Нежданные встречи 11. Не допускайте, чтобы чувство вины вас уничтожило

Однажды мне пришлось слышать, как некий известный психиатр говорил о психологических аспектах самоубийства. Понять самоубийство чрезвычайно трудно; почти невозможно представить себе, как человек доходит до того, чтобы уничтожить собственную жизнь. В какую бездну отчаяния должен он погрузиться, чтобы прекратить собственное существование? Что творится в его душе, когда он решается на этот последний, роковой шаг? Психиатр утверждал, что многие самоубийства совершаются от неизбывного чувства вины за какой-либо грех, совершенный по отношению к ближнему, или к Б־гу, или даже к самому себе. Чувство вины становится настолько непереносимым, что порождает мысли о небытии. Прекращение собственной жизни становится в сознании человека сладостной альтернативой жизни, отравленной нестерпимым стыдом. Человек просто не знает другого способа избавиться от чувства вины, не может начать жизнь заново и единственное, на что он оказывается способен, — это покончить с нею вовсе.

Эту точку зрения весьма ярко подтвердил случай, происшедший в нашем доме в Вашингтоне. По соседству с нами жила семья, с которой мы дружили. В то время мы не знали, что муж был неверен своей жене. Он хранил свою тайну очень тщательно, но не мог скрыть вину от самого себя. Можно ли вообразить, какой ад царил в его душе? Он разрывался между угрызениями совести и своими страстями, и в какой-то миг бремя этого противоречия стало для него непосильным. Однажды ночью он сел в машину, нашел безлюдное место, протянул шланг от выхлопной трубы в окно салона, затем тщательно заткнул щель вокруг шланга одеялом и включил мотор. Труп обнаружили на следующее утро, с признаками отравления выхлопным газом. Он оставил вдову и четырех сирот, и мы спрашивали себя: не лучше ли было и дальше изменять жене, нежели бросить ее в таком положении и оставить без отца четверых несчастных детей? Как же, удивлялись мы, мог этот человек прекратить собственную жизнь, ведь ему было ради чего жить!

Как вообще может кто-то решиться на такое, удивляемся мы. Ведь любая жизнь предпочтительнее, нежели самоубийство! Однако мы не учитываем могущества человеческой совести — этого судьи, который сидит в душе каждого из нас и судит наши поступки. Судья этот в лучшем случае строг; в худшем — безжалостный тиран.

У каждого из нас есть свой моральный кодекс, определенное понятие о добре и зле. Все мы ощущаем присутствие в нас некоей совести, своего рода путеводной нити. Любопытно, что даже те, кто заявляет, что не верит в Б-га, утверждают, что верят в идею добра и зла. Часто эти люди уверяют, что они более чутки к велениям своей совести, нежели те, кто верит в Б-га. Некоторые агностики заходят так далеко, что утверждают, будто они не верят в Б-га не потому, что недостаточно уважают религию, а потому, что слишком уважают совесть! Многие люди заявляют, что не верят в существование у человека души, однако крепко держатся за понятие совести как внутреннего индикатора добра и зла. Возможно ли представить себе больший парадокс? Люди, отрицающие Б-га, отрицающие существование души, признают и почитают совесть, которая есть ничто иное, как голос души, внутренний голос самого Б-га.

Так что же это за удивительный, таинственный тиран, внутренний деспот, эта человеческая совесть, возвышающая свой голос, когда мы пытаемся не подчиниться ее велениям, и способная довести нас до отчаяния и даже до смерти? Один ребенок как-то сказал, что совесть — это «то, что чувствует себя плохо, когда все остальное чувствует себя прекрасно». Многие философы и моралисты, размышлявшие о человеческой совести, едва ли нашли бы лучшее определение. Немецкий философ Артур Шопенгауэр пытался исследовать совесть как химический состав. Он объявил, что человеческая совесть состоит из равных частей страха, суеверия, предрассудка, тщеславия и привычки. Тем не менее большинство из нас придерживается более возвышенного представления об этом внутреннем голосе. Мы считаем его верховным судьей, который определяет, что хорошо, а что — плохо, что правильно, а что — нет.

Даже те робкие агностики, которые полу-верят в свою полу-веру и полу-сомневаются в своих полу-сомнениях, все-таки обладают какой-то верой в совесть, пусть даже без Б-га и без души. Разумеется, это полная чепуха. Если Б-га нет, то ничто не может быть хорошо или дурно; ничто не может быть верно или неверно. Любая попытка объяснить совесть, выводя хорошее из дурного или наоборот, — это всего лишь самообман. Если души не существует, значит, человек просто-напросто грубое животное, а у грубого животного, как ни приукрашивай этот печальный факт, совести быть не может. Если мы «избавляемся» от Б-га и отворачиваемся от совести и если при этом мы хотим быть последовательными, то надо пройти этот путь до конца, то есть отвергнуть всякие понятия о добре и зле, всё, что навязывает нам совесть. Нельзя съесть пирожное так, чтобы оно осталось нетронутым. Но, так или иначе, в нас все равно живет чувство, что это — хорошо, а то — плохо, это — справедливо, а то — нет. Мы все испытываем угрызения совести, то есть подвергаемся наказанию со стороны внутреннего судьи, который судит все наши поступки. Этот судья не знает снисхождения, его приговоры не подлежат обжалованию. Он нередко приговаривает нас к пожизненному заключению в самодельной темнице, выстроенной из чувства вины и стыда. И единственным выходом из этой тюрьмы для многих становится самоубийство, происходящее по-разному: либо человек прямо прерывает свою жизнь, либо разрушает ее алкоголем и наркотиками, либо становится жертвой нервного срыва, либо погружается в пучину безумия; самоубийством становится настойчивое стремление уйти от жизни. Когда человек признает свою совесть единственным судьей, то освободиться от юрисдикции этого судьи можно, лишь освободившись от самой жизни.

Знаменитый монолог Гамлета запечатлел эту концепцию в бессмертных строках. С уст принца, раздираемого сомнениями, страхом и чувством вины, срывается вопрос, который терзает очень многих :

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль

Души терпеть удары и щелчки Обидчицы судьбы, или лучше встретить С оружьем море бед и положить Конец волненьям? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться…

(״Гамлет״, Акт III, перевод Б.Пастернака)

Самый строгий судья человеку — он сам. Представьте себе, что мы вдруг решили полностью удовлетворить свою совесть и искупить все дурные поступки, когда-либо нами соверешенные. Выполнима ли эта задача вообще? Нам пришлось бы вспомнить каждое свое слово, некогда причинившее кому-либо боль; каждое слово, плетью хлестнувшее по чувствительному сердцу кого-то из близких; каждую обиду, нанесенную другу. Нам пришлось бы обойти всех, кого мы ранили словом, собрать всю их боль и взвалить ее на свое собственное сердце. Нам пришлось бы припомнить все наши поступки, которых мы ныне стыдимся, все, чем мы обидели наших ближних, нарушили их покой, омрачили радость и причинили боль. Нам пришлось бы сказать своей совести: «Я повинен во всех этих словах и поступках. Назначь мне наказание, какого я по справедливости заслуживаю.» И трибунал нашей совести назначит нам такое наказание и установит, сколько страданий мы должны вынести за то, что разбили чье-то сердце, лгали, питали недостойные подозрения, произносили жестокие, грубые слова. Сколько же это будет? Если бы мы могли в самом деле припомнить каждый год, каждый месяц, каждый день своей жизни, и если бы наша пробудившаяся совесть, без всякого снисхождения, присудила нам справедливую кару за все наши грехи, — наше сердце было бы просто раздавлено, не выдержав этого бремени. Мы вскричали бы в отчаянии, подобно Каину: «Вина моя больше, нежели снести можно!» Возможно, и Псалмопевец испытывал подобные угрызения совести, восклицая: «Истощилась в печали жизнь моя и лета мои в стенаниях; изнемогла от грехов моих сила моя, и кости мои иссохли» (Псалтирь, 30:11). Однако же Псалмопевец продолжает: «А я на Тебя, Господи, уповаю; а я говорю: Ты — мой Б-г» (Псалтирь, 30:15).

Многие считают, что могут прожить свою жизнь без всякой формальной религии — то есть, установив собственные понятия о нравственности. Разумеется, каждый волен очертить для себя некие правила поведения и этические нормы, но как быть, если человеку не удается жить в соответствии с собственными высокими стандартами? Чувство вины способно поглотить его без остатка. Собственный грех разрушит человека, ибо некому даровать ему прощение.

Наше время, когда столь многие полагаются лишь на собственную совесть, стало эрой транквилизаторов и тонизирующих пилюль, эрой нервных срывов и пристрастия к алкоголю и наркотикам. Среди ортодоксальных евреев, среди людей, живших согласно нормам поведения куда более строгим, нежели наши собственные, подобные явления встречались гораздо реже. Принимая Б-жественный закон, принимая данный самим Всевышним кодекс нравственности, человек не должен более мучиться от тирании собственной совести. Один лишь Б-г, этот милосердный Отец, этот Сострадательный Трибунал, будет судить его. Б־г, научивший нас различать добро и зло, научил нас также и тому, что человек, раскаивающийся в содеянных грехах, — получает прощение. Об этом говорил Б-г царю Соломону, когда был выстроен Первый Храм в Иерусалиме: «И смирится народ Мой, который именуется именем Моим, и будут молиться, и взыщут лица Моего, и обратятся от худых путей своих: то Я услышу с неба, и прощу грехи их…» (2-я Паралипоменон, 7:14).

Каждый человек может решать сам, как ему жить. Он может быть судьею самому себе, подчиняясь законам жестокой и беспощадной совести, которая будет истязать его огненной плетью вины, — либо он признает своим судьей Б-га, милосердного и сострадательного, нескорого на гнев и исполненного снисхождения. Быть самому себе судьей означает жить без надежды на прощение, в то время, как признавая судьею Б-га, мы открываем перед собою врата помилования и прощения, возможность начать все сызнова, сбросив с души груз прежних ошибок и прегрешений. Б־гу ведомо, что обыкновенный человек никогда не сможет полностью выполнять заповеди какого бы то ни было морального кодекса, собственного или Божественного, и потому, если только не будет найден некий путь полного обновления личности и очищения ее от греха, человек никогда не избавится от давления вины. В Талмуде мы находим следующее высказывание рабби Ишмаэля: «Если бы Б-г не сотворил раскаяния, если бы Он ежедневно не протягивал длань Свою тем, кто обращается к Нему, — мир не мог бы существовать.»

Верующий еврей не скован своим грехом. Он всегда может обратиться к милосердному и готовому простить Г-споду, к которому можно приблизиться в любое время и в любом месте, будь то в ночном одиночестве своей комнаты, или посреди других людей, возносящих молитвы в синагоге, — мы всегда можем исповедаться перед Всемогущим в своем грехе и попросить у Него прощения.

Б-г пообещал нам это через Своего пророка Исаию: «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как шерсть убелю» (Исаия, 1:18).

Неверующий человек не имеет этой свободы, этой возможности избавиться от своего греха. Он вынужден искать убежища в иллюзиях, наркотиках, даже в небытии — самоубийстве. Но не следует думать, будто человеку, проведшему всю жизнь вдали от Б־га, не на что надеяться. Это величайшее заблуждение! В своем трактате о раскаянии Маймонид пишет, что, даже если человек всю жизнь богохульствовал и грешил против Г-спода, Всевышний все равно желает вернуть его к Себе, очистить от скверны и помочь начать жизнь сначала. Будь то юноша или старец, — никогда не поздно обратиться к Б-гу. Ведь Он сказал пророку Исайе: «Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя» (Исаия, 44:22).

У нас есть шанс очиститься от всех грехов и вины, шанс начать новую страницу. Б-г даровал нам такую возможность . Осмелимся ли мы пренебречь ею?