Короткие рассказы о раве Ицхаке Зильбере. Глава 28

Рассказывает Рахель Вольф

БАТОН

Я познакомилась с ним в тот день, когда он приехал в Ташкент.

Это было новомесячье Шват, в пятницу. Перед наступлением субботы, незадолго до зажигания свечей, он, напуганный, вбежал в дом:

— Где здесь есть что-нибудь купить на Шабат?

Наверное, не хотел одалживаться или сомневался в нашем кашруте и боялся, что вот-вот начнется суббота. Моя мама сказала:

— Не морочьте голову, что мы будем кушать в субботу, то и вы будете!

Он остался, и они с папой ушли молиться…

Потом была первая субботняя трапеза. Он был страшно голоден.

Мама увидела, что он стесняется попросить, и положила рядом с ним целый батон, и он его быстро закончил. Рав Ицхак долго ездил по разным городам после вынужденного побега из Казани, и, видимо, сильно недоедал… Но он очень себя сдерживал и виду не показывал, что голоден.

Он остался в Ташкенте, попеременно бывая у нас и у Кругляков, и решился забрать семью. Я ходила на телефонную станцию, на переговорную, и уговаривала Гиту…

Он постоянно думал о детях, — они всегда были у него на языке. В Ту би-Шват в Ташкенте большое изобилие фруктов и сухофруктов, в том числе и таких, которые растут в Эрец-Исраэль — гранаты, инжир и т.д. Рав Ицхак сказал:

— Я сижу тут и кушаю такие необыкновенно вкусные вещи, а мои дети даже никогда их не видели!

МЕКИР ТОВА

Когда у Зильберов родилась Хавочка, мой папа остался в Ташкенте один, а мы с мамой уехали в Москву. Папа кипятил молоко и возил Гите, жене рава Ицхака — считалось, что молоко помогает при кормлении. Хотел как-то им помочь.

А рав Ицхак прислал нам телеграмму в Москву: «Родилась девочка!» Хотел нам сделать приятное… Он был очень благодарным человеком — мекир това, и очень ценил, что мы ему помогли.

Папа умер перед Новым годом, примерно за неделю до Рош а-Шана. Так как Гита кормила Хавочку, мама попросила Ицхака и Бенчика, чтобы Гите не говорили, чтобы у неё не пропало молоко. И они, конечно, ничего не сказали.

Но когда Всевышний хочет… Вдруг Гита прибегает к нам. Оказалось, что к ней зашла общая знакомая и пошутила:

— Как вам нравится, что сделал Рабинович?

Так Гита со смехом спрашивает:

— Что мог сделать Рабинович? Украсть, убить?

А она ей говорит:

— Как, вы не знаете? Он умер!

Гита сразу примчалась…

Когда папа умер, Хава была крошечкой — месяц, два… Так они, чтобы нам было легче, всей семьёй приехали к нам на Рош а-Шана, чтобы мы были не одни в праздник, чтобы нам было немного легче…

Через год я вышла замуж. Ицхак с Гитой вели меня к хупе.

Рассказывает р. Яков Лернер

СТАКАН ВОДКИ

В Ташкент он приехал уже немолодым. Я тоже мог читать Тору в синагоге, но у меня не было столько сил, сколько было у него. Он за одну субботу мог читать в шести-восьми местах, делал переходы по десять километров! Чтобы человек имел силы бегать по всем миньянам? Бегал быстрее поезда!

И никогда не опаздывал.

Чтобы сделать что-нибудь для других — он всегда жертвовал собой.

Мы молились в миньяне, в котором был коэн Мотя. Мотя жил далеко, и реб Ицхак попросил его:

— Я вас прошу: придите благословите этих евреев завтра.

А это было очень далеко. Тот ответил:

— Реб Ицхак! Как я могу туда придти пешком? Вы что, смеетесь?

— Это же Праздник, йом-тов. Придите и благословите!

Мотя решил отшутиться:

— Вам легко так говорить, как мне выпить водку! Вы можете выпить водку? Вот если выпьете этот стакан — и я приду туда, куда просите.

Он сказал в шутку, был уверен, что реб Ицхак откажется.

Реб Ицхак залпом выпил стакан водки — чтобы его не успели остановить — вот это личный пример! Пожертвовать собой! Он на эту водку никогда не смотрел, зачастую делал кидуш не на вино, а на виноградный сок. Но по-другому рав Ицхак не мог его взять… Тот пришел, даже не опоздал.

Рассказывает р. Яков Цацкес

ПО СОВЕСТИ

Помню: как-то во время войны мой папа пришел и возмущался:

— Я дал ему буханку хлеба на субботу, а он шел с ней и встретил какую-то еврейку, которой тоже нечего было кушать, так она попросила: «Дай мне тоже кусочек», — а он взял и отдал ей весь хлеб! Какое он имеет право так делать! Я ведь дал не только ему, но и для матери и отца, а он?..

Или зимой папа завез Зильберам воз дров. Зная его, папа пошел через пару часов проверить, где дрова. Смотрит: реб Ицхак на саночки нагружает дрова и развозит!

— Я же тебе дал дрова? Тебе!

— Эта после родов, — у нее нечем топить. А у той муж в тюрьме… Ей чем платить за дрова?

Так делал реб Ицхак. Он делился самым дорогим… Для него жить по Торе — значило жить по совести.

Рассказывает р. Авраам Коэн

КАЗАНЬ

Мне посчастливилось сопровождать рава Ицхака в поездке в город его детства, где он прожил половину своей жизни, — в Казань. Это было лет десять назад, когда Рав находился на Песах в московской ешиве «Торат Хаим» и очень хотел поехать в Казань помолиться на могилах своих родителей.

И семья, и руководство ешивы боялись его отпускать. Незадолго до этого у рава Зильбера был инфаркт, и врачи строго-настрого наказали, что днём он должен обязательно отдыхать или спать полтора-два часа, — это было условие, при котором нас отпустили в Казань, взяв с меня слово, что рав Ицхак при любых обстоятельствах днём должен отдохнуть.

Врачи говорили, что даже если один день он не отдохнёт, это очень опасная нагрузка для его сердца…

Я многому научился в той поездке, ведь когда ты находишься круглые сутки рядом с таким человеком, это многое даёт… Особенно вспоминается один эпизод. После утренней молитвы в казанской синагоге была организована встреча с Равом. Пришло очень много людей, многие из которых знали и помнили его ещё лично по тому периоду, когда он жил в Казани. Застолье, разговоры, воспоминания… После этой встречи рав Ицхак поехал на кладбище, что и было главной целью поездки.

Он вышел с кладбища — я ждал его довольно долго снаружи в машине — еле-еле держась на ногах от усталости, и я предложил ему вернуться в гостиницу, чтобы немножко поспать или отдохнуть. Он ответил:

— Я не могу сейчас ехать отдыхать. Я должен поехать навестить ещё каких-то людей.

— Рав Ицхак, вам же надо отдохнуть…

— Ты знаешь, сегодня утром на эту встречу не пришли дочери раввина, сейчас они пожилые женщины, им обеим, наверное, уже за семьдесят. Я узнал, что они получили новую квартиру в современном районе на самой окраине Казани, и поэтому, видимо, им было трудно добираться до синагоги.

Мы едем к ним!

— Рав Ицхак, но ведь это очень опасно для вашего сердца! Я обещал, что вы будете отдыхать! Мы едем в гостиницу…

Он ответил очень резко:

— Нет, мы едем к ним! Послушай, я не могу не поехать. Если я не поеду, я буду чувствовать себя предателем. Ты знаешь, кто они? В наше время, во время и после войны на каждого молодого мужчину приходилось по десять женщин, а они хотели выйти замуж только за религиозного еврея. Таких практически не было, и они так и остались без семьи! Я могу не поехать? Если я не поеду, мне будет хуже, а так в машине я немножко подремлю… Как я смогу жить, чувствуя себя предателем?!

Рассказывает рав Бенцион Зильбер

РАДОСТЬ

Основной расчет его жизни был — во всех его действиях: будет доволен Всевышний или нет?

Остальные вещи его мало интересовали.

И еще. Одно из главных его качеств, которое давало ему силу, — то, что он получал радость от каждой мицвы, которую делал, — и жил сегодняшним днем.

Рассказывает р. Авраам Пресман

ВУС МАХСТУ?

Как-то раз иду по Меа Шеарим и вижу: стоит реб Ицхак, — а обычно он всегда бежал. Когда мы встречались, он спрашивал про папу, как тот, как этот… Вижу, что он разговаривает с каким-то молодым человеком, — то есть его уже задержали, — и я решил пройти мимо, чтобы его еще больше не задерживать. Но он меня увидел:

— Как ты поживаешь, Авремеле? Вус махсту? Как папа? Подожди меня.

Я остановился и стал невольным свидетелем разговора. Его собеседник, видимо, только начинал соблюдать, «воспринимать» от еврейства — даже кипа еще неудобно сидела на голове. Он рассказывал о друге, с которым они вместе учились в школе, а потом воевали. Посреди службы он получил разрешение на выезд и уехал в Израиль, а его друг остался служить и погиб в Афганистане. И он просил реб Ицхака помолиться за упокой души этого погибшего друга — тот не был евреем.

Реб Ицхак сразу спросил, как звали друга, его маму, тот начинает отвечать, а реб Ицхак записывает все за ним, и сразу же его учит, какие говорить главы Псалмов — ему важно было сохранить этого молодого человека, зацепить его, поэтому он не бежал, а остановился и стоял на дороге.

Он отдал драгоценные минуты своего времени, чтобы у того на душе стало легче. Это был реб Ицхак. Его не интересовал этот мир, а что было важно — служение Всевышнему в самом простом смысле: чтобы другому человеку на душе было легче, чтобы тот стал ближе к Б-гу.

Все, кто не были знакомы с ним близко, не догадывались, какого величия человек перед ним. И он всегда создавал впечатление, что находится на равных с каждым — и даже ниже. Любой клерк, который одевает галстук, уже чувствует себя выше других, а реб Ицхак, мудрец Торы на совершенно недосягаемом уровне, практически знавший наизусть весь ШАС — Вавилонский Талмуд, никогда и ни перед кем «не подавал виду».

Рассказывает р. Ицхак Голденберг

ЗАПАХ

Однажды, работая над материалами для радиопередачи, мы просидели часов пять у рава Ицхака дома за большим столом, заваленным книгами, и уже закончили работу над текстом. Все было проверено. Все, конец!

Я уже собирался уходить, но не мог встать и уйти, пока он сидит.

Вижу — он сидит и квечается.

— Что вы квечаетесь? Что-то не так?

— Нет, все проверено, с позиции закона все проверено. Но… ммм…

— «Ммм»… я не знаю, что это. Это же не указание к действию. Я же должен знать, что исправить!

— У меня такое ощущение, что в конце беседы, которую мы с вами правили, есть что-то… чувствуется какой-то запах неуважения к еврею…

— Где? Покажите!

— Я не могу показать в тексте ни фразы, ни слова, но я чувствую, есть какое-то неуважение к еврею. Я не хочу, чтобы наш слушатель почувствовал какой-то шемец, как будто мы осуждаем еврея.

— Если вы чувствуете, значит нужно исправить, а что я должен исправить?

У него была манера, с которой мало кто был знаком. Он посмотрел на меня лукавыми глазами и говорит:

— Вы же одессит! Выкрутитесь!

Это ужасно тяжело — любить каждого еврея, потому что на этой любви базировалась его безотказность.

Рассказывает р. Цви Нисензон

РАВВИН

Мое знакомство с равом Ицхаком Зильбером началось тогда, когда многие правила поведения, принятые у религиозных евреев, были мне не особенно известны. Например, если я знаю, что рав Зильбер — раввин, значит можно звонить ему в любое время, — для этого он и раввин!

Однажды звоню ему в полтретьего ночи. Поднимает трубку его жена — тоже была большая праведница:

— Можно поговорить с равом Зильбером?

— А вы знаете, сколько сейчас времени?

Говорю:

— Да, конечно, полтретьего…

— А что, по-вашему, он не человек, ему не нужно отдыхать?

Я подумал, вроде и вправду нужно:

— Извините.

Что вы думаете? Потом мне рав Зильбер звонил и извинялся за нее:

— Она понервничала. Ничего, ничего, звоните, когда хотите!

Рассказывает Хава Куперман

ДУХОВНЫЙ ВРАЧ

Люди очень часто воюют с кем-нибудь или за что-нибудь… Папа никогда ни с кем не воевал. У папы была цель — он к ней стремился, и не было понятий «собственные достижения, личная жизнь». Конечно, у него была семья, дети. Но… Он ощущал себя посланником Всевышнего, и он должен был выполнить свое назначение.

Мама моя, зихрона ливраха, она еще привыкла к таким людям… она родилась в Куйбышеве. Там уже, конечно, всего этого почти не было, но ей это родители передали, — это понятие после Катастрофы почти исчезло, — что раввин полностью отдаёт себя обществу.

Когда папа читал какую-нибудь книгу, он говорил:

— Вот видишь, как себя надо вести? Вот так!

Например, в книге рассказывалось, что если в доме не было кроватей, а людей нужно было уложить спать, то снимали двери с петель и на них ложились спать… И папа говорил, что это правильное поведение.

Он получил такое воспитание у своих родителей. Это воспитывалось в них из поколения в поколение. Его дедушка был раввин. Его папа был раввин. И он был воспитан в таком же духе: дом, время, силы — все, что есть — отдаётся обществу.

Я существую в мире для того, чтобы помогать исполнять желание Всевышнего.

Мама очень волновалась, что у папы не было в России смихи, раввинского рукоположения. Мама переживала, что он все время бегает, не имея смихи, а когда она появится, и он станет раввином, что же будет с его жизнью?

В папином понятии «Рав» — это как духовный врач. В любой момент ему могут позвонить, постучать. Он себе не принадлежит. Так он воспитал себя. Такое понимание было когда-то в еврейских общинах. Получив такие правила жизни от своих родителей, он ощущал себя посланником Всевышнего и должен был выполнить свое назначение. У него не было никакой должности. Но он должен был прийти на помощь всякому, кто в этом нуждался. Все отдано обществу, и дом тоже. Раввин полностью принадлежит людям.

Дедушка был немного другого характера, чем папа. Не обидеть кого-то — это тоже было для него очень важно, но он был острее на язык, чем папа, он умел пользоваться своей иронией, хотя никогда никого не обижал. Для папы его родители были примером того, как следует себя вести.

Бабушка так же, как ее отец, все время занималась проблемами людей… Она была быстрой, шустрой, очень любила общество. После рождения папы дедушка говорил, что сын явно не похож на него по своим качествам, а похож на отца моей бабушки — тот всегда находился во всех президиумах, был связан со всеми раввинами, при этом занимался по 16 часов в сутки Торой. Когда папа рос, все говорили, что он похож на своего дедушку.

Рассказывает р. Арье Войтоловский

МЕСИРУТ НЕФЕШ

Когда рав Ицхак болел, даже вставать с кровати было очень опасно: у него было слабое сердце, и врачи говорили, что надо лежать, только лежать. Мне кажется, что у него в то время была вода в легких, это было очень страшно, все время был кашель, и он не мог вставать…

Вдруг пришли к нему что-то спросить или посоветоваться. На двери, конечно, висела записка, что Рава нельзя беспокоить: «Пожалуйста, не стучите, Рав болен и никого не принимает».

Им сказали, что рав Зильбер не может подойти (это было во время визита врача), а он вскочил с кровати в майке и нижнем белье, встал около двери и начал оправдываться, как мальчик, просто как мальчик перед каким-то очень важным человеком, что «он очень извиняется, что он не может подойти, к нему сейчас пришел врач и т.д…»

Его дочь стояла рядом и просила, чтобы уходили, что это опасно для жизни, а он оправдывался, что не может принять…

Было страшно видеть: месирут нефеш, чтобы человек не ушел с камнем на сердце из-за того, что его плохо приняли.

Рассказывает р. Яков Цацкис

СВЯТОСТЬ

Почему он был таким? Я думаю, что это все было из дома, от его родителей, которые излучали доброту и святость. Даже антисемиты относились к ним с почтением и уважением.

Надо сказать, что Зильберы были семьёй, которую знал весь город. Во всяком случае — все евреи их знали. Когда называли «Дер Ров» и «Ребецн», то все знали, что это реб Бенцион и Лея Гителе — его мама. А его называли не Ицхак, а Ицекел.

Вот так, любовно. Это евреи. Но не только евреи, неевреи также относились к ним с большим уважением. Шла война, и еще были старые люди, которые понимали, что это семья раввинов и кто они…

Отец его даже на расстоянии привлекал людей. У него был такой облик — располагающий и внушающий уважение.

Были у нас в классе ребята Васька и Пашка — жлобы, антисемиты, из-за «жида» мы в классе с ними постоянно дрались. Но когда они видели, что мать реб Ицхака идёт на колонку за водой (а колонки обмерзали, и там было скользко), так они подбегали, брали ведра и относили их домой. Немногие семьи могут похвастаться этим умением притягивать к себе — внутренняя святость, сила исходила от них и привлекала людей…

В отношении Ребецн, его мамы… Когда Рав Бенцион Зильбер, его папа, ушел в лучший мир, — а у евреев положено в тяжелую минуту, чтобы было с кем посоветоваться, — так шли к его жене.

В частности, когда мы с братом заканчивали школу и стоял выбор: я заявил, что хочу идти учиться в технический, а отец настаивал, чтобы мы поступали в медицинский, так мы пошли к раббанит. Отец сказал:

— Раз есть разногласия, надо идти к раввину. Раввина нет, так пойдем к раббанит.

— Почему ты хочешь быть инженером? — спросила она. — Потому что там зарплата больше, они больше получают? Если это причина, то знай: заработок — в руках Б-жьих.

Слава Б-гу, что папа оказался прав: я сделал тысячи обрезаний, а будучи инженером, я бы не сделал этого.