Глава Пинхас

В эти тревожные, но прекрасные дни, когда прогрессивное человечество ввязывается в священный бой, огнем и мечом истребляя все проявления национального и религиозного экстремизма, вести речь о Пинхасе — героическом потомке первосвященника Аарона — не просто трудно. Это — путешествие по канату через пропасть, где на каждом шагу бедолага-рассказчик рискует рухнуть — в глазах скептически настроенной публики. До предела осложняет положение то, что в святом тексте все заявлено прямо, а значит затушевать или хотя бы сгладить, размыть этот ясный, четкий рисунок практически невозможно. Так и запечатлено (и в Торе, и, видимо, в личной наградной книжке): Пинхасу-ревнителю, за спасение сынов Израиля от уничтожения, Создатель дарует Свой Союз Мира.

После Высочайшего повеления о такой единственной в своем роде величайшей награде, неминуемо приходится поведать о том, за какие такие чудо-заслуги внучатый племянник Моисея удостоился звания первого и последнего Б-гоизбранного лауреата соответствующей Премии Мира. Недлинная цепь событий, приведших к чествованию, изложена в последнем отрывке предыдущей главы Торы и снабжена немногочисленными разъяснениями в трактате Санhедрин.

Не добившись решения еврейского вопроса средствами черной магии, вызванный моавским царем эксперт по самому популярному геноциду извлек «последний козырь» из бессменно-черного рукава[1]. Вдоль еврейского стана живописно раскинулась оперативно организованная, внешне безобидная ярмарка, широко представлявшая товары Моава и Мидьяна — стран-инициаторов недавнего неудавшегося наведения глобальной порчи на израилевых отпрысков. Перед многочисленными палатками сидели милейшие лубочные бабушки в национальных костюмах, радушно приглашавшие покупателей. Однако, как только клюнувший на рекламу входил в ярмарочный шатер, оказывалось, что в каждой из точек имеется еще одна продавщица (она же — эксклюзивный товар). Вышколенные, спецмобилизованные моавские и мидьянские дивы, не одетые ни во что и неправдоподобно, почти бесплатно доступные (поклониться маленькой статуэтке — что может быть проще и дешевле?[2]) встречали потрясенных посетителей в полутьме торговых палаток. Конечно, очень многие из иудейских гостей праздника (кто «потверже» — духом и телом) с негодованием отвергли услуги политической проституции, и только некоторые безвольные отщепенцы (которых в итоге оказалось почему-то довольно много) согласились-таки оплатить разврат идолопоклонством.

Справьтесь у любого старого еврея, строившего в здешних краях светлое будущее, и он с неувядающим задором поведает, насколько перекрывает все законы физики (и метафизики) та скорость, с которой распространяются среди наших людей «новенькие» идеи и ритуалы. В кратчайшие сроки народ «прилип» к незнакомому, неиспробованному доселе кумиру, а Моше, пытаясь затормозить блуд и вырождение, принялся (по прогнозируемому указанию свыше) приводить в исполнение общеизвестный закон, по которому (во времена существования еврейского Верховного Суда — Санhедрина) полагается казнить идолопоклонников.

Параллельно со всем этим среди «невоздержавшихся» началась (опять же неудивительная) эпидемия, распространявшаяся едва ли не так же быстро, как всезаражающий энтузиазм новейшей идеологии. Кульминацией кризиса стало неожиданное демонстративное поведение Зимри сына Салу — руководителя колена Шимона. Этому авторитетнейшему человеку (как водится, спровоцированному массами — «нас тут казнят, а ты…") удалось (хоть и не без трудностей) заполучить мидьянскую принцессу и скомпрометировать Моше.

Зимри “утащил за волосы” (из родительского дома с полного согласия родителей) высокородную мидьянскую девушку, не желавшую покоряться никому, кто “ниже” Моше. Зимри притащил (все тем же способом) своенравную особу к величайшему из пророков и заявил буквально следующее: “Моше! Эта — разрешена?” — и, не дожидаясь ответа, закончил мысль: "… и если ты скажешь, что запрещена, — кто разрешил тебе твою жену — дочку Итро, тоже уроженку Мидьяна?» — все возражения утонули в громких одобрительных возгласах ближайших соплеменников Зимри, который, не умножая разговоров, скрылся с княжной в шатре. Сторонники Моше пригорюнились, «беспомощная пауза» зависла над Раввинским Судом, и тут в происходящие безобразия смело вмешался Пинхас, почтительно обратившийся к двоюродному дедушке: «Учил ты нас, наш Учитель, что вступающего в интимные отношения с арамейской женщиной (т.е. с женщиной из народа идолопоклонников) убивают ревнители».

Моше в ответ высказался в том смысле, что, мол, «ты вспомнил, ты и действуй», и будущий лауреат Премии Мира отправился в шатер Зимри с копьем, на котором и вынес на всеобщее обозрение грешных любовников, смертельно раненых, висящих на древке на проткнутых срамных местах. Далее в Святой Торе совершенно прямо написано, что этот пугающий некоторых поступок Пинхаса, этот удар копья был наделен такой мистической и практической силой, что мгновенно остановил и разврат, и идолопоклонство, и эпидемию. Шокированные страшной скульптурной группой, застрявшей под острием, предки с повинными головами вернулись в семьи, и вопрос, который неминуемо задается (не в зависимости от отношения к ассимиляции и ритуальным убийствам) — как Творец мог назвать такого человека «мирным», о каком вообще «шаломе» идет речь??

В этом месте пишущий эти строки, который более не в силах устоять перед волной юношеских воспоминаний, переносится в религиозную школу (ешиву), чей руководитель образца пять тысяч семьсот… какого-то года уже начал субботний урок по недельной главе «Пинхос». Этот классический американский раввин (т.е. раббай) обращается к ученикам по-особому, влюбленно выговаривая удивительное словцо, перекочевавшее вместе с евреями из святого языка в идиш, а потом — в довершение — перелетевшее океан, чтобы обзавестись респектабельностью и чарующим (а не рычащим) английским звуком: «Бохрим!» — в переводе «юноши — ученики ешивы»: «Шолом, мирр — это нэ когда нэт война…Бохрим, мирр — это… это аррмониа!»

Учитель (на волшебном русско-американском диалекте) коротко и точно определяет понятие: Союз Мира — это не Союз бесконфликтности. Союз Мира — это Союз Гармонии. Награда за установление равновесия и порядка внутри и вокруг культурных традиций, вступивших в саморазрушительное кровосмешение. Откровенный, демонстративный губитель этнической и этической самобытности народа Торы гибнет от беспощадной руки ревнителя. На этой «оптимистической» ноте в пору и копья раздавать. Однако, что-то мешает поторопиться с мобилизацией борцов за чистоту генотипа; остается несколько пятнышек на великолепно-ровном фоне восхвалений ревнительства.

Почему собственно великий Моше сам не схватил первую попавшуюся оглоблю — во имя установления общекультурной гармонии? Почему в ключевом слове «шалом» Моше (естественно по приказу свыше) написал разорванную пополам букву «вав»? (Такой «перебитой» эта буква должна быть во всех существующих свитках Торы — перерезанный какой-то «шалом», чего-то ему не достает). Почему, в конце концов, один из величайших мудрецов нашего времени, рабби Шломо-Залман Ойрбах уничтожающе заявил (по поводу некоторых ревнителей), что «мальчики из религиозных кварталов, которые сегодня (по Субботам) бросают камни в автомобили, завтра будут бросать их в мудрецов»?

Не имея сил погружаться в подробные, логически выстроенные разъяснения, вспомним (не в качестве поучений, а только для поощрения чьих-то самостоятельных, «домашних» раздумий) несколько соответствующих теме мест из Святых Книг. В уже упомянутом трактате Санhедрин указано, что нашим религиозным судьям запрещено направлять и провожать вооруженного ревнителя «на подвиг», если он пришел и интересуется: «Убивать мне еврея и идолопоклонницу, которая с ним, или нет?»

Кроме того, если этому охваченному святым гневом человеку, вышедшему «на дело» (несмотря на скептическую немоту раввинов-судей) не удастся (как это удалось Пинхасу) расквитаться с грешниками в самый момент соития, и они успеют (что вполне вероятно) отстраниться друг от друга перед нападением, действия ревнителя квалифицируются как убийство. И, наконец, приведём, что в Йерусалимском Талмуде (Санhедрин, гл. 9, hалаха 7) указано: убийство, совершаемое ревнителями, [делается] «не по желанию мудрецов» (ше-лой бе-роцойн хахомим שלא ברצון חכמים), и даже Пинхас убил Зимри — «не по желанию мудрецов», которые отлучили бы Пинхаса от общины за его поступок, если бы не Прямое Вмешательство Творца.

Это все — с юридической стороны, а в нравственном аспекте поспешу напомнить, что Талмуд (трактат Сойто, лист 22) выделяет специфический сорт евреев, которые называются (не про нас будет сказано) «цвуим (צבועים)» — «крашеные». Они — эти обманщики, покрашенные в строгие, целомудренные цвета веры и благочестия — «кошим ми-пруцим (קשים מפרוצים)» — «хуже, чем откровенно развращенные», ибо (сейчас будет великое и вечное высказывание для запоминания) «делают дела Зимри, а выпрашивают награду, как Пинхас» — пассаж, не терпящий комментариев. Грустный многовековой опыт показывает, что в первых рядах ревнителей с горящими взорами, тыкая копьями куда ни попадя, красиво, гордо стоят именно эти люди. Словом, узок круг настоящих пинхасов, в то время как фальшивых[3]…

И последнее (даже если перед нами — он, тот самый, кто действительно свят и достоин вершить суд…). В Книге Царей («Млохим») находится знаменитая история о повсеместно-популярном Илье-пророке. Концом (и венцом) карьеры этой известнейшей личности является «вознесение в огненной колеснице», и мистическое величие этого события так здорово сбивает с толку, что как-то даже не приходит в голову поинтересоваться: а за что, собственно, такого могучего пророка сняли с работы (наполненной осуществлением прямых указаний Вс-вышнего) и отправили живым в рай?

Если чуть-чуть вчитаться, немедленно выясняется, что особой отличительной чертой Элияhу были постоянные и довольно ожесточенные конфликты с вверенными ему евреями. С вероотступниками знаменитый пророк вел себя очень строго (перечитайте Книгу Царей), и во время последнего «здешнего» разговора с Творцом ушедший в пустыню от соплеменников-идолопоклонников Элияhу с непоколебимым упорством докладывал Вс-вышнему о своем и вправду великом ревнительстве и о безобразиях, творимых зловредными гражданами Израиля.

Реакция на эти профессионально-прокурорские выступления следует короткая и недвусмысленная: Создатель приказывает пророку «передать дела» некому Элише по причине увольнения Элияhу с занимаемой должности главного израильского пророка. Устная Традиция донесла до нас высочайшее пояснение к такому вроде бы неожиданному решению: «Я не желаю твоих пророчеств, потому что ты обвиняешь Моих детей».

Картина довершается в Талмуде (Брохойс, 4), перечисляющем Элияhу среди… ангелов. То есть буквально — Михаэль, Гавриэль, Элияhу и Ангел Смерти. Такой вот список. Оказывается, обсуждаемая знаменитость — единственный из пророков, который только временно пребывал в человеческом обличии (поэтому — не женился и не умер, как положено, а был переведен в привычное «агрегатное состояние» с помощью «огненной пиротехники»).

Замыкая круг (и минимизируя ревнительство) Мидраш открывает тайну происхождения пророка Элияhу (в Книге Царей он появляется ниоткуда): «Пинхас — это Элияhу». То есть — крупным планом, с копьем, огнем и мечом — одно и то же лицо. Да, он останавливал эпидемии, назидательно наказывал грешников, совершил (за столь долгий срок пребывания среди нас) множество великих деяний. Но он — во всех смыслах — не человек. И к этому откровению добавить, пожалуй, нечего[4]…

[1] Не очень ясный намёк на чёрную форму ряда фашистских движений Европы: в Италии, Германии, Англии.

[2] Поклониться тут — в широком смысле: служение там заключалось не в поклонах.

[3] Как указал составителю многоуважаемый р. Бенцион Зильбер от имени р. Хаима Шмулевича (благословенной памяти): «Если человек — истинный ревнитель, то ему разрешено [убить], если же он не настоящий ревнитель, а убивает, то он — убийца».

[4] С высоты возраста составитель вынужден заметить, что в этой концовке — явное преувеличение: Галаха для ревнителей, которые убивают грешника, вступившего в связь с иноплеменницей, дана не ангелам. Она — при всех оговорках, при всех верно указанных деталях — дана людям, евреям, и подобающие, положительные примеры ревнителей тоже, конечно же, встречаются.

Из «Книги для изучения Торы»