекают ли они исключительно из праведных намерений. Его опасения были недоступны другим. Так, однажды он поделился с одним из своих учеников, что его путь в Мусаре возможно потому основан на концепции величия человека, что этому был посвящен первый услышанный им урок его великого учителя — Сабы из Кельма, и это могло на него чрезмерно повлиять, заслонив другие аспекты знания.

Рав Иссер Залман Мельцер рассказывал, что как-то раз в ночь праздника Шавуот ученики ешивы провели всю ночь в учебе, как это повсеместно принято, и им подали кофе с пирожными. Рав Финкель сказал, что их намерение бодрствовать в течение ночи могло быть вызвано ожиданием этого угощения. Эти слова были встречены с удивлением, и в их подтверждение раввин привел повествование Талмуда о Мар Укбе, который хотел провести семь дней траура по брату своей жены. И сказал ему рав Уна: «Неужели ты желаешь отведать от похлебки скорбящих?»^[28] И если в этом можно было заподозрить даже мудреца Талмуда, то уж тем более мы должны тщательно выверять все свои намерения.

В 1876 г., когда Саба из Слободки был машгиахом Талмуд Торы в Кельме, поступил ложный донос российским властям, из которого следовало, что студенты этого учебного заведения занимаются деятельностью, направленной на подрыв государственных устоев царской России. В Кельм в сопровождении жандармов нагрянули чиновники и сыщики, которые начали следствие, провели обыск и изъяли документы для судебной проверки в Санкт-Петербурге. Рав Финкель решил принять на себя всю ответственность, чтобы защитить своего учителя — Сабу из Кельма, которому пришлось покинуть Литву и изменить свою фамилию Бройде на Зив. Он заявил представителям властей, что является главой этого учебного заведения, и тут же был арестован. Судебные тяжбы длились много лет, прежде чем восторжествовала справедливость и с Талмуд Торы были сняты все обвинения. Вспоминая эти события, Саба из Слободки выражал опасение, не закралась ли в его сердце гордыня, когда он назвал себя главой Дома Учения…

Скромность Сабы из Слободки

В рамках своей педагогической практики учитель иногда был строг со своими учениками, дабы сломить их гордыню и пробудить к возвышенному служению и глубокому изучению. Однако в случае, когда ученик не относился к нему с надлежащим почтением, и, согласно человеческому естеству, учитель мог бы испытывать к нему неприязнь, он никогда не прибегал к суровым методам, опасаясь, что, возможно, в его сердце возникла некая предвзятость. Все подозрения он относил только к самому себе, других же всегда судил в лучшую сторону, видя в каждом достоинства.

Следствием того, что Саба из Слободки постоянно подозревал в себе наличие всевозможных недостатков и выверял каждое свое качество и деяние на точных весах ясного мышления, были его предельная скромность и смирение. В своих записях он отмечает, что не достоин занимаемого положения и должен быть особенно внимательным в том, чтобы не оказывать давления на людей даже во имя Небес. По словам его учеников, еще в годы юности он беспощадно боролся с любыми проявлениями гордыни, следуя стиху Писания «Жертвы Б-гу — дух сокрушенный, сердце сокрушенное и удрученное, Б-г, Ты не презришь»^[29]. Краеугольным камнем своего служения рав Натан Цви считал искоренение в себе стремления к славе, и известно, насколько смиренным он был перед каждым. Он всегда избегал участия в торжественных мероприятиях, заседаниях и выступлениях на встречах раввинов, и если ему все же приходилось там бывать, то садился в стороне, подальше от почетных мест.

Рав Финкель всегда обращался за советом к главам своего поколения — к раву Ицхаку Блазеру и к раву Симхе Зисселю Бройде, которого считал своим раввином. Известно, что даже посещение одного урока или участие в молитве в Доме Учения в Кельме требовало особого разрешения, и каждый раз, когда Саба из Слободки приезжал в этот город, он заново обращался за позволением. Случалось, что из-за некоторых разногласий между ним и его учителем в воззрениях на Учение Мусар, ему иногда отказывали, однако приезжая в эту Обитель святости в следующем году, он в полном смирении духа перед своим учителем вновь просил разрешения. Однажды некто выразил удивление в связи с этой ситуацией, на что рав Финкель ответил, что в Ковно к нему относятся как к большому раввину, и он может возжелать величия и превратиться в Кораха. Поэтому он периодически приезжает в Кельм, чтобы в этой Обители святости исправить свои недостатки и не пропасть из-за многочисленных пороков, о чем предупреждал мудрейший из всех людей: «И вот заросло все оно крапивой, покрылась его поверхность бурьяном, и каменная ограда его развалилась»^[30].

Необходимо отметить: несмотря на то, что Саба из Кельма иногда держал дистанцию между собой и своим учеником, он всегда относился к нему с особым уважением, считая его величайшим учителем наследия Мусара. Однажды, заметив, что некоторые ученики начали относиться к раву Финкелю с прохладцей, рав Бройде сказал: «Взаимоотношения между нами — это наше личное дело, но вы не вправе недооценивать этого великого мудреца, и дай Б-г, чтобы в его уделе была и моя доля».

Когда раву Финкелю сообщили, что в Литве планируется издание многочисленных рассуждений Сабы из Кельма, он необычайно возрадовался, а затем глубоко вздохнул и произнес: «И что мне удалось сделать за все годы? У меня есть только одна тема — “Величие человека”, и все мои уроки на протяжении всей моей жизни вытекают только из нее». В другой раз он сказал, что у него есть только три рассуждения: «О величии человека», «О милосердии» и «О глубине Суда». А ведь он был неиссякаемым полноводным источником знания Закона и Талмуда, проводил многочасовые уроки для великих в знании. Б-жественный дух осенил его многочисленными открытиями в Торе о возвышенном поведении, заповедях по отношению к ближнему и трепете перед Небесами — и при этом он всегда был предельно скромен.

В той же мере, в какой рав Натан Цви искоренил в себе гордыню и стремление к славе, он подавил неуместные желания и страсти. Рассказывают, что на протяжении многих лет он не ел никаких сластей, чтобы устранить в себе детские желания. Однажды, оказавшись на железнодорожной станции Кибартай, он увидел в кашерной мясной лавке аппетитную колбасу и почувствовал в себе желание ее попробовать. Тогда раввин принял решение не есть колбасу в течение двадцати пяти лет, и лишь в старости, когда тяга к пище у него совершенно пропала, разрешил себе это. Так же он поступал во всех других вопросах.

Ярким примером того, насколько Саба из Слободки был непримирим к телесным желаниям и искоренял их в себе, может служить история, произошедшая в Хевроне. В конце жизни учителя, когда его здоровье пошатнулось, врачи прописали ему строгую диету, и его ученики каждый день готовили для него все необходимое. Однажды случилось, что некий ученик, который не был достаточного осведомлен о его обыкновениях, сварил на завтрак особенно вкусную овсяную кашу со сливочным маслом, привезенным из Иерусалима. Как только Саба попробовал эту кашу, он сразу же отодвинул тарелку и воскликнул: «В ней — яд!» Тогда ему дали остатки старой сухой пищи. Вечером, когда в его доме собрались ученики, Саба сказал, что сегодня его пытались погубить и дали отравленную еду. На удивление учеников он ответил: «К этой каше была примешана страсть!» Объяснение его слов было следующим: эта еда была слишком вкусной, поэтому он от нее отказался.

Саба из Слободки обладал величайшими силами души, благодаря чему властвовал над всем своим естеством. Очевидно, что все эти качества не были у него врожденными, а появились в результате неустанной работы над собой, которую он не прерывал ни на минуту. Все свои дни рав Финкель в восхищении изучал Мусар и следил за состоянием своей души. Он нередко посещал Дом Учения Мусара в Ковно, основанный равом Исраэлем Салантером. Рассказывают, что каждый раз, когда он переступал заветный порог, в его глазах стояли слезы. Раввин с юности принял на себя обязательство ежедневно изучать Мусар и неизменно этому следовал, и, как видно из его дневника, постился и накладывал на себя денежные штрафы за любые нарушения в своей духовной работе. Однако, несмотря на столь строгое отношение к себе, рав Финкель никогда не пребывал в страдании и горе, не испытывал тревоги и беспокойства, его глаза не излучали страха или печали. Центральным принципом его духовной работы была светлая радость на лице и глубокое размышление в сердце. Случалось, что ночью его подушка была мокрой от слез, а утром он радостно и дружелюбно приветствовал каждого встречного. Благодаря своей беспрестанной духовной работе на протяжении всей жизни, Саба воцарился над своим естеством и дурным побуждением, достигнув ступени «человека Мусара».

Милосердие к ближнему

Саба из Слободки пишет в дневнике о своем самом первом обязательстве в служении Небесам: «Проявлять внимание к ближнему, относиться к каждому с предельным уважением, терпимостью, мягкостью и быть чувствительным к его состоянию, всеми силами остерегаться причинить человеку обиду». Учитель приводил стих Писания, повествующий об обязанности заботиться об окружающих и поддерживать их своим вниманием: «Масло и воскурение радуют сердце, а сладость слов друга лучше совета души»^[31].

Заповеди по отношению к ближнему были важнейшей частью его служения. Он скрывал свои возвышенные поступки от людских глаз, но все же многие его обычаи становились известными. Воззрение учителя на суть человека основывалось на том, что он видел в нем «образ Б-га» — Б-жественное творение — и всем сердцем ощущал: «Тот, кто дает пощечину еврею, как будто заносит руку на Б-жественное присутствие»^[32]. Все мысли учителя были постоянно сосредоточены на оказании милосердия ближнему.

Насколько самозабвенно Саба из Слободки жертвовал собой ради других! Он волновался о судьбе каждого, близко принимал к сердцу страдания ближнего, помогал, не жалея сил, и не успокаивался до тех пор, пока не убеждался, что сделал все возможное. В последние годы жизни учителя окружающие были вынуждены скрывать от него свои проблемы, чтобы сострадание не ухудшило состояние его здоровья. О милосердии рава Финкеля можно написать целые книги!

Рав Меир Хадаш вспоминал, что однажды посетил рава Натана Цви во время его короткого отдыха на курорте Айнхаузен в Германии. Он увидел, что раввин проводит много времени в беседах с неким пожилым человеком. Прислушавшись к их разговорам, он понял, что учитель убеждает собеседника в том, что предназначение еврейского народа заключается в изучении Торы. В человеке есть невидимая душа, и в миг, когда она оставляет тело, заканчивается его жизнь. Души людей не одинаковы: у каждой — свой уровень святости. Также есть общая душа у всего народа Израиля. Изучение Торы праведными мудрецами приводит к вознесению души всего народа. Саба развивал эту идею до тех пор, пока его собеседник не согласился с утверждением о важности изучения Торы и необходимости создания Домов Учения.

Рав Меир предположил, что этот старец — состоятельный предприниматель, и учитель хочет заручиться его помощью для ешивы. Однако выяснилось, что тот пожилой человек родился в Ковно, в юности переехал в Санкт-Петербург, где вскоре оставил еврейскую традицию, оказавшись «ребенком, плененным среди народов мира», и сейчас он одинок, беден и зависим от своих детей, проживающих в Париже. На вопрос рава Меира, зачем учитель тратит так много времени на этого человека, он ответил, что тот действительно ничем не может помочь, но очень важно раскрыть перед ним свет Торы и пробудить в нем желание возвратиться к своим корням.

Отношение к ближнему как к Б-жественному творению

В последние дни жизни учителя, когда он лежал на смертном одре, случилось, что один из ухаживавших за ним учеников по ошибке вместо воды дал ему спирт, глоток которого практически парализовал его дыхание, и потребовалось время, чтобы раввин вернулся к своему прежнему состоянию. Из-за столь ужасной оплошности этого ученика поразили боль и стыд, и он убежал. Саба заметил его отсутствие, попросил его позвать и сказал: «Ты доставил мне радость! Вначале я испытал страдание, но когда оно закончилось, я был очень рад!»

Однажды рав Финкель вел молитву Минха и часто ошибался в произношении слов при чтении Кадиша, что привело к всеобщему удивлению. Оказалось, что в той синагоге читал Кадиш один скорбящий, который затруднялся в чтении и искажал слова молитвы, что вызывало насмешки присутствующих. И учитель намеренно допускал ошибки, дабы избавить того человека от стыда и дать наглядный урок отношения к ближнему.

Рав Авраам Риник, который ухаживал за Сабой в Хевроне в последние годы его жизни, рассказывает, что однажды учитель послал его на мероприятие, посвященное открытию Дома Учения в Тель Авиве. Рав Авраам проживал тогда в квартире учителя, расположенной возле здания ешивы, оказывал ему всевозможную помощь и не хотел уезжать, чтобы не оставлять его одного. Но рав Натан Цви настоял на этой поездке, заверив его, что вскоре ляжет спать. Встреча в Тель Авиве затянулась до глубокой ночи, и когда под утро рав Авраам вернулся, то не хотел заходить в дом, чтобы не разбудить раввина, и намеревался провести остаток ночи в ешиве за изучением Талмуда, однако прежде решил проверить все ли в порядке. К своему удивлению, он обнаружил, что учитель стоит у дверей дома и в холоде ночи дожидается его возвращения.

Рассказывает рав Аарон Котлер — глава ешивы Лейквуд, который с детских лет был одним из ближайших учеников Сабы из Слободки: «Учитель уделял много времени беседам со мной, и порой они затягивались до глубокой ночи. И поскольку тогда я был еще ребенком и проживал достаточно далеко от здания ешивы, учитель опасался за меня и никогда не отпускал одного, а провожал по темным улочкам Слободки, дабы со мной ничего не случилось».

Рав Натан Цви не ограничивался оказанием добра ближнему только в случаях, когда к нему обращались, но сам постоянно разыскивал нуждающихся в помощи и изливал свет своей души на всех, кто встречался на его пути, тепло их приветствовал и благословлял. По субботам и праздникам перед началом молитвы он проходил между скамьями учеников и здоровался с каждым. Однажды сопровождавший Сабу ученик заметил, что учитель, взглянув на один из домов, пожелал мира проживающим в нем. Молодой человек никого там не увидел и спросил учителя, кому предназначалось это благословение, на что Саба ответил: «Я не знаю, почему люди желают друг другу мира и добра только при встрече, ведь можно благословить ближнего и в его отсутствие!»

Раввин много говорил со своими учениками о милосердии и помощи людям, считая это основой Торы и залогом существования мира. Его беседы содержали конкретные наставления о почтительном отношении к творениям. Он призывал евреев к тому, чтобы их сердца постоянно излучали любовь, и они использовали любую возможность принести в мир свет и добро. В особенности Саба подчеркивал, как важно быть доброжелательным к каждому, что является необходимым условием сближения сердец. Он нередко укорял учеников за чрезмерную строгость, сухость и бездушие.

Однажды Слободку посетил некий юноша из ешивы Мир, которому учитель несколько раз говорил, что он слишком угрюм и его лицу недостает улыбки, но тот, всю жизнь воспитанный в духе сдержанности и беспристрастности, не мог измениться. Учитель видел в этом большой недостаток души и пришел к далеко идущим выводам. Его внук намеревался отправиться на учебу в ешиву Мир, для чего требовалось нелегально пересечь границу между Литвой и Польшей, и Саба не согласился, чтобы он отправился туда в сопровождении этого юноши, сомневаясь в заслугах последнего и опасаясь возможных несчастий в дороге.

Один выпускник ешивы как-то навестил Сабу и сообщил ему о своем обручении. Учитель, заметив его чрезвычайную сдержанность, призвал его к радости — ведь теперь у тебя есть невеста! Рав Финкель требовал от своих учеников сердечного отношения к своим женам и членам семьи и беспрестанной заботы об их благополучии. Один студент ешивы рассказал, что через короткое время после свадьбы учитель спросил его, помогает ли он своей жене в подготовке к субботе. Тот ответил утвердительно, отметив, что это требование Талмуда, и даже большие мудрецы участвовали в приготовлениях к шаббату: «Рава засаливал рыбу, рав Уна разжигал огонь, рав Хисда нарезал овощи, Раба и рав Йосеф рубили дрова…»^[33] Услышав это, рав Финкель улыбнулся и произнес: «Это повествование Талмуда касается почитания шаббата. Но разве из него следует обязанность помогать своей жене? Ведь сказано в Торе: “Если увидишь осла ненавистника твоего лежащим под ношей своей, не откажись помочь ему; помоги, помоги вместе с ним”^[34]. Если необходимо помогать даже ненавистнику, то уж тем более надо быть внимательным к жене, по отношению к которой есть многочисленные обязательства, и в особенности перед шаббатом, когда она утомлена и загружена множеством дел, которые надо закончить до зажигания свечей. Существует ли большая заповедь по отношению к ближнему?»

Нельзя не отметить внимание учителя к его жене, мягкость, с которой он к ней относился, чуткость, с которой заботился обо всех ее потребностях, стараясь оградить ее от огорчений и печали, помогая во всем, в чем она только нуждалась. И при этом он постоянно опасался, что может быть не исполнил в должной мере своих обязательств по отношению к ней, и всегда просил у нее прощения. Особенно восхищало то, как раввин расставался с женой в канун праздника Йом Киппур, когда шел в ешиву на вечернюю молитву «Коль Нидрей». Несмотря на трепетное отношение к жене на протяжении всей жизни, он все же опасался, что, возможно, не всегда поступал должным образом и продолжал просить у нее прощения до тех пор, пока она не уверяла, что прощает его от всего сердца.

Саба из Слободки был очень внимателен в исполнении заповеди гостеприимства и дружелюбно и почтительно встречал каждого, угощал всем, что было в его доме, вел приятную беседу, лично прислуживал и уделял внимание гостю. Однажды, когда часть ешивы совершила Алию в Землю Израиля, посреди праздника Рош Ашана в Хеврон из центра страны приехала группа молодых людей, далеких от еврейской традиции. Учитель попросил своих учеников оказать им внимание, позаботиться о них, обеспечить пищей и ночлегом, чтобы они услышали трубление в шофар, не нарушали праздника и приблизились к еврейству.

Рав Финкель проявлял милосердие и уважение также к представителям других народов, поскольку «Любим человек, созданный “по образу Б-га”»^[35]. Особое тепло он проявлял к бедным и больным, заботился о них, оказывал им помощь и провожал в дорогу. Рассказывает рав Ноах Палей, что однажды, когда он собирался домой после визита в Слободку, учитель его спросил: «Как ты поступишь, если сразу же по возвращении, когда будешь радоваться встрече с семьей, перед тобой предстанет некто бедный и несчастный, изможденный и согбенный, неопрятный и отталкивающий и попросит твоей помощи? Скорее всего, ты почувствуешь досаду, что именно в такой счастливый час он мешает тебе, и дашь ему какую-то мелочь, чтобы только отделаться от него. Однако не этого требует от нас Священное Писание: “Не в том ли (раскаяние), чтобы ты разделил с голодным хлеб твой и бедных скитальцев привел в дом? Увидев нагого, одень его, и от ближнего своего не скрывайся”^[36]. И так сказали наши мудрецы: “Йосей бен Йоханан говорил: пусть двери твоего дома будут широко раскрыты, и бедняки чувствуют себя своими в доме твоем…”^[37] Даже в час встречи с семьей тебе надлежит относиться к бедным и несчастным как к членам своей семьи и принимать их с радостью. Более того, именно им ты должен в первую очередь уделить внимание, поскольку семью ты видишь всякий раз, когда возвращаешься домой, а кто знает, встретишь ли ты когда-либо еще в своей жизни этих несчастных?» Так учитель относился к ближнему и призывал к этому других.

С особым вниманием Саба из Слободки заботился о больных. Когда до него доходил слух о чьем-то нездоровье, он сразу же выяснял его имя и имя его матери и возносил молитву Всевышнему о его излечении. Однажды, ожидая очереди в стоматологической клинике в Иерусалиме, он услышал доносившийся из кабинета врача стон пациента. Учитель ощутил сильнейшее сострадание к тому человеку, незамедлительно встал на ноги и начал за него молиться. Когда кто-то из его знакомых заболевал, его душа страдала, он не знал покоя, организовывал уход за больным, разыскивал лучших врачей, доставал самые действенные лекарства и даже на мгновение не забывал о больном, постоянно возвращаясь к нему в своих мыслях. Рав Финкель прилагал все возможные усилия, чтобы найти средства для решения любой проблемы, даже когда экономическое положение ешивы было очень тяжелым. С особым уважением он относился к юношам, которые уделяли свое время помощи больным, и увещевал тех, в ком замечал безразличие к страданию ближнего. Подтверждение этому он находил в словах царя Давида: «А я, когда они болели, одевался в мешковину, постом изнурял душу свою, и молитва моя пусть ко мне вернется»^[38].

Однажды во время урока в переполненной ешиве до раввина донесся чей-то надрывной кашель. Он сразу же прервал выступление и спросил, кто так сильно простужен и не нуждается ли он в помощи. И когда ему не ответили, не желая мешать его выступлению, он очень расстроился и с болью в сердце произнес: «А если бы человек плакал, то вы бы тоже равнодушно обошли это молчанием и не вызвались ему помочь?!»

Саба из Слободки был очень внимателен и предостерегал других от того, чтобы при исполнении заповедей не причинить кому бы то ни было огорчения или неудовольствия, и награда за заповедь не пропала из-за ущерба от сопутствующих ей действий или намерений. Он не молился слишком долго, чтобы не задерживать других, особенно по субботам и праздникам, и не растягивал свои выступления. Однажды раввин заметил, что один из учеников чрезмерно раскачивается во время молитвы. Он подошел к нему и сказал, что из-за своих неумеренных движений тот может толкнуть ближнего, что будет большим грехом.

Рав Финкель был чрезвычайно аккуратен в финансовых вопросах и всегда внимательно проверял, не совершил ли он какой-нибудь ошибки в денежных расчетах. Когда ешива и многие другие основанные им организации были в тяжелом финансовом положении, он брал ссуды для поддержки их существования и был предельно щепетилен в том, чтобы вовремя возвращать долги. Из опасения нарушить Закон он записывал все свои обязательства. Известно, что на протяжении многих лет рав Натан Цви не брал никакой платы за свою работу в ешиве, и его жена была вынуждена содержать лавку в Кельме, от доходов которой кормилась вся семья. Когда ситуация ухудшилась и ему потребовались средства, он поехал к раву Хаиму Соловейчику в Бриск (Брест-Литовск), чтобы посоветоваться с ним, имеет ли он право на плату из фонда ешивы, и если да, то в каком количестве. С тех пор он не брал ничего, кроме установленного ему содержания, и случалось, что члены его семьи нуждались в самом необходимом, но он отказывался воспользоваться для этого деньгами ешивы.

Рав Финкель требовал и от своих учеников быть очень внимательными в материальных делах и во всем пунктуально следовать своду законов Шульхан Арух, и его сердце болело, если он видел, что кто-то не был аккуратен в обращении с имуществом ближнего или что-то портил своими руками.

В последние годы жизни, когда он приходил для выступления в ешиву, все ученики сбегались, чтобы занять место поближе к нему. Он был этим очень расстроен, считая, что так нельзя поступать, поскольку они могут толкнуть друг друга, опрокинуть стул и нанести кому-либо телесный или имущественный ущерб. Учение Сабы из Слободки об имущественных вопросах глубоко укоренилось в сердцах учеников ешивы «Кнессет Исраэль».

Приемник главы ешивы

Рав Натан Цви чувствовал, что силы его покидают и настало время позаботиться о будущем ешивы Хеврон. В то самое время он получил письмо от одного из своих ближайших учеников рава Йеуды Лейба Хасмана, который поведал о своем желании совершить Алию в Землю Израиля, даже если ему придется быть служкой в синагоге.

Рав Йеуда Лейб Хасман (1869-1936 гг.) — один из величайших учителей Мусара своего поколения — родился в местечке Ивье Гродненской области. В юности он учился в самой первой ешиве рава Финкеля, расположенной в синагоге «Проводы умершего» в Слободке, и посещал уроки Мусара рава Ицеле Петербургера, позже отправился в Дом Учения Сабы из Кельма и затем — в ешиву Воложин, где оставался до ее закрытия по указу царя. В 1897 г. рав Элиезер Гордон по рекомендации Сабы из Слободки пригласил его на должность машгиаха ешивы Тельз, которую он занимал на протяжении шести лет вплоть до восстания против Учения Мусар, произошедшего там в 1903 г., когда часть учеников выступила против строгих правил, введенных машгиахом. Рав Хасман оставил Тельз и вернулся в Кельм, где два года продолжил изучать Мусар, после чего принял предложение стать раввином небольшого местечка Людвиново, расположенного возле города Сувалки (Польша), в котором провел три года. В 1908 г. рав Йеуда Лейб стал раввином городка Щучин Ломжинской губернии (Польша), где сразу же основал филиал Слободки — ешиву «Анаф Кнессет Исраэль», которая следовала путями Мусара, определенными Сабой из Кельма и Сабой из Слободки. Ешива в Щучине выпустила целое поколение выдающихся мудрецов Торы, которые продолжили распространять в мире Учение Мусар. После Первой мировой войны рав Йеуда Лейб Хасман вернулся в Литву, где активно занимался учреждением организации «Агудат Исраэль».

Узнав о желании рава Йеуды Лейба совершить Алию в Землю Израиля, рав Натан Цви незамедлительно предложил ему стать машгиахом — духовным руководителем ешивы Хеврон. Педагогические методы рава Хасмана в определенных аспектах отличались от взглядов его учителя, однако это не повлияло на его решение, поскольку он считал рава Хасмана достойным возглавить ешиву. Более того, в ожидании приезда рава Йеуды Лейба рав Натан Цви начал давать свои беседы Мусара в его стиле, дабы подготовить учащихся к его путям в святости. На протяжении нескольких недель после приезда рава Хасмана рав Финкель подолгу беседовал с ним до начала его выступлений в ешиве, в первую очередь призывая его к мягкости по отношению к людям. Наконец настал день, когда Саба из Слободки собрал всю ешиву и обратился к ее ученикам со следующими словами: «Известно, что в Большой синагоге Вильны всегда было два хазана. Когда принимали на должность нового хазана, старый подготавливал его к служению, чтобы навеки сохранилась неповторимая традиция этого уникального для еврейского народа города, и спустя непродолжительное время, когда новый хазан вел молитву, вся община считала, что это — старый хазан». Завершив эту историю, Саба из Слободки пригласил рава Йеуду Лейба Хасмана подняться и сказать свое слово Мусара.

Смерть Сабы из Слободки

В конце 1926 г. рав Натан Цви все больше слабел, врачи рекомендовали ему для проживания более теплое место, и он ненадолго переехал в Тель Авив. На месяц Элул и Дни Трепета он вернулся в Хеврон и еще выступал со своими беседами в ешиве. В преддверии праздника Йом Киппур в стены ешивы был внесен свиток Торы, написанный в память о его сыне, и в тот день он дал вознесенный урок Мусара — последний в его жизни. После праздника Суккот у него случилось кровоизлияние в мозг, и он был перевезен в Иерусалим, где находился под постоянным наблюдением врачей. Вместе с ним переехали десять его учеников, которые основали ешиву в Иерусалиме и поочередно дежурили возле своего учителя и заботились о нем, не упуская возможности учиться у него на закате его жизни. Несмотря на тяжелое состояние, рав Натан Цви до последнего дня беспокоился об ухаживавших за ним учениках, отдавая этому все оставшиеся силы. Во время болезни, продолжавшейся более четырех месяцев, Саба из Слободки раскрылся во всем своем духовном величии. Он покоился на больничном ложе, погруженный в размышления, и, несмотря на то, что врачи запретили ему говорить, раскрывал некоторые из них. Ученики, видя вознесенность своего учителя, находившегося на пороге смерти, лично убедились в истинности изречения: «Прислуживание мудрецам Торы более значимо, чем ее изучение»^[39].

Состояние Сабы из Слободки вызывало тревогу у тысяч его учеников, находившихся во всех концах земли, и они неустанно за него молились. Для молитвы за великого учителя Мусара мудрецы Иерусалима собирались у Стены Плача и в других святых местах города. В Литве и в Польше постились за здоровье раввина. Выходцы ешивы Слободка, проживавшие в Америке, собрали деньги, чтобы привезти для консультации известного профессора медицины из Германии. Однако на Небесах был запечатан декрет, и 29 Швата 1927 г. в присутствии его учеников и сына — рава Элиезера Йеуды — душа учителя в чистоте и святости поднялась на Небеса.

Слух о прискорбном событии, как молния, распространился по всей земле, и на похороны великого учителя Мусара, состоявшиеся на следующий день в Иерусалиме, собрались десятки тысяч евреев со всей страны. После горького оплакивания раввина, на котором присутствовали все мудрецы Иерусалима и Святой Земли, он был перенесен в свою последнюю земную обитель на Масличной горе напротив «Врат Милосердия» Восточной стены Иерусалимского Храма, через которые, согласно древнему преданию, пророк Элиягу войдет в Святой город провозгласить о приходе Машиаха, строительстве Храма, возвращении изгнанников и воскрешении мертвых. Во многих синагогах и Домах Учения во всем мире оплакивали великого учителя Мусара, и его ученики рассказывали об уникальном пути служения Небесам, Родиной которого была Слободка.

Письмо рава Моше Мордехая Эпштейна

Рав Моше Мордехай Эпштейн в те дни находился в Америке, где собирал средства на ешиву Хеврон в Земле Израиля и на оставшуюся в изгнании в Литве ешиву Слободка, и направил в Ковно и в Хеврон — письмо, в котором оплакивал тяжелую потерю: «Братья мои, мне стало известно о страшном горе, постигшем весь еврейский народ. Мы потеряли свет Израиля и его святость, человека, следовавшего путями Г-спода, сердце которого вознеслось до Небес и охватило просторы земли. Благодаря его возвышенному духу вернулась былая слава, когда знание Торы и трепет перед Небесами соединились вместе в его великих в мудрости учениках, благодаря чему не забудется Тора в Израиле. Вся жизнь этого человека — стезя святости в служении Г-споду. Он взращивал ростки, которые поднялись, как Ливанские кедры. Благодаря его деяниям во всех Шатрах Торы Литвы и Польши сохраняется его духовное наследие. Его дух и душа вознеслись в Небесные выси, и не стало подобного ему. Он раскрыл сыновьям человека бескрайние, как море, глубины постижения, показал путь, по которому следует идти, предупредил о выбоинах и преткновениях на дороге. Это — наш отец, светоч и учитель, “колесница Израиля” — рав Натан Цви Финкель, благословенна память праведника. Рухнула колонна, на которую опирался весь Дом Израиля… Как вынести эту потерю? С чем сравнить несчастье, случившееся с народом Израиля, горе, произошедшее с нами? Крушение ожидает корабль, лишившийся своего капитана. Страшное бедствие грозит поколению, потерявшему своего главу. Все оплакивают его уход, ибо нет равного ему. Несчастье не было бы столь ужасным, если бы нашелся другой руководитель, способный заменить ушедшего. Но на корабле, находящемся в плавании в открытом море, невозможно найти другого капитана, и возможны большие опасности и страшные несчастья.

Мы потеряли своего капитана. Мы смотрим на раскинувшееся перед нами бескрайнее море, и нет у нас капитана, и мы не сможем его найти. Наш корабль — святая ешива Хеврон — находится в плавании в открытом море. Мы далеки от берега, еще не вышли на сушу, не обрели покой, и вот пришло бедствие — мы потеряли своего капитана. Кто научит нас святости? Кто укажет порядок в жизни и путь, которым следует идти? Кто укрепит наш дух и рассеет тени сомнений? Кто разгонит мрак воображения, затемненного дурным побуждением? Мы осиротели и потеряли дух нашей жизни — нашего отца, о котором говорили, что в его тени будем жить и удостоимся наследия. Наш учитель вознесся на Небеса, наш дух ослаб и руки обессилели.

Но сейчас, братья мои, не время для проявления слабости, ведь высшие причины привели нас в ешиву Хеврон. Для меня совершенно очевидно, что этот Шатер Торы на Святой Земле был основан по воле Высшего Провидения, дабы вознести знамя Б-жественного Учения и трепета перед Небесами и показать всему народу, что только благодаря Торе и ее мудрецам отстроится Израиль и его Земля. Сказали мудрецы: “Если жители Махозы (Вавилон), видя величие Торы, не устремлялись пройти гиюр, это свидетельствует о черствости их сердец”^[40]. И обладающий восприимчивым сердцем, даже если он относится к числу народов мира, при виде мудрецов, собирающихся вместе в “месяцы невесты”^[41], должен был оставить прежнюю жизнь и мирские радости язычников и присоединиться к еврейскому народу, невзирая на то, что Израиль претерпевает унижения, преследования и гонения. Кто может объять величие духа святой ешивы Хеврон?! Кто может представить себе освящение Б-жественного имени, когда преданные Торе молодые люди, обладающие великими способностями, устремляются к знанию и трепету? И вы, браться мои, являетесь для этого посланцами; и если мы расслабимся теперь, не разрушим ли мы своими руками Б-жественный Храм? Нет у нас учителя, источника света, мудреца и праведника, благословенной памяти, и именно на нас возложена обязанность укрепить свои силы и черпать мудрость из всего, что мы слышали из его уст, — из святых возвышенных речений, раскрывающих источники знания.

Братья мои, теперь в ваших руках священная задача: сохранить святую ешиву — центр Торы на Святой Земле! Будьте осторожны, чтобы, не дай Б-г, она не пропала, ибо кто знает, к каким разрушениям это может привести и сколь строго будет взыскано с тех, кого Всевышний избрал быть источником света для всего Израиля.

Поэтому, братья мои, соберитесь с силами и приумножьте мощь в усердном изучении Торы, углубленном понимании и возвышении на путях Г-спода, ведь вы строите Храм для всей Общины Израиля. И, вне всяческих сомнений, заслуга нашего учителя, благословенной памяти, поддержит нас, ибо праведники после смерти более велики, чем при жизни.

И да смилуется ради вас надо мной Всевышний, и не будут в Его глазах малозначимы мои тяготы и скитания, превышающие мои силы и возможности духа. Да ответит Он мне и да дарует спасение, дабы я смог вернуться в ваше общество, которое мне столь дорого и желанно.

Ваш брат, скорбящий и опустошенный, надеющийся на Небесное милосердие и скорейшее спасение…»

Моше Мордехай Эпштейн.

Продолжение пути ешивы Хеврон

После страшной потери, произошедшей в ешиве Хеврон с кончиной ее духовного руководителя, не ослабли руки учеников, которые продолжили свой путь в святости. Рав Йехезкель Сарна давал уроки Талмуда и беседы Мусара, отличавшиеся многогранностью построения и красотой мысли, согласно пути, проложенному Сабой из Слободки. Они поднимали в глазах учеников ценность Торы и величие человека. Рав Йеуда Лейб Хасман укрепил ешиву не только своими уникальными рассуждениями Мусара, но и индивидуальной заботой об учениках. 8 Тевета 1928 г. рав Моше Мордехай со всей своей семьей навсегда переехал в Хеврон и сразу же начал давать свои уроки в стенах ешивы. Кроме постоянных занятий по субботам в своем доме он начал изучение законов жертвоприношений.

Так продолжалась духовная жизнь в Хевроне до страшных событий кровавой резни, произошедшей в месяце Ав 1929 г., после чего все уцелевшие евреи были вынуждены покинуть святой город отцов, куда они смогли вернуться только после Шестидневной войны 1967 года…

В 1927 г. умер рав Натан Цви Финкель, в 1934 г. — рав Моше Мордехай Эпштейн, а в 1936 г. — рав Йехезкель Сарна — великие учителя Мусара того поколения, и ешиву возглавили два зятя рава Моше Мордехая — рав Аарон Коэн и рав Моше Хеврони; духовным руководителем ешивы стал рав Меир Хадаш — один из самых последних и молодых учеников Сабы из Слободки. До сего дня ешива Хеврон является одной из самых больших и известных ешив в Израиле.

Десятки лет спустя, подводя итог Алие ешивы Слободка из Литвы в Израиль, можно утверждать, что она принесла бесценные плоды. Многие ее выпускники разъехались по всему миру, где их потомки по сей день занимаются глубоким изучением Торы в духе Учения Мусар.

[1] Тана Девей Элиягу Рабба, гл. 25.

[2] Дварим 28:9.

[3] Мехильта, Бешалах, гл. 2.

[4] Шмуэль (I) 16:7.

[5] Тана Девей Элиягу.

[6] Бава Кама 38б.

[7] Авот 4:3.

[8] Берешит 2:4.

[9] Теилим 5:5.

[10] Йешаягу 42:21.

[11] Макот 23б.

[12] Мишлей 3:17.

[13] Теилим 33:5.

[14] Дварим 14:23.

[15] Теилим 48:3.

[16] Дварим 30:19.

[17] Миха 6:8.

[18] Брахот 50а.

[19] Рош, там же.

[20] Теилим 97:4.

[21] Теилим 12:7.

[22] Йешаягу 29:15.

[23] Берешит 1:5.

[24] Там же.

[25] Мидраш Рабба, Берешит, гл. 3.

[26] Утренние благословения.

[27] Нида 30б.

[28] Моэд Катан 20б.

[29] Теилим 51:19.

[30] Мишлей 24:31.

[31] Мишлей 27:9.

[32] Сангедрин 58б.

[33] Шаббат 119а.

[34] Шмот 23:5.

[35] Авот 3:14.

[36] Йешаягу 58:7.

[37] Авот 1:5.

[38] Теилим 35:13.

[39] Брахот 7б.

[40] См. Ялкут Шимони, Йешаягу, гл. 46.

[41] Тосафот, Брахот 17б, рассказывают о том, что при собрании мудрецов для изучения Торы в «месяцы невесты» — Элул и Адар — на глазах у всех с Небес спускался огненный столп. — Примечание редактора.