Москва еврейская 19. Прогулки по еврейской Москве. Замок в Огородной слободе

Дом-мастерская И. И. Левитана находится вблизи Покровского бульвара, по которому можно дойти пешком или доехать на трамвае «А» до Чистых прудов (трамвай еще в дореволюционные годы получил ласковое имя «Аннушка») и завернуть в один из переулков, который ныне восстановил свое старинное имя — Огородная слобода. Примечательностью ее в начале XX в. стал особняк, напоминающий по внешнему виду европейский замок позднего средневековья: шатровые башни, ажурные балконы, декоративная отделка стен. В 1906 г. архитектор Роман Клейн построил дом-дворец для семьи известных в России чаеторговцев Высоцких, открывших в 1849 г. в Гостином дворе Москвы свое дело; в торговых рядах Китай-города появилась вывеска «Товарищество чайной торговли. В. Высоцкий и К°»; к началу XX в. фирма, имевшая отделения во всех крупных городах России, получила статус «Поставщики двора Его Императорского Высочества Великого князя Николая Михайловича». Имена богатых и щедрых благотворителей были хорошо известны в Москве, но более всего их знали и восторженно почитали в среде еврейского населения черты оседлости.

«Я жива только милостью Бога, а затем Высоцкого», — несколько раз повторяла героиня рассказа Шолом-Алейхема, ибо многих бедняков еврейских местечек Высоцкие обеспечивали работой. Вульф Высоцкий был приверженцем движения «Ховевей-Цион» («Любящие Сион») и при жизни много жертвовал на создание учебных заведений, как в России, так и в Эрец-Исраэль. Глава фирмы, представитель второго поколения чаеторговцев Давид Высоцкий отличался гостеприимством; в его доме бывали многие известные люди. Дружеские отношения связывали их семью и художника Л. О. Пастернака, написавшего несколько семейных портретов Высоцких. Л. О. Пастернак, будучи преподавателем Московского училища живописи, ваяния и зодчества (с 1894 г.), жил рядом, на Мясницкой, в казенной квартире. Взаимная приязнь родителей передалась детям; старший сын художника, Борис Пастернак, постоянно посещал дом Высоцких: он давал уроки старшей дочери хозяина Иде и пережил первое сильное чувство к своей ученице, о чем вспомнит через много лет в «Охранной грамоте». Дом-замок в Огородной слободе был для будущего поэта притягательным и любимым, и, когда его любимая уехала в Англию, он написал ей письмо, которое так и не решился отправить: «Моя родная Ида! Ведь ничего не изменилось от того, что я не трогал твоего имени в течение месяца? Ты знаешь, ты владеешь стольким во мне, что, даже когда мне нужно сообщить что-то важное некоторым близким людям, я не мог этого только потому, что ты во мне как-то странно требовала этого для себя… Я сейчас вернулся от вас. Весь стол в розах, остроты, и смех, и темнота, к концу — иллюминированное мороженое, как сказочные домики плавали во мраке мимо черно-синих пролетов в сад». Впечатления об изысканной роскоши в доме своей возлюбленной, цветах, музыке молодой поэт выразит в поэтическом этюде «Сумерки — словно оруженосцы роз…».

Октябрьская революция разбросала хозяев замка и их друзей по всему миру. Высоцкие, сохранив за границей капиталы фирмы и чайные плантации в Индии, в 1918 г. покинули Россию, оставив в Москве прекрасно оборудованную чаеразвесочную фабрику на улице Ольховской (здание фабрики, построенное по проекту Р. Клейна, сохранилось до наших дней), и продолжали торговлю целительным ароматным напитком в Польше, а в 30-е годы навсегда осели в Эрец-Исраэль, на земле, о которой мечтал основатель фирмы.

По-иному сложилась судьба Л. О. Пастернака и его старшего сына. Художник родился в Одессе, художественное образование получил в Мюнхене, но самые счастливые годы своей жизни и творчества связывал с Москвой: здесь были его друзья, первые успехи, здесь родились его дети. В судьбе художника 1889 год был счастливым; он подарил П. М. Третьякову рисунок тушью «Еврейка с чулком», и в том же году меценат приобрел на выставке картину художника «Вести с родины». 14 февраля 1889 г. московский раввин Ш. Минор освятил брак Л. О. Пастернака с Розалией Исидоровной Кауфман. Его жена была одаренной пианисткой, которой А. Г. Рубинштейн предсказывал блестящую артистическую карьеру. После замужества она отказалась от публичных выступлений, но музыка стала частью семейной жизни Пастернаков. Молодожены поселились в сохранившемся до наших дней доходном доме Веденеева в Оружейном переулке, в начале 2-й Тверской-Ямской улицы; в 1992 г. на фасаде здания была установлена белая мраморная доска, на которой выбиты слова: «Поэт Борис Пастернак родился в этом доме 29 января 1890 года». Автор памятника — архитектор С. И. Смирнов.

В мае 1894 г. инспектор Училища живописи, ваяния и зодчества князь Львов пригласил Л. О. Пастернака на должность преподавателя. Предложение было лестным и выгодным; училище предоставляло сотрудникам казенную квартиру, мастерскую, высокую оплату труда. Впоследствии художник вспоминал: «Я поспешил выразить свою искреннюю радость и благодарность за лестное приглашение; вместе с тем я указал, что мое еврейское происхождение, вероятно, послужит непреодолимым препятствием. Я не был связан с традиционной обрядовостью, но, глубоко веря в Бога, никогда не позволял себе и думать о крещении».

Руководство училища с пониманием отнеслось к этому письму и, заручившись поддержкой великого князя Владимира и разрешением генерал-губернатора Москвы, приняло на казенную должность художника иудейского вероисповедания. Семья Л. О. Пастернака переезжает на Мясницкую; начинается наиболее счастливый и плодотворный период жизни художника. Он живет во флигеле старинной усадьбы, возведенной Василием Баженовым в конце XVIII в., и старинные комнаты наполняются детскими голосами и музыкой. Его младший сын Александр впоследствии вспоминал: «Мама играла в соседней комнате. Когда она, устав, прекращала на время игру, музыка в воображении продолжалась: как будто стены, мебель, даже игрушки — все отдавало теперь вобранные мелодии».

Но при общем благополучии приходилось решать нелегкие проблемы. Подрос старший сын, и Л. О. Пастернак пишет заявление на имя директора московской 5-й гимназии с просьбой определить своего первенца в 1-й класс. За маленького Борю усиленно хлопотал друг семьи князь Голицын, и именно ему директор гимназии направляет письмо:

Ваше Сиятельство милостивый государь Владимир Михайлович!

К сожалению, ни я, ни педагогический совет не можем ничего сделать для г-на Пастернака: на 345 учащихся уже есть 10 евреев, что составляет 3 %. Сверх не можем принять ни одного еврея.

К будущему августу у нас освободится одна вакансия для евреев, и я могу обещать предоставить ее г-ну Пастернаку.

Директор сдержал слово, и через год Борис стал учеником известной в Москве гимназии. В 1911 г. Пастернаки переехали на Волхонку, и более 10 лет семья жила в большой квартире доходного дома (ныне Музей частных коллекций, филиал Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина); до 1937 г. в одной из комнат квартиры жил Борис Пастернак. На верхнем этаже современного музея открыта мемориальная комната семьи Пастернаков. Родственники поэта передали картины Л. О. Пастернака, предметы мебели, фотографии, одна из которых датирована 1916 г. — Леонид Осипович, Розалия Исидоровна и трое детей. На фотографии они все вместе и еще не знают, что через пять лет расстанутся навсегда.

Художник оставил нам яркие портреты своих современников и среди них — Хаима Бялика, Якова Мазе, Михаила Гершензона, Семена Ан-ского и др. В 1921 г. Л. О. Пастернак со своей семьей покинул родину. Старший сын Борис остался в Москве. Чувство причастности к судьбе еврейского народа никогда не покидало художника, и в Берлине, как бы продолжая эту значимую для него тему, он напишет эмоциональную статью «Рембрандт и еврейство в его творчестве»; в портретах евреев, написанных голландским художником, Л. O. Пастернак увидел не только прекрасные лица, но и воплощение лучших качеств своего народа. В 1924 г. художник впервые посетил Эрец-Исраэль, и впечатления от соприкосновения с национальной жизнью сказались в его поздних работах. Из нацистской Германии он уехал в Англию, где скончался в год победы над фашизмом. В отличие от отца Б. Л. Пастернак не проявлял интереса к национальной культуре, ни слова не написал о трагедии народа в годы войны; сторонник полной ассимиляции евреев, он декларирует свои убеждения в романе «Доктор Живаго» словами литературного персонажа Миши Гордона, призывающего народ отказываться от национальной традиции: «Довольно. Больше не надо, не называйтесь, как раньше, не сбивайтесь в кучу, разойдитесь. Будьте со всеми. Вы первые и лучшие христиане мира!».

Для Бориса Пастернака путь в зарубежье был немыслим; он мог жить только в России; в 1958 г., исключенный из Союза советских писателей, подвергшийся всеобщему глумлению, он более всего боялся оказаться вне родины. В письме на имя Хрущева он просил только об одном — не высылать на чужбину: «Для меня это невозможно. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой. Я не мыслю своей судьбы отдельно и вне ее». Поэт скончался в 1960 г. в любимом им Переделкино и похоронен на местном кладбище.

В особняке Высоцких Борис Пастернак в юные годы общался с племянником хозяина, Михаилом Осиповичем Цетлиным, впоследствии издателем и литературным критиком. М. О. Цетлин покинул Россию в 1920 г., обосновался в Париже, и его дом стал литературным клубом для русской интеллигенции; у него часто гостили Иван Бунин, Владислав Ходасевич. Цетлин как член семьи Высоцких был обеспеченным человеком и активно помогал русским писателям, познавшим нужду в эмиграции.

Он, так же как и Борис Пастернак, по своим вкусам, симпатиям, образу жизни был человеком русской культуры, но в то же время остро ощущал свою кровную и духовную причастность к еврейскому народу. Он писал:

С одним я народом скорблю,
С ним связан я кровью.
Другой безнадежно люблю
Ненужной любовью.

В годы Второй мировой войны М. О. Цетлин покинул Европу и последние годы жизни провел в США.