Выбирая жизнь

Задав свой вопрос, уставшая немолодая врач не посмотрела на Хану. Она одним пальцем тыкала в недавно выданный ей планшет, с непривычки ошибаясь, и это её сердило. Да еще эта дамочка молчит, не отвечает.

— Женщина, вы меня слышите? Я говорю, выпишу вам направление на аборт. Вы согласны?

Хана лежала, отвернув голову от врача, и смотрела в окно своей надоевшей больничной палаты. Даже по небольшому кусочку неба, видневшемуся из-за шторы, было понятно, что за окном стояла серая-серая, унылая, начавшаяся до срока питерская зима. «Ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель, май…», — считала Хана. — «Мой сынок родится, когда эта нечастная зима наконец закончится, снег растает, и я не поскользнусь, когда буду спускаться с ним по ступенькам роддома…»

— Что вы молчите? Вы понимаете, что у вас нет выбора? Повторяю: после той операции, которую вы перенесли, вы не сможете родить нормального ребенка!

Да, Хана знала, что камень в ее желчном пузыре дробили с использованием большой дозы радиации, подвергая смертельной опасности 6-недельный плод, который потихонечку рос у нее внутри, несмотря ни на что. Хана оторвала взгляд от окна и проговорила, стараясь быть спокойной:

— Спасибо, доктор. Я поговорю с мужем, прежде чем принимать радикальные решения. Мы подумаем.

— Да о чем тут думать? Хотите родить ребенка без рук, без ног? А потом что — государству дитё сбагрить?! У вас и так уже трое детей! Куда ещё?!

Хана в упор посмотрела Елене Павловне в глаза, та поняла намек и, бормоча что-то невнятно-осуждающее и покачивая головой, неспешно удалилась из палаты. Да, у Ханы и Якова уже было трое детей. Но за последнее время она потеряла одного ребенка, умершего через несколько дней после рождения, и одну беременность, и этого ребенка они так ждали, так ждали…

Они были так воодушевлены, когда узнали, что Хана снова беременна. Все признаки, наконец, указывали на нормальную беременность и роды. Этот ребенок должен был успокоить их, утешить, стать проводником в нормальную жизнь — с подгузниками и распашонками, а не капельницами и мониторами… Хана была уверена, что это мальчик. И даже знала, как его будут звать.

«Прервать беременность? Убить нашу драгоценную надежду? Как отреагирует Яков? Мама с папой? Свёкр и свекровь?»

Хана в своих мыслях вернулась на два с половиной года назад. Третий их ребенок — Сарочка — первые несколько месяцев после своего рождения томился в отделении интенсивной терапии. Клиника была платная, хорошая, но тоска там стояла такая же беспросветная, как и в государственных больницах.

У Сарочки диагностировали серьезное и неизлечимое генетическое заболевание, и перспективы были туманны. Однажды вдруг Хану и Якова срочно вызвали к ней в больницу. Они примчались — напряженные и подозрительные — и были удивлены, обнаружив врачей в необычайно расслабленном и приподнятом настроении.

— Я получил результаты биопсии кожи, — заговорил доктор еще прежде чем Хана и Яков присели на стулья. — Очень странная история. Либо болезнь вашей дочери встречается реже, чем мы думали, либо она полностью исчезла…

Хана и Яков переглянулись: все их молитвы, молитвы их друзей, знакомых и родственников, все эти многочисленные уроки Торы, проведенные «ле-рефуа шлема», за здоровье Сары бат Ханы — всё это спустило на их семью благословение с Небес.

Оказалось, что Сарочка и правда страдала от некоторой формы генетического метаболического заболевания, при которой жизненно важный процесс производства ферментов просто задерживался. Через несколько недель молитв организм начал послушно производить эти ферменты — и Сарочка совершенно поправилась.

— Вот что я хочу вам сказать, — признался тогда Хане Сарочкин врач. — Когда мы проводим диагностику подобных заболеваний внутриутробно и получаем положительный результат, мы немедленно и настоятельно рекомендуем аборт. И если бы мы заметили это у вас тогда — направили бы и вас. Но получается, что у этих детей есть шанс выздороветь и вести нормальную жизнь. Наверное, стоит им этот шанс впредь давать…

Те слова доктора всё крутились у Ханы в голове, но надо было возвращаться к той проблеме, которая стояла перед ними сейчас. Можно ли было вновь надеяться на то, что Вс-вышний сделает для них чудо? И можно ли не надеяться на чудо?

Надо было сначала выяснить, правда ли, что каждый плод, подвергшийся воздействию радиации, рождается деформированным. И во-вторых, значит ли это, что прекратить его жизнь — это то, что Хана должна сделать, чтобы не «сбагрить его потом государству», как выразилась Елена Павловна?

Наконец пришел Яков. К разного рода кризисам ему, казалось, не привыкать. Выслушав новость, он вздохнул и приготовился утешать Хану, стараясь расслышать что-то сквозь ее рыдания.

— Что нам делать, что нам делать, что нам делать, — всхлипывала Хана.

— Я не знаю пока, что нам делать. Но ты помнишь, что сказал рав про Мойши?

Так звали их сына, прожившего лишь четыре дня.

— Он сказал, что каждая еврейская душа драгоценна и имеет цель в жизни, даже если эта цель находится за пределами нашего понимания.

Да, Хана очень хорошо помнила слова рава, которые оказались в те дни якорем, что позволил им с Яковом не погрузиться в многолетнюю депрессию, а отплакать и отгоревать и жить дальше…

— Кто мы такие, чтобы лишить этого ребенка того шанса, который ему дан? Кто мы такие, чтобы судить? — продолжал Яков.

Хана кивнула. В глубине души она с ним была согласна. Но Елена Павловна казалась такой уверенной со своим «без рук без ног»… А с другой стороны — история Сарочки, когда конкретно ее штамм дефицита бета-оксидаза исправился сам по себе. Сколько других детей были лишены жизни только потому, что их родители принимали советы своих врачей за чистую монету?..

— Хана, давай позвоним раву и послушаем, что он скажет.

Яков набрал номер рава, описал ситуацию, сказал в трубку «понимаю», записал какой-то номер на бумажке, поблагодарил и повесил трубку.

Хана вопросительно взглянула на него, удивленная, что разговор оказался таким коротким.

— Это номер факса, на который нам нужно переслать раву копии всех медицинских документов. Он сказал, что вопрос непростой, и что он должен посоветоваться с большим равом, который особенно хорошо разбирается именно в медицинских проблемах. А для этого ему нужны все результаты анализов и обследований…

***

Прошло почти двое суток, прежде чем рав позвонил Якову. Он говорил мягко, но в голосе его звучала уверенность.

— Я знаю, что вам очень больно, и я признаю, что мне было бы трудно оставаться сильным на вашем месте. Но в глазах Торы нет абсолютно никаких оснований прерывать эту беременность. Нет никаких убедительных доказательств ни с медицинской точки зрения, ни в еврейском законе, чтобы оправдать аборт в этом случае.

Рав объяснил, что драгоценность и важность человеческой души в равной степени относятся и к еще не родившемуся ребенку. Он сказал Якову (а Хана сидела рядом, ловя каждое слово, вылетающее из динамика телефона и гулко отдающееся в пустой палате), что, хотя закон Торы разрешает аборты при определенных обстоятельствах, эти случаи редки: например, когда жизнь матери подвергается непосредственной угрозе при вынашивании ребенка. Он объяснил, что плод действительно обладает душой и во многих отношениях, как юридически, так и мистически, — является человеком, достойным такого же внимания, как и человек уже рожденный.

— Есть все основания полагать, что вы родите нормального, здорового ребенка, — заверил рав. — Врачи могут считать, что нельзя полагаться на случай, но с такими высокими ставками мы должны ставить на жизнь. А кроме того, — мягко добавил он, — даже в худшем случае, то есть если ребенок родится неполноценным, — этично было бы позволить ему прийти в мир и сделать все возможное, чтобы помочь ему прожить любую жизнь, которую Творец запланировал для него…

Хана слушала рава и не знала, чего больше в его словах — надежды на счастливый исход или утешения в несчастье. Она много раз своими глазами видела, как дети в самых неблагоприятных, депрессивных, безнадежных обстоятельствах — продолжают бороться за жизнь. Она видела, как много в детях жизненной силы и мощи, дающей им способность преодолеть практически все.

Решение было принято. Оставалось только молиться.

Несколько дней спустя к Хане в палату заглянула молодая стажёр — «поболтать». Её решение не делать аборт облетело всё отделение и было встречено с недоверием, граничащим с отвращением.

Стажёр посмотрела на неё с жалостью:

— Я вас не понимаю, — начала она. — Почему вы хотите родить ребенка, если с ним точно что-то не в порядке? Справедливо ли это по отношению к ребенку и к вам самой?

Как ей ответить на её «почему»? Как объяснить медику решение, основанное на Торе, а не на современных «нормах справедливости»? Хана помолчала несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Да, родить не совсем здорового ребенка — это… неудобно. Кому-то даже может показаться, что это несправедливо, я знаю. Но малыш уже здесь. Его душа уже прибыла в этот мир. Мне не позволено отправить его обратно только потому, что нам всем будет неудобно. Пожалуйста, поймите — у меня уже рождались «нездоровые» дети раньше, и от них я узнала одну вещь. Слабыми были только их тела. А души их были сильны. Вот что самое главное. Спасибо за заботу, но, пожалуйста, не жалейте ни меня, ни ребенка. Мы в хороших руках.

Стажёр покачала головой и ушла, не находя слов. То, что Хана ей сказала, в мединституте явно не преподавали.

Через несколько дней Хана собрала вещи и покинула больницу — с одной потерей и одним приобретением: без камня в желчном пузыре, и с тяжелым бременем, которое лежало не только на плечах, а на всем ее существе. Хотя она прекрасно понимала, что положившись на указания Торы, она и Яков приняли рациональное и мудрое решение, но всё же, всё же…

Семь напряженных и волнительных месяцев спустя Хана родила нормального, здорового мальчика — такого идеального и такого прекрасного, что холодные петербуржцы поначалу останавливали её на улице, чтобы сообщить ей, что никогда не видели такого красивого младенца.

Как они и ожидали, маленький Йосеф действительно открыл в жизни их семьи новую страницу. Все сомнения и тревоги последних лет, преобразованные в молитвы и благословения, получили щедрый ответ Свыше. Ответ от Того, Кто заповедовал всегда выбирать жизнь.