Уникальный опыт иудаизма

Иудаизм постиг "юность" и "старость" не только как последовательные физиологические периоды в жизни человека; иудаизм понял также их духовные выражения. Как таковые они изображают два реальных настроения, два осознания Я: одно — юноши, другое — старика. Конечно, органически юность и старость являются взаимно исключающими. Юность является периодом развития роста, а старость — периодом развития разрушения. Однако как реальные настроения они могут быть пережиты одновременно, и, как сознания Я, они могут существовать в одном и том же человеке одновременно.

Эти различия осознания реальности определяются различием осознания времени. Хотя в грамматике существует три времени (прошедшее, настоящее, будущее), духовное настоящее лежит в прошлом или в будущем и не может быть выделено как отдельное переживание. То, что мы называем настоящим, это только выгодная позиция, с которой мы смотрим вперед или назад. Время переживается нами ретроспективно, как память или воспоминание, и в ожидании и предчувствии, в видении событий, которые произойдут некоторое время спустя.

Осознание времени в юности ориентировано на будущее, тогда как осознание времени в старости сосредоточено на прошлом. Духовно быть юным означает быть преданным будущему, тогда как быть старым означает созерцать то, что было когда-то и чего уже нет. Молодой человек по существу искатель, вопрошающий и доверяющий, в то время как старый человек, как правило, созерцатель, предающийся раздумьям скептик. (Две книги Танаха: Шир Аширим и Коэлет отражают эти настроения. Шломо писал первую из них, когда был юн, и вторую, когда был стар.)

Иудаизм пытается совместить переживания юности и старости, требуя, чтобы человек был одновременно и, возможно, парадоксально, молодым и старым. Подобно дереву, чьи корни абсорбируют питание из земли и чья листва обласкана лучами солнца, льющимися из далекого и неизвестного будущего, еврей должен быть глубоко уверен в своем прошлом и вдохновлен видением будущего.

Осознание времени в Иудаизме — это Воспоминание и Ожидание. Это может быть понято лучше посредством установления (и анализа) двух доктрин — доктрины эмпирической памяти и доктрины эмпирического предчувствия.

Эмпирическая память

Для того чтобы понять, что такое эмпирическая память, надо прежде всего признать, что существуют два вида памяти. Первая — интеллектуальная, механически фиксирующая и собирающая фактические данные. Другая память помнит о переживаниях благодаря пробуждению ощущений прошлого. Согласно иудаизму, надо помнить о фактических событиях прошлого — переживания прошлого также должны сохранять свою прежнюю живость вопреки течению времени.

Все то, что вызывало ужас и было опасно, должно сохраниться в памяти как ужасное и опасное независимо от того, сколько времени прошло после данного события. Память о том, что когда-то излечивало и искупало, должна быть всегда наполнена соответствующими ощущениями. Короче, вспоминая, еврей вновь переживает событие прошлого, словно оно является частью нынешней реальности.

Многие алахот имеют прямое отношение к эмпирической памяти.

Раши часто цитирует два примера: соблюдение законов траура в Тиша беАв, то есть выполнение конкретных предписанных Алахот, отражающих внутреннюю боль; и алахи-ческое предписание, согласно которому каждый еврей должен переживать Исход из Египта во время пасхального Се-дера.

Наши обязательства, связанные с Землей Израиля, — это один из удивительнейших феноменов человеческой психологии. Они могут быть поняты только в контексте эмпирической памяти. Евреи были изгнаны из Земли Израиля 1900 лет назад. Осознание, что это наш дом, произошло не потому, что мы много помним о событиях, случившихся тогда, и о народе, жившем там 3000 лет назад. Для нееврея это просто историография. Для нас же — это факты эмпирические. События Танаха существуют в нашем настоящем. В хедере мы плакали, узнавая, как был продан Йосеф, и радовались, читая о его восхождении и могуществе. Мы ощущали близость и живость этой драмы. Девятое Ава не было для нас историей из древности, мы чувствовали себя свидетелями трагедии. Перед нашими детскими глазами было пламя, охватывающее Святая Святых. Мы ощущали причастность, вовлеченность, как если бы переместились во времени к 70 году н.э.

Существует только один путь изучения Танаха. Интеллектуальный анализ необходим, но он не в состоянии раскрыть его духовную притягательность. Понять Откровение может лишь тот, кто читает между строк, тот, кто в состоянии пережить как личное, событие, изложенное в Танахе, и ощутить общность с его образами.

Эмпирическое предчувствие

Будущее может быть пережито в настоящем, как и прошлое. Эмпирическое предчувствие — это когда еврей предвосхищает событие не только потому, что оно непременно произойдет, — это было бы лишь предчувствие интеллектуальное; это когда еврей ощущает возбуждение, переживает радость или печаль так, словно событие неизвестного будущего произошло сейчас, только что. Будущее переживается как реальность и составляет единое целое с системой реальных связей до того, как оно наступило.

Мать, которая неожиданно узнает о возвращении домой своего ребенка, радуется встрече с ним до того, как он открывает дверь дома.

Эмпирическая память заставляет нас вновь пережить прошлое, а эмпирическое предчувствие, потребность предпе-реживания, помещает нас в будущее.

Идентификация еврея с прошлым и его самоотдача будущему — это вызов, требующий посвящения и жертвы. Осознание, хотя и является эмоциональным переживанием, должно слиться со знанием и познанием. Надо учиться достигать такого синтеза и согласованности. В иудаизме придается большое значение эмоциям, однако их мимолетная, неустойчивая природа вынуждает иудаизм им не доверять. Паскаль говорит о логике сердца, иудаизм же требует логики и этики сердец Все чувства — радость, печаль, гнев, сострадание — должны быть освещены и все должны быть контролируемы человеком. Субъективизм, не подвластный логике, может играть роль разрушительного начала. Познавательное действие должно быть частью временного переживания, а этого можно достичь только путем учения, в особенности изучения Хумаша (Пятикнижия). Древние события должны быть поняты в современных категориях, а текущие события должны интерпретироваться посредством категорий Писания. Важно обладать способностью видеть в Хумаше зеркало человеческой судьбы вообще, и еврейской судьбы в частности. Необходимо развивать восприимчивость к видению отраженной в Хумаше жизни. С одной стороны еврей становится носителем откровения прошлого, с другой стороны он передает его будущему. Посредством слияния эмпирической памяти и эмпирического предчувствия еврей, переступая границы времени, проникает в вечность.

Алаха

Иудаизм — это не только эмпирическое, но и познавательное, интеллектуальное. В известном смысле иудаизм почти идентичен мышлению. Никакое другое вероисповедание не понимает постоянного погружения в учение и не имеет ничего с ним сравнимого. Пока человек не приблизился к нему, оно кажется таким непонятным, что полное его объяснение представляется невозможным. Обратиться к Талмуду за ответом на вопрос "Что такое АлахаТ так же бессмысленно, как отвести вопрошающего: "Что такое физика?" в библиотеку, указать ему на полки с томами, содержащими принципы Нъютона, теорию относительности Эйнштейна, квантовую механику Планка и уравнения Максвелла, и сказать: "Это физика!". Даже определение физики как "системы правил и законов, относящихся к деятельности природы", хотя и не ошибочно, но оно отражает лишь аспект физики, но не всю ее.

Помочь здесь может понимание природы математики. Математика — это не перечень уравнений, это метод мышления. То же самое справедливо и для физики. Физика — это специфический метод объяснения природного явления посредством определения количества качественного содержимого природы, который тем самым превращает последние в категории, соответствующие пространственно-временной относительной системе физики.

Алаху также следует понимать как систему мышления, способ интерпретации человеческого существа и его окружения. Алаха обладает своим собственным уникальным подходом к изучению человека и мира и своим собственным методом составления суждения и определения моральных ценностей. Методология Алахи требует абстрактного мышления, способности к умозрительности. Алахическая логика — это специфический метод анализа, очень сложный и отвлеченный. Алаха создает законы с ясным с точки зрения выполнения смыслом, являясь по сущности своей Б-жес-твенной системой мышления.

Роль мудреца свидетельствует о значении Алахи как системы мышления в Иудаизме. Община Завета — учительская община. Роль общества как политической формации — охранять общину Завета. Таким образом, центральная фигура в общине Завета — это учитель или пророк, а не полководец или царь. По существу иудаизм сосредоточен вокруг связи "Учитель — ученик". Отношения, установившиеся между Моше и сынами Израиля, были первым примером такой связи.

Мицвот

Таким образом, иудаизм уникален и с точки зрения эмпирической, и с точки зрения схоластической. Но он уникален также и как действующая система.

Специфического переживания времени и создания уникального метода анализа недостаточно. Еврей должен выполнять все на практике, и в этом тоже его неповторимость. Эта исключительность зиждется на трех моментах: 1) Нет различий между священным и мирским. Такое деление является христианским понятием. Основоположники христианства считали, что должно воздавать Кесарю кесарево и Б-гу Б-гово. В результате такого подхода люди обычно воздают Кесарю, но не Б-гу.

В человеке, воплощающем два образа — один визави с Кесарем, другой визави с Б-гом, — происходит раскол: его действия становятся противоречивыми, он оказывается в ловушке двойственности и начинает одинаково верить и в Кесаря, и в Б-га.

В иудаизме священное и мирское определяется действиями человека. Если человек того хочет, Б-г будет с ним повсюду. Для Него нет границ, если человек жаждет Его присутствия. Но если человек далек от Б-га, Он не явится ни в синагогу, ни в Святая Святых. Иудаизм охватывает жизнь во всей ее полноте, он присутствует не только в сфере ритуала. Целых два тома Хошен Мишпат разбирают проблемы этики труда и бизнеса, правовых процедур и законов, касающихся свидетельских показаний. Иудаизм не может быть втиснут в синагогу. Синагога — всего лишь институт, иудаизм же претендует на всю полноту человеческой жизни, включая контору, фабрику, кухню и спальню.

2) В иудаизме имеют значение детали. Модель религиозного ритуала в иудаизме — это математическая модель; характеристикой ее является точность. Никто не осмелился бы перейти через мост, который был построен без предварительных расчетов. Эстетическая модель противоположна математической. В эстетике важна общая конфигурация, сущность, а не подробности. Действительно, можно отступить назад, так, что при взгляде на картину детали исчезают: если деталь слишком доминантна, это может разрушить общий эффект. Для Алахи подробность имеет большое значение. Минута перед заходом солнца в пятницу и минута после создают условия для разрешения или запрещения одного и того же действия. В этой связи понятным становится отличие консервативного подхода от нашего. Консервативное движение пытается превратить иудаизм в эстетическое переживание, в котором важно целое, но не детали.

С точки зрения консерваторов через час после захода солнца все позволено, при условии, что стол накрыт и свечи зажжены. Их подход — артистический, эстетический, а не алахический. Это не значит, что мы не в состоянии оценить по достоинству эстетическое переживание. Мы радуемся прекрасному, но в красоте есть и фальш, а иудаизм требует правды. Алахическая модель подобна этической и математической, где точность и внимание к деталям решают все. Как истина требует точности до мелочей, так и алахическое мышление, алахическое действие соотносится с деталями.

3) Для иудаизма соблюдение обрядов состоит скорее в бездействии, нежели в действии, это скорее отказ от движения, чем резкий скачок вперед. Существуют заповеди предписывающие и запрещающие. Мы помним, что первый закон, данный Адаму, был запретом.

Запрещающие заповеди — это основа иудаизма. Они требуют больших усилий, чем позитивные предписания. Вильям Джеймс видел цель религии в счастье. Иудаизм видит цель религии в величии — величии духовного героизма. Пробный камень нравственного героизма — это соблюдение запрещающих заповедей, ибо они предписывают человеку брать на себя обязательства сдержанности, самоограничения. Особенно это касается сферы сексуальной морали, где необходим невероятный самоконтроль и где Алаха почти безжалостно строга. Чтобы властвовать собой требуются воистину героические усилия.

Существуют два вида героизма. Один — блистательный, ведущий к славе. О таком героизме поют менестрели и трубадуры. Он заключается в отчаянной смелости, храбрости, в публичном вызове злу и несправедливости, в готовности страдать и принять на себя мученичество. Другой же вид героизма не так эффектен и исторически не фиксируем. Победы здесь имеют значение только для тех, кто их одерживает. Речь идет об отдаче самого дорогого в момент достижения наивысшей радости. Это делается незаметно для других, в уединении.

Иудаизм признает оба вида героизма. Пророки и десять Мучеников соотносятся с первым из них. О втором же известно только Б-гу. Только Он может оценить самоотверженность такого типа.

Мидраш рассказывает, что когда Храм был разрушен, а евреи изгнаны, Праотцы предстали перед Б-гом, умоляя о помощи. Несмотря на все их героические поступки, Б-г их мольбы отверг. Но на просьбу Рахели Он откликнулся. Почему ее молитва была незамедлительно принята? Что делало историю Рахели более возвышенной? Что исключительного было в ее биографии? Ответ, рассказывает Мидраш, таков: она, для того чтобы избавить свою сестру Лею от унижения, открыла ей отличительные знаки, по которым ее, Рахель, должен был узнать Яаков. Но какая добродетель давала преимущество этому поступку перед деяниями Праотцов и Моше в данном контексте? Следование Торе без внешних эффектов героизма. Сердце юной Рахели переполнялось любовью к Яакову, и она принесла такую жертву, чтобы не была унижена сестра. Самоконтроль и самоотверженность в такой момент очень высоко оцениваются Б-гом.