Мир сокрытый, мир явный

I.

Рассмотрим двойственность скрытого, внутреннего мира и мира явного, открытого. «Эйн а-браха мецуя эла бедавар а-самуй мин а-айн — благословение можно найти лишь в том, что скрыто от глаз». Когда некая вещь раскрывается во внешнем, предельном мире, это происходит лишь в рамках физической среды, в которой она присутствует. Но если вещь скрыта, если она существует в беспредельном, недоступном для нашего восприятия духовном мире, для нее не существует ограничений физической реальности.

В мире нераскрытых возможностей могут существовать все вещи во всем их многообразии, но в физическом мире каждая вещь присутствует в данный момент времени только в одном варианте. Чтобы проявиться в материальном мире, ей надо отказаться от всех форм, в которые она могла бы воплотиться, за исключением того единственного образа, в котором эта вещь физически реализуется. Здесь вещи кристаллизуются, обретают материальную форму и могут иметь в конкретный момент лишь один внешний облик.

Тело существует во внешнем мире. Оно обладает физическими свойствами и воспринимается механически, с помощью ограниченных во времени и в пространстве средств. «Нешама» (душа), личность, живет в скрытом мире; ее можно постичь лишь внутренним ощущением. Нет таких физических приборов, которые позволили бы установить прямой контакт с душой. Для этого есть другие средства — внутренняя восприимчивость, утонченная духовность, умение чувствовать беспредельное. Короче, инструменты должны соответствовать той работе, для которой их используют.

Весь мир состоит из этой двойственности: внутренней реальности, «души», и физического «тела». Внутренняя реальность движется, мотивирует, она — смысл. Тело — это средство выражения души; оно приносит ее в мир, раскрывает ее смысл. На глобальном уровне эта двойственность характеризует всю Вселенную: Б-жественное Присутствие — это скрытая, внутренняя энергия; физический мир — Его конкретное выражение. Внутренний мир содержит мужское начало; в нем заложено семя потенциального роста. Внешний мир представляет женское начало. Он облекает этот потенциал в конкретную форму. (Мы и в самом деле обращаемся к Б-гу, используя мужские категории, а созданный Им мир наделяем женскими чертами.)

***

Наше поколение ориентировано на внешнюю реальность. Ценности Торы диаметрально противоположны тому, что проповедует современная секулярная культура. Тора концентрирует свое внимание на внутреннем мире. Даже имея дело с внешними явлениями, мы должны стремиться использовать их для установления контакта с внутренней реальностью.

Современное общество бесстыдно раскрывает, обнажает все, что имеет отношение к женщине. Общество, живущее по законам Торы, реагирует на это крайне болезненно. Поскольку именно женщина приносит душу в наш материальный мир (слово «некева», женщина, означает в буквальном смысле зафиксировать, установить в конкретных пределах, как в выражении «наква схарха алай веэтена — установи свою плату, и я заплачу»), ей и только ей ведомо, как уберечь от грубого вторжения свое скрытое измерение, свой внутренний мир. Если общество стремится раздеть женщину, это свидетельствует о перевесе материальных ориентиров; если оно почитает женскую скромность, значит духовное ценится в нем выше физического.

***

В мире, не знающем Торы, физический аспект человеческой жизни глубоко изучается и исследуется. Внутренним аспектом либо пренебрегают, либо его отодвигают на задний план. Согласно общепринятой концепции, мы, люди, — всего лишь случайное порождение стихийных биологических процессов. Даже признавая наличие внутренней реальности, адепты материализма сводят ее к набору инстинктов, определяющих поведение «организма».

Чтобы исследовать внутренний мир разума и души, требуются чувствительные приборы. Те приборы, которыми пользуются для исследования внешнего мира, как правило, не дают возможности заглянуть внутрь, и если мы все-таки применяем их, результаты получаются парадоксально бессмысленными. В нашу эпоху принято считать, что единственная надежная аппаратура для любого анализа и исследования находится в научных лабораториях, поэтому с ее помощью хотят проникнуть в тайны человеческого разума и поведения. Результаты можно заранее предсказать. Дело в том, что свободная воля и духовные искания не поддаются тем методам научного анализа, которые годятся для исследования тела. Когда духовные явления пытаются оценить по тем же параметрам, в том же пространстве, что и физическое тело, их загоняют в узкие рамки и получается искаженная картина. Короче, приборы должны соответствовать своему назначению.

Когда человека исследуют теми же техническими средствами, что и животных, следует неизбежный вывод: человек — это сугубо биологическое существо. Электроды, имплантированные в человеческий мозг, не покажут ничего, кроме биологических процессов, аналогичных процессам, протекающим в голове животного. Сфера, отличающая нас от животных, находится вне биологической плоскости. Это — сфера разума. Она предшествует механическому мышлению и деятельности мозга; ее невозможно измерить электродами и другими материальными устройствами. К ней надо искать доступ только с помощью нематериальных средств. Такие средства вырабатываются в процессе изучения Торы и практического применения ее законов. Иного доступа к внутреннему миру просто нет. Проникнуть в него можно только с помощью тех средств, которые для него приемлемы.

II.

В современном представлении мы — животные. Вся наша деятельность, включая различные аспекты внутренней жизни, рассматривается в чисто механических категориях и оценивается лишь как функция выживания. Наши реакции и эмоции якобы не имеют абсолютного значения и считаются результатом длинной цепи случайных процессов. Поэтому человек — это не более чем животное, возникшее случайно и живущее бесцельно.

Но даже тот, кто упорнее других отстаивает животную сущность человека, сам ведет себя так, будто жизнь для него имеет более высокое предназначение и внематериальную ценность. Среди исследователей, наиболее убежденных в непогрешимости науки и отрицающих всякую духовность, есть, к примеру, немало борцов за гражданские права. Но если человек — не более чем животное, то о каких гражданских правах можно вести речь? Да их просто не существует! Если нельзя всерьез говорить о предоставлении гражданских прав обезьянам, то этой концепции не место и в человеческом обществе. В самом деле, могли ли эти права возникнуть в ходе случайного механического процесса, завершившегося появлением человека? Ясно, что гуманитарные права, подобно любым другим известным нам абстрактным ценностям, не могут в данном контексте выходить за рамки простых механических связей, действующих внутри группы однородных живых организмов и управляющих, к примеру, колониями муравьев или стадным поведением коров и быков. Ценностям, основанным на правде, справедливости и прочих абстрактных идеалах, просто не должно быть места среди людей. Ведь если подобных ценностей нет в животном мире, как могут они вдруг обрести какое-то высокое значение в человеческом обществе?

Когда ученый ищет правду на идеалистическом уровне, он тем самым подтверждает, что он — не животное, поскольку ни один представитель животного мира не занимается поисками в сфере абстрактных идей. Такого научного исследователя можно обвинить в непоследовательности; ведь он представляет ту группу, которая отрицает возможность вести трансцендентальные поиски в чем-то более высоком, чем обычная физическая среда, и значит, не признает мир абстрактных ценностей. На самом деле, практически каждый человек, каким бы материалистом он не был, верит в глубине души, что такие ценности существуют и что сам он — не животное. Именно это понимание лишает душевного покоя многих светских мыслителей, за исключением самых непримиримых и убежденных (убеждающих?) ревнителей, и ведет их в запретную для них зону поиска правды и защиты гуманистических ценностей, хотя существование такой зоны несовместимо с концепциями случайности и животной сути человека.

Многие преданные сторонники теории эволюции ведут себя так, как будто их жизнь и жизненные связи наделены глубоким смыслом. Они убеждают себя и других, что все их устремления к осмысленному существованию — это всего лишь механический инстинкт выживания, но жить согласно инстинкту у них не получается. Даже самые непоколебимые адепты чисто биологической концепции человеческого бытия испытывают настоящую душевную боль, сталкиваясь с проблемами в отношениях с другими людьми. Ярый дарвинист может сколько угодно поучать нас, что человеческая любовь — это не более, чем инстинкт к спариванию, выработанный в процессе долгой эволюции млекопитающих, но когда его жена заведет роман на стороне, он не станет, подобно горилле, равнодушно наблюдать за любовными играми других особей. Ощутив свою человеческую уязвимость, он, конечно, трезво рассудит, что вся эта проблема чисто биологическая, но в глубине его истинно человеческой души останутся горькие сомнения.

Хотя сам накал дискуссий по этим экзистенциальным вопросам выявляет их сугубо человеческую подоплеку, выдающиеся умы современности продолжают твердить, что в подобных мыслях нет ничего, что выходило бы за рамки случайных биологических процессов.

Сей парадокс приобретает иногда забавную форму. Один раввин наблюдал в самолете, как сидевшей рядом с ним женщине подали вегетарианское блюдо. Он поинтересовался, что побудило ее заказать это блюдо: возможно, она — религиозная еврейка и боится нарушить законы кашрута? Но женщина оказалась вегетарианкой по убеждению; она тут же с негодованием осудила тех, кто ест животную пищу. «Лично я, — заявила она, — не ем других животных». Раввин вежливо завершил дискуссию, хотя напрашивалась язвительная реплика: «А почему бы и нет? Ведь другие животные едят друг друга».

Эта сторонница вегетарианской пищи не видит вопиющего противоречия в своих убеждениях. Она относит себя к животному миру и поэтому считает несправедливым есть мясо животных. Но так может рассуждать только человек. Ни одно животное не испытывает угрызений совести и жалости к объекту своего гастрономического вожделения. Ее моральная позиция объясняется именно тем простым фактом, что она не животное, а человек. Мы не говорим здесь о достоинствах вегетарианской пищи; главное для нас — показать сущность человека. Его пристальное внимание к такого рода проблемам и есть отличительный знак существа, не имеющего ничего общего с животными.