Потерять семью, обрести жизнь

Тёмное время

Цви Йосеф Хершель родился 29 декабря 1942 года в Нидерландах, в городе Зволле, где тогда проживало около 800 евреев. На рассвете 10 мая 1940 года Германия вторглась в Нидерланды, и всего через 4 дня голландская армия сдалась. Антиеврейские законы принимались один за другим, петля на шее евреев затягивалась.

В мае 1941 года нацисты определили те улицы, на которых проживали около 80 000 евреев Амстердама, как еврейский квартал, и начиная с 1942 года, стали собирать в этом квартале евреев со всех Нидерландов.

«Я родился в самое темное время», — вспоминает Цви-Йосеф. — В Голландии шла война, мои родители со дня на день ждали приказа оставить свой дом и переехать в гетто Амстердама, а оттуда уже был только один путь — в концлагерь Вестерборк. Выхода не было. Они пытались что-то сделать, но это было невозможно, и мои родители решили доверить меня неевреям…»

Семья Швенке

Нико и Ами давно уже думали о том, что будет с их малышом. Летом 1942 года, когда Ами была беременна, они поехали к начальнику Нико, государственному контроллеру г-ну Швенке, чтобы спросить его — согласится ли он, в случае крайней необходимости, позаботиться об их малыше.

Г-н Швенке вступил в движение Сопротивления еще зимой 1941-42 гг., и его семья постоянно прятала у себя то одних евреев, то других. Вскоре после беседы с Нико и Ами и обещания г-на Швенке взять под свою опеку малыша, который родится через пять месяцев, в июле 42-го года г-н Швенке вместе с сотнями членов движения Сопротивления был арестован. К счастью, в конце октября его неожиданно выпустили из тюрьмы, но с этого момента он был под наблюдением у нацистов, и прятать евреев у себя дома уже не мог.

В конце марта 1943-го года пришел тот самый жуткий приказ семье Хершель: переезжать в Амстердам, в гетто. Перед отъездом отец Цви Йосефа успел написать г-ну Швенке, напомнив свою просьбу позаботиться о Цви-Йосефе, и вскоре его жена Хендрике вместе с 17-летней дочерью Кристиной стояли у ворот гетто Амстердама.

Мальчику было лишь четыре месяца. Кристина (Тина) протянула руки, и Ами вложила в них самое дорогое, что у нее было: своего первенца, своего малыша, своего единственного сына, которого она так любила.

И так, изображая молодую маму с младенцем, 17-летняя Тина прошла по еврейскому кварталу, дошла до вокзала и благополучно вернулась к себе домой в деревню Остербек, в восточной части Нидерландов.

В 1942-м году нацисты готовились к тому, чтобы уничтожить всех евреев Нидерландов в лагерях смерти. Евреев собирали по разным районам Амстердама и отправляли в транзитные лагеря Вюхт и Вестерборк, а оттуда — в Собибор и Освенцим.

Нико и Ами Гершель, родители Цви, последовали тем же маршрутом, что и остальные: Вестерборк, а через месяц — Собибор. Его матери было только 24 года, отцу — 27, когда их убили в Собиборе 23 июля 1943 года.

«Когда я думаю о том, что произошло тогда, я понимаю, какой огромной любовью ко мне было продиктовано их решение — отдать меня в нееврейскую семью и этим спасти меня. Я был первенцем, мне было только четыре месяца. Вы не можете себе представить, что это значит для родителей, — отдать своего ребенка! Особенно когда кругом война».

В доме Швенке находиться было опасно, и Хендрике Швенке заранее нашла ту семью, которая на долгих два года станет родной для Цви-Йосефа — семью Уиллема и Мархи Де Йонг. Вместе с малышом Хендрике передала Уиллемам документы об обрезании Цви-Йосефа и свидетельство о браке его родителей.

Семья Де Йонг

Мархи Де Йонг заменила мальчику мать. Или вернее — стала ему матерью с той секунды, что впервые увидела малыша и заявила: «Этот ребенок останется здесь!»

Они звали мальчика Хенке. У них было пятеро своих детей, и кроме того, они скрывали у себя еще одного еврейского подростка. Давать приют двум еврейским детям было настолько же рискованно, насколько было рискованно быть евреем в годы Катастрофы. Они подвергали смертельной опасности не только себя, но и пятерых своих детей. Но они не могли поступить иначе — совесть и вера в Бога не позволяли им этого.

«Я помню не очень много подробностей моей жизни тогда, но я помню любовь, в которой я рос и воспитывался. Ко мне относились точно так же, как к собственным детям, и я чувствовал, что у меня есть семья: не только родители, но и пятеро братьев и сестер: Витске, Ян, Корнелия, Ламбердина и Уиллем».

Де Йонг были религиозными людьми, протестантами. Они ходили в церковь, водили туда всех детей, и каждый день после обеда на столе появлялась Библия, из которой читался отрывок.

В сентябре 1944 года Хенке пережил самые страшные минуты своей жизни, когда на улицах Остербека шли жестокие бои. Семья спустилась в подвал, чтобы переждать опасность. Пока они там находились, бомба попала в их дом. Цви-Йосеф помнит сильнейший взрыв, пожар, крики сестер и побег из подвала. Слава Б-гу, никто из семьи не пострадал — но их дома больше не было. Две недели они скитались из одного подвала в другой, пока наконец их не эвакуировали в деревню Спакенбург в окрестностях Амстердама.

«В мае 1945 г. Голландия была освобождена, и я помню, как канадцы ехали по улицам в своих джипах, а я сидел на плечах отца. Все были счастливы, люди пели и танцевали на улицах, и все они были полны голландских флагов».

Мечты об Израиле

Гораздо позже стали известны ужасные цифры: из 140 тысяч евреев, проживавших до войны в Нидерландах, 105 тысяч были уничтожены нацистами.

Из семьи Хершель выжили только двое: сам Цви-Йосеф и его бабушка Ривка. Она приехала в Спакенбург, чтобы забрать внука к себе в Роттердам. Мархи и Уиллем не пытались «присвоить» Хенке себе, и как бы им ни было тяжело с ним расстаться, они твердо сказали Ривке: «Еврейский ребенок должен получить еврейское воспитание».

«В один момент я потерял всю свою семью: отца, мать, братьев и сестер. Это было ужасно, но мало того: мне пришлось поменять и имя. Бабушка сказала мне: “Нет, тебя зовут Цви-Йосеф!” Я не мог всё это осознать. Моим приемным родителям запретили видеться со мной, мне пришлось молиться на языке, которого я не понимал, и кошерная еда была для меня непривычна. Мне было очень трудно, я чувствовал себя таким одиноким, но… я должен был сам научиться жить дальше».

Когда Цви было восемь лет, он нашел коробку с семейными бумагами, которые сначала хранились у его отца, а позже — у бабушки, и с этого началось его самостоятельное знакомство с его наследием и с трагической историей его семьи. Читая письма и дневники отца, он впитал его любовь к Святой Земле и мечту о том далеком дне, когда он ступит на эту землю.

Отец и мать Цви стали сионистами еще до знакомства друг с другом. Нико оставил после себя десять дневниковых тетрадей, и не было ни одной страницы в этих дневниках, испещренных «маген-давидами», без слова «Сион».

«Отцу и матери было не суждено исполнить свою мечту. Но они передали ее мне, и с ней я продолжал жить многие годы. Я выучил наизусть одну фразу из дневника отца: “Народ без страны не имеет будущего”, и я счастлив, что мне удалось осуществить их мечту вместо них. Правда, это случилось не сразу…»

Цви репатриировался в 1986-м году с женой и двумя дочерями. На протяжении многих лет он поддерживал теплые отношения с семьей Де Йонг, и всякий раз, когда посещал Нидерланды, он ездил навестить и Тину Швенке, которая, рискуя жизнью, вынесла еврейского обрезанного младенца за стены амстердамского гетто, когда ей самой было лишь 17 лет.

«Как это родители решились отдать меня незнакомым людям? Есть так много вещей, которые влияют на вашу жизнь… И всегда есть две возможности: вы можете пойти налево, и вы можете пойти направо, но что же правильно? Мои родители выбрали то, что подсказало им сердце, и этим спасли меня».

И Хендрик Швенке, и семья Де Йонг были признаны организацией Яд Вашем Праведниками народов мира. Эти люди, невзирая на смертельную опасность, делали всё, что было в их силах, чтобы спасти тех, кого можно было спасти в те страшные годы. В годы, когда мир погряз в ненависти, они несли любовь, и еврейский народ будет с благодарностью помнить их имена и их подвиги.