Сила исповеди

Сила исповеди

Как известно, Маймонид выражал мысль точно и лаконично, не употребляя цветистых фраз. В свете этого мы должны быть весьма внимательны, изучая его свод законов Мишнэ Тора, и стараться понять точный смысл каждого слова. Давайте рассмотрим 1-й параграф первой главы Законов Раскаяния:

«Что касается всех заповедей Торы, предписывающих или запрещающих, если человек вольно или невольно преступил одну из них, то после того, как он отвернется от своего греха, должен исповедаться перед Б-гом, да будет Он благословен, как сказано: «Если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека и через это сделает преступление против Ашема, и виновна будет душа та, то пусть исповедуются в грехе своем, который они сделали» (Бемидбар 5:6-7); здесь имеется в виду словесная исповедь: и именно эта исповедь предписана нам. Как нужно исповедоваться? Нужно говорить: «Я взываю к Тебе, о Ашем, я грешил, я поступал неправедно, я грешен перед Тобой, я сделал то-то и то-то, и вот я раскаиваюсь и стыжусь своих поступков и никогда больше не буду так поступать». В этом заключается суть исповеди. Чем более подробна и детальна исповедь, тем большей похвалы достоин кающийся».

Некоторые из позднейших комментаторов подчеркивают выражение, выбранное Маймонидом: «После того, как он отвернется от своего греха, должен исповедаться». Из этого выражения они делают вывод, что обязательной заповедью является не акт раскаяния, а исповедь, в противном случае Маймонид написал бы: «Что касается всех заповедей... он должен раскаяться и исповедаться», и мы бы тогда считали, что обязательной заповедью является акт раскаяния, сопровождаемый исповедью в грехах.

Автор Минхат Хинух так же как и автор Аводат Амэлех — комментария к Мшинэ Торе — полагают, что Маймонид рассматривает раскаяние не как заповедь, а как само собой подразумеваемое действие, считая немыслимым для еврея жить в грехе и не желать раскаяться. Мне трудно принять эту концепцию, предложенную автором Минхат Хинух, и мой отец и учитель (рабби Моше Соловейчик) говорил мне, что мой дед, мудрец рабби Йосэф Бэр из Бриска решительно отвергал эту концепцию, ссылаясь на тот факт, что во многих местах Торы недвусмысленно говорится о раскаянии как о заповеди. Возьмем, например, то, что сказано в Дварим (4:30): «Когда ты будешь в скорби и когда постигнут тебя все эти события, в конце дней ты вернешься к Ашему, Б-гу твоему, и будешь слушать глас Его». Говоря «вернешься», Тора имеет в виду раскаяние; об исповеди здесь не упоминается.

Мы находим другое выражение в том же духе в недельной части Торы, читаемой в шабат перед Рош Ашана: «Когда придут на тебя слова сии — благословение и проклятие, которые изложил я тебе, и примешь их к сердцу своему в среде всех народов, по которым рассеет тебя Ашем, Б-г твой. И обратишься к Ашему, Б-гу твоему, и послушаешь Его гласа, как я заповедую тебе сегодня, ты и сыны твои от всего сердца твоего и от всей души твоей, тогда Ашем, Б-г твой, возвратит пленных твоих и умилосердится над тобою, и опять соберет тебя от всех народов, между которыми рассеет тебя Ашем, Б-г твой». (Дварим 30:1-3). Маймонид трактует эти стихи как обещание, в соответствии с чем он пишет в главе 7 Законов Раскаяния (параграф 5):

«Тора уже обещала, что в конце изгнания Израиль раскается и будет немедленно освобожден, как написано: «Когда придут на тебя все слова сии... и обратишься к Ашему, Б-гу твоему... тогда Ашем, Б-г твой, возвратит пленных твоих...»

Автор Аводат Амэлех делает заключение, что использование Маймонидом выражения «Тора обещала» в этом контексте является еще одним доказательством, подтверждающим его убеждение в том, что раскаяние рассматривается не как заповедь, а как обещание. Все это, однако, опровергается высказыванием Маймонида, сделанным им в той же самой части: «Все пророки предписывали раскаяние, и Израиль не будет освобожден, если он не раскается». Более того, во 2-й главе Законов Раскаяния (параграф 7) в связи с Десятью Днями Трепета Маймонид пишет:

«День Искупления это время раскаяния для всех, как для отдельного человека, так и для общины. Он знаменует конец периода, предписанного Израилю для прощения и помилования. Следовательно, все обязаны каяться и исповедоваться в День Искупления».

Отсюда мы можем сделать следующий вывод: мнение Маймонида сводилось к тому, что существует заповедь раскаяния, имеющая силу в течение всего года, и дополнительная заповедь раскаяния и исповеди, которая относится только к Десяти Дням Трепета. Таким образом, в День Искупления мы раскаиваемся в соответствии с заповедью, которая относится только к этому дню. Если бы Маймонид разделял точку зрения рабби Ионы Ахасида, сформулированную им в книге Шаарей Тшува, что исповедь и раскаяние — две разные вещи, то в перечислении 613 заповедей он упомянул бы о них как о двух разных предписаниях: одна заповедь — исповедь, исполняемая в течение всего года, другая — раскаяние, осуществляемое только в День Искупления, о котором Тора говорит: «Перед Ашемом очиститесь». Однако в перечисленных Маймонидом 613 заповедях только одна имеет отношение к раскаянию и исповеди.

Еще одним доказательством того, что Маймонид считал само раскаяние заповедью, является заголовок Законов Раскаяния, который гласит: «Законы Раскаяния, описывающие исполнение одной предписывающей заповеди: грешник должен раскаяться перед Ашемом и исповедаться».

Но нуждаемся ли мы в доказательствах такого рода? Можно ли представить себе, что исповедь является заповедью, а раскаяние нет? В чем заключался бы смысл исповеди без раскаяния?

Мне кажется, что этот предмет дает нам еще одну возможность обратить внимание на уникальный метод классификации Маймонидом заповедей, или, если быть более точным, на его способ их определения. В соответствии с его методом существует два вида заповедей. В первый вид входят такие заповеди, формальное выполнение и истинное осуществление которых совершаются одним действием, как, например, заповедь о четырех видах растений в праздник Сукот. Тора предписывает: «И вы должны взять...» (плод красивого дерева, пальмовую ветвь и т. д.) В данном случае, когда человек берет в руки пальмовую ветвь, он одновременно выполняет предписанные действия и исполняет заповедь. То же самое справедливо, например, и для заповеди о жертвоприношении пасхального ягненка или для заповеди о счете Омера, 49-дневного периода между Песа-хом и Шавуот.

Но существуют и другие заповеди, выполнение и осуществление которых не одно и то же; например, когда выполнение заповеди производится путем специального действия особого рода или путем устного высказывания, а осуществление заповеди может произойти только в сердце. Формально заповедь может быть выполнена посредством высказывания или действия, однако истинное осуществление ее зависит от достижения определенного духовного состояния.

Возьмем, например, законы траура. В соответствии с Мишной, «траур существует только в сердце» (Санхедрин 6:6). Хотя есть специальные правила, относящиеся к трауру — не умываться, не натираться благовониями, не носить обуви и т. д. — заповедь может быть осуществлена только в сердце человека.

То же самое справедливо и в отношении предписанного нам веселья: «И вы должны радоваться в праздники». Когда Храм существовал, фактическое исполнение этой заповеди состояло в жертвоприношении. Сейчас ее выполнение заключается в праздничной трапезе с мясом и вином, в ношении праздничной одежды и в других действиях такого же рода. Однако эта заповедь не может быть осуществлена только путем выполнения внешних действий — ее истинное исполнение — обязанность сердца.

СЛУЖЕНИЕ СЕРДЦЕМ

Характерный пример такого различия между простым выполнением заповеди и ее истинным осуществлением — ежедневное чтение «Шма». Человек выполняет эту заповедь тем, что прочитывает три ее части или, по крайней мере, основную часть, начинающуюся словами «Слушай, Израиль!». Но ее истинное исполнение происходит лишь тогда, когда он отдает себя во власть Небесного Царя. Однако наиболее яркий пример заповеди, формальное выполнение и исполнение которой не одно и то же это молитва.

Талмуд связывает заповедь о молитве со стихом «служить Ему всем сердцем своим» (Дварим 11:13). «Что такое служение сердцем? Это молитва» (Вавилонский Талмуд, Та-анит 2а). Но что же подразумевается под служением сердцем? Как можно осуществить это требование?

Объяснение этому дает Маймонид в последних главах книги Путеводитель заблудших (философы и историки, которые писали о Маймониде, обычно не рассматривают эти главы, хотя именно в них, а не в «аристотелевых» главах проявляется истинный Маймонид). И в Мишнэ Торе в Законах Раскаяния он формулирует подобное объяснение:

«Что есть любовь (которою слуга Б-жий любит Б-га)? Это великая всеохватывающая, неиссякаемая любовь, когда душа человеческая проникнута любовью к Б-гу до такой степени, что он постоянно поглощен этой любовью, как мужчина, томящийся от любви к женщине, который никогда не освобождается от своей страсти к этой женщине, ни во время сна, ни во время бодрствования, ни во время еды, ни во время питья — даже сильнее этой любви любовь к Б-гу в сердцах тех, кто любит Его, в сердцах, где Он царит, ибо сказано Им: «Всем своим сердцем и всей своей душой». (Глава 10:2-3)

Таким образом, согласно Маймониду, недостаточно просто произнести слова молитвы. В «служении сердцем» участвует все существо человека. Сердце должно внести свою лепту. Конечно, «служение» включает внешние действия и исполнение. «Так же как приношение на (Храмовый) жертвенник называется служением, так и молитва называется служением» (Сифрей, Дварим 41). Молитва, как и жертвоприношение, не может быть осуществлена только в сердце, без выполнения внешних обрядов. Но самим актом молитвы не может исчерпываться все, что подразумевается под понятием «служение сердцем». «Служение сердцем» охватывает все человеческое бытие, происходит повсюду и во всем, что случается с человеком: в его радости и печали, в горе и в веселье. Молитва может выразить лишь ничтожную часть той великой совокупности, которую называют «служение сердцем». Она рождается из неиссякаемых родников преданности, ощущаемой сердцем. Согласно Маймониду, молитва предписана Торой (а не раввинским установлением). Но сам акт молитвы является простым выполнением заповеди, в то время, как ее истинное осуществление происходит в сердце.

Наилучшим доказательством этого является тот факт, что даже те мудрецы, которые утверждали, что осознание религиозного смысла заповеди не является необходимым компонентом ее соблюдения, признавали, что такое осознание должно обязательно предшествовать молитве, так как истинная молитва дожна идти от сердца.

Исполнение заповеди молитвы охватывает все наше существование. Молитва — наша встреча с Владыкой Вселенной, который говорит с человеком, как Он говорил с Моше: «из уст в уста». Только так следует понимать исполнение возвышенной заповеди о молитве, которую еврей обязан совершать ежедневно три раза в день. Сам акт молитвы, т. е. произнесение ее слов, лишь частично выражает задачу молитвы.

Маймонид различал эти два аспекта заповеди о молитве. В начале Законов Молитвы он пишет: «Нам предписано молиться каждый день», т. е. ежедневно произносить молитвы, «как сказано: Служите Ашему, Б-гу вашему (Шмот 23:25), и традиция учит нас, что упомянутое служение есть молитва...» Вслед за этим Маймонид детально рассматривает все законы, относящиеся к реальному выполнению каждого вида молитвы и молитвенной службы.

Но в этих главах Законов Молитвы, где он дает определение молитвы, Маймонид ясно говорит о «служении Ашему каждый день (посредством) молитвы». Здесь он не использует то выражение, которое мы находим в описании самих Законов — «нам предписано молиться» — выражение, относящееся к исполнению акта молитвы. Он использует другую фразу — «служить Ашему», что означает осуществление «служения сердцем», и один из путей, в котором это служение находит свое выражение, это молитва. Истинная сущность, внутренний смысл заповеди заключается в служении сердцем, а молитва — средство облечь это служение в слова.

Различающая терминология, используемая в заглавии и в самих Законах, не случайна. Повсюду в Мишнэ Торе, где бы Маймонид ни говорил о заповеди, истинное осуществление которой происходит глубоко в сердце, а выполнение — во внешних действиях, он намеренно использует разные термины в заглавии и в самих Законах. В описании Законов он говорит о формальном выполнении заповедей, в то время как в заглавиях, которые содержат определения и предварительные формулировки к Законам, он говорит обо всем, что необходимо для полного исполнения мицвы.

РАСКАЯНИЕ — СЛУЖЕНИЕ СЕРДЦЕМ

Тот же метод используется и в изложении Законов Раскаяния. Маймонид считал раскаяние формой «служения сердцем». Раскаяние — понятие, суть которого заключается не в исполнении определенных действий и поступков, а в процессе, который временами длится всю жизнь, в процессе, который начинается с укоров совести, чувства вины, с постепенного осознания человеком того, что его жизнь бесцельна, с чувства изоляции, потерянности, блуждания в вакууме, с духовного банкротства, с ощущения краха и неудачи; эта дорога очень длинна, она тянется до тех пор, пока цель раскаяния не будет достигнута. Раскаяние — не следствие внезапного решения, оно растет и зреет медленно, постепенно, до тех пор пока кающийся не подвергнется полному перерождению, и только тогда, когда человек станет другой личностью, можно считать, что раскаяние совершилось. Что же является заключительным актом раскаяния? Исповедь.

«Когда он раскается и отвернется от своего греха, он должен исповедаться...» — и здесь Маймонид остается верен своему методу. В тексте законов он говорит только о выполнении заповеди о раскаянии, о самом действии: «Как нужно исповедоваться? Нужно сказать...» Но в заглавии, в определении заповеди он делает ударение на сокровенном переживании, которое является сутью раскаяния, он обращает наше внимание на кропотливую работу, на душевные искания, которые приводят человека к «раскаянию в своем грехе перед Б-гом». И когда раскаяние созреет полностью, когда человек действительно раскается — «он должен исповедаться». Маймонид подчеркивает, что акт исповеди — предписывающая заповедь. Только после исповеди заповедь о раскаянии действительно считается исполненной. Но внутреннее раскаяние является непременным условием, которое должно предшествовать этому, ибо, в противном случае, исповедь не имеет силы.

Таким образом, раскаяние само по себе есть величайшее предписание, хотя оно является обязанностью души, а не тела. Существует много других заповедей подобного рода: заповедь молитвы, о которой мы уже упоминали, заповедь «люби ближнего своего как самого себя». Эта заповедь также требует совершения множества различных действий помощь ближнему, милосердие, но ее истинная сущность заключается в любви, ощущаемой в сердце.

«ВЗЫВАЮ К ТЕБЕ, О АШЕМ»

Давайте теперь вернемся к тексту, которым мы начали — к первому параграфу 1-й главы Законов Раскаяния: «...когда человек раскаивается и отворачивается от своего греха, он должен исповедаться перед Б-гом, да будет Он благословен». Мы уже упоминали, что Маймонид не тратил попусту слов для создания поэтического эффекта. Почему же он написал об исповеди «перед Б-гом, да будет Он благословен»? Не достаточно ли было бы просто сказать «он должен исповедаться» без точного определения «перед Б-гом»? Существует ли какая-то альтернатива?

Однако этими словами Маймонид выражает три различные идеи, три отдельных закона.

Публичная исповедь Первосвященника в День Искупления начиналась формулой «Взываю к Тебе, о Ашем». Талмуд объясняет смысл этой формулы и цитирует Писание для доказательства необходимости употребления обоих непроизносимых имен Б-га (здесь представленных термином Ашем) и выражением ана («Взываю к Тебе»). Согласно Маймониду, использование этой формулы не являлось прерогативой одного Первосвященника. Это был образец для всех исповедей, которые должны были быть сформулированы по образцу, используемому Первосвященником. Таким образом, в первой части Маймонид пишет: «Как нужно исповедоваться? Нужно говорить: Взываю к Тебе, о Ашем, я грешил, я поступал неправедно, я грешен перед Тобой, я делал то-то и то-то...»

Отсюда мы можем заключить, что Маймонид считал, что Алаха не разрешает каждому исповедоваться так, как он сам считает нужным, что должна быть использована определенная формула, которая начинается словом ана («Взываю к Тебе»).

Что означает выражение «Взываю к Тебе, о Ашем, я согрешил...»? Эта фраза понятна в формуле, используемой Первосвященником, — «Взываю к Тебе, о Ашем, прости Свой народ...», — но каков ее смысл в устах человека просящего: «Взываю к Тебе — я согрешил»?

«Взываю к Тебе» — о чем? О чем здесь просят? «(Что) Я согрешил»?

На самом же деле выражение «Взываю к Тебе» является просьбой о возможности раскаяния. Если мы внимательно прислушаемся, мы сможем действительно различить в этих умоляющих словах душераздирающий крик — «Взываю к Тебе», не прогоняй меня, не закрывай ворот, разреши мне говорить... Взываю к Тебе, прими наши молитвы и не пренебрегай нашими мольбами!

Если Пресвятой, да будет Он благословен, не «откроет ворота для тех, кто приходит, стучась, в раскаянии», ворота останутся запертыми и закрытыми.

«Взываю к Тебе» — это призыв открыть ворота, чтобы наша исповедь была впущена и услышана, хотя мы знаем, что запрещено приближаться к Царю одетым в рубище греха.

Раскаяние не имеет смысла с рациональной точки зрения. Даже ангелы не понимают, что такое раскаяние. Они закрывают ворота. Но Пресвятой, да будет Он благословен, как бы «становится на пути» ангелов (см. Вавилонский Талмуд, Санхедрин 1036), чтобы принять тех, кто раскаялся в своих грехах. Таково значение мольбы «Взываю к Тебе», которая предшествует исповеди. Это «Взываю к Тебе» открывает для нас ворота!

Исповеди должна предшествовать молитва. «Взываю к Тебе, прими наши молитвы и не оставь без ответа наши мольбы». Недостаточно человеку придти и сказать «я согрешил» — посредством этих слов он не заставит Б-га держать для него ворота открытыми. Не в этом заключается раскаяние. Он должен чувствовать и понимать, что ворота закрыты, потому что грехи уже совершены; и теперь, если он хочет раскаяться в своих действиях, он должен кричать, должен стучаться в ворота, чтобы впустили его и его исповедь. О Б-ге сказано: «Открывающий ворота для тех, кто приходит стучаться в раскаянии», а не для тех, кто творит раскаяние или приходит, чтобы каяться. Если человек не стучит громко и непрерывно в ворота, то раскаяние для него невозможно.

Вся литургия Йом Кипура, от начала до конца, преследует одну цель: вновь и вновь стучаться в ворота, вновь и вновь повторять призыв — «Взываю к Тебе!» Только в заключение службы, в молитве Неила, мы можем сказать: «День пришел и ушел, солнце село, разреши нам войти в Твои врата...» — только после двадцати четырех часов поста, молитвы, «стучания в ворота»; только тогда можно войти в ворота, открывшиеся нам, — ибо, если не теперь, то когда же?

Таков, следовательно, смысл фразы «он должен исповедаться перед Б-гом, да будет Он благословен». Это слова из словаря молитвы, цель этой молитвы лучше всего определяется так: осознание того, перед Кем мы предстаем. В молитве человек стоит перед Шехиной, Его Священным Присутствием. Исповедь это не заявление, сделанное во всеуслышание, а прежде всего молитва — «ибо как нищие приходим мы стучать в Твои врата».

Главное назначение исповеди — стучаться в закрытые ворота. Иногда они открываются перед тем, кто исповедуется, а иногда, увы! — они остаются закрытыми. Вот почему, когда человек собирается исповедаться «перед Б-гом», да будет Он благословен», — сотворить исповедь, которая по сути своей — молитва, — он начинает со слов: «я согрешил, я поступал неправедно, я преступал заповеди», — а затем возвышает голос свой «взываю к Тебе!» «Взываю к Тебе, прими наши молитвы!»

ИСПОВЕДЬ ПЕРЕД ОДНИМ ТОЛЬКО Б-ГОМ

Как мы уже говорили, фраза «перед Б-гом, да будет Он благословен», включает в себя еще два дополнительных понятия. В пятом параграфе 2-й главы Законов Раскаяния Маймонид пишет:

«Большого одобрения заслуживает кающийся, который исповедуется публично и рассказывает людям о своих дурных поступках, раскрывая перед другими грехи, которые он совершил по отношению к своему собрату-человеку. И он говорит им: воистину я согрешил против того-то и того-то и сделал ему то-то и то-то, но сегодня я раскаиваюсь и примиряюсь... В каких случаях делается так? В случае грехов, совершенных по отношению к своему собрату. Грехи же, совершенные человеком по отношению к Б-гу, не следует оглашать публично, и тот, кто делает это, — лишен стыда. Он должен каяться перед Б-гом, да будет Он благословен, и высказывать свои грехи перед Ним и исповедаться в них...»

В этом отрывке Маймонид снова употребил фразу «перед Б-гом, да будет Он благословен», и он сделал это для того, чтобы подчеркнуть разницу между исповедью в грехах, совершенных по отношению к человеку, которая должна произноситься публично, и исповедью в грехах, совершенных перед Б-гом, которая не должна совершаться публично.

Для чего необходимо это различие? Потому что иногда человек может исповедоваться и разглашать свои грехи, чтобы завоевать одобрение окружающих, чтобы другие восхищались им и говорили: «какой он праведник!» Поэтому Маймонид подчеркивает здесь, что исповедь должна совершаться «перед Б-гом, да будет Он благословен».

Экклезиаст в свое время порицал людей за «иные помыслы». «Б-г создал человека прямым, а люди пустились во многие помыслы». По справедливости человек должен отчитаться только напрямую перед Б-гом. Человек не может считаться прямым и заслуживающим доверия, если он подвержен влиянию общественного мнения, если он ищет благосклонности одних, хочет угодить другим и быть популярным для третьих. Когда человек кается, он оплачивает только один счет, и, когда он приходит исповедоваться, у него на уме должно быть только одно, — что он стоит «перед Б-гом, да будет Он благословен».

Другое дело, когда грехи совершаются по отношению к ближнему. Тогда человек должен исповедаться публично. Недостаточно почувствовать сожаление или попросить прощения у своего собрата за то, что ты враждовал с ним, распространял о нем ложные слухи или чернил его доброе имя. Необходимо принести свои извинения публично для того, чтобы обелить человека, на которого брошена тень, и снять позорное клеймо, павшее на него по нашей вине. «И он говорит им: воистину я согрешил против такого-то и такого-то человека и сделал ему то-то и то-то...» Говоря «воистину», человек признает, что он причинил вред своему собрату, что был неправ. Только таким публичным покаянием он может исправить сотворенное им зло.

«В каких случаях поступают именно так? В случае грехов, совершенных против своего собрата, но в отношении грехов, совершенных против Б-га... человек должен каяться перед Б-гом», да будет Он благословен, и высказывать свои грехи перед Ним» — перед Б-гом, а не перед людьми.

Третья идея, воплощенная во фразе «перед Б-гом, да будет Он благословен», заключается в том, что не только исповедь, но и само раскаяние должно происходить перед Пресвятым, да будет Он благословен. В первом параграфе 1-й главы Законов Раскаяния Маймонид пишет, что человек «должен исповедоваться перед Б-гом, да будет Он благословен», в то время как в 5-м параграфе второй главы он подчеркивает, что человек кается «перед Б-гом, да будет Он благословен». На первый взгляд кажется совершенно излишним говорить о раскаянии «перед Б-гом». Если Маймонид использует эти слова в отношении исповеди, чтобы объяснить, что исповедь сродни молитве, то можно ли сказать иначе, говоря о раскаянии сердца? Перед кем человек может еще каяться в своих проступках, как не перед Б-гом? Зачем же тогда Маймонид подчеркивает, что «человек должен каяться перед Б-гом»?

Формула исповеди, которой пользовался Первосвященник в Храме и которая, как мы видели, употребляется во всех других исповедях, согласно Маймониду, начинается такими словами: «Взываю к Тебе, о Ашем, я согрешил, я поступал неправедно, я грешен перед Тобой...». Талмуд объясняет каждое слово в этой формуле и цитирует места в Писании, послужившие источником для каждого из них. Отсюда видно, что формула исповеди явно происходит из Торы, а не составлена мудрецами Талмуда. Следовательно, мы должны обратить особое внимание на каждое ее слово и попытаться понять точный смысл понятия «перед».

На иврите одинаково возможно сказать «Я согрешил перед Тобой» и «Я согрешил против Тебя» (используя предлог дательного падежа «к»). Пример употребления второго выражения мы находим в обещании Иеуды своему отцу Яакову: «Если я не приведу его к тебе, то останусь навсегда виноватым перед тобою» (Берешит 43:9). В 11-м параграфе второй главы Законов Раскаяния Маймонид излагает формулу исповеди для того, кто согрешил против своего собрата, и тот умер: «И он говорит им, я согрешил против Ашема, Б-га Израиля, и против этого человека». Отсюда мы можем заключить, что существует разница в использовании предлогов «перед» и «против»: «согрешил перед» употребляется только по отношению к Б-гу, в то время как «согрешил против» используется по отношению и к Б-гу и к человеку.

Какая разница между ними? «Я виновен перед Тобою», как и в словах Иеуды к Яакову, означает: я обидел тебя, причинил тебе вред, я в долгу перед тобой. Это выражение употребляется и во взаимоотношениях между людьми и, согласно еврейским воззрениям, во взаимоотношениях между человеком и Владыкой вселенной. Когда человек грешит, он вредит Шехине и как бы наносит ущерб самому Б-гу. Человек не может нанести вред «Превечному, да святится Имя Его», который «выше и вне всяких обид и расчетов», так же как не может принести Ему пользу, ибо: «если ты праведен, что дашь Ему?» (Иов 35:7). Тем не менее, если человек понимает, что Б-г — «Отец наш, пребывающий на небесах», «сень твоя с правой руки твоей» (Теи-лим 121:5), в те моменты, когда он жаждет приблизиться к Б-гу, чтобы получить утешение и поддержку, то в те времена, когда он грешит, он должен ощущать, что Шехина удаляется от него, что Шехина страдает, когда еврей совершает грех. Грешник как бы причиняет вред Шехине, наносит ей ущерб. Вот почему он говорит: «Я согрешил против Ашема, Б-га Израиля, и против тебя».

Каков же смысл слов «Я согрешил перед Тобой»? Для того, чтобы лучше понять это выражение, нужно прочитать его следующим образом: «Я грешил, я поступал неправедно, я преступал заповеди перед лицом Твоим».

С точки зрения иудаизма, человек всегда стоит перед Б-гом — иудаизм не приемлет такого разделения, при котором человек в одном мире стоит перед Б-гом, а в другом избегает Его. Человек всегда стоит перед Б-гом: во время занятий и во время работы, в синагоге и в спальне. Всегда и где бы то ни было он, человек, стоит перед Ним, перед Пресвятым, да будет Он благословен.

Однако, когда человек грешит, он отдаляет себя от Б-га. Согрешить означает удалиться от присутствия Владыки вселенной. Я стоял перед Тобой, и грех пришел и отдалил меня от Тебя, и я больше не чувствую, что я нахожусь «перед Тобой». Тоска возникает только тогда, когда утрачено нечто ценное. «Издали явился мне Ашем (Ирмеяу 31:3). Грех отдаляет человека от Б-га и возбуждает в человеке страстное желание вернуться к Нему, так что, когда человек готов к исповеди, он неизбежно произносит «я грешил, я был порочен, я совершал преступление перед Тобой», то есть: освободи меня от опутавших меня своей паутиной грехов и разреши мне возвратиться к Тебе и предстать «перед Тобой». Возврати меня туда, где я был прежде.

Об этом Маймонид пишет в 6-м параграфе седьмой главы Законов Раскаяния: «Мощь раскаяния настолько велика, что оно приближает человека к Б-гу, как сказано: «Обратись, Израиль, к Ашему, Б-гу своему» (Ошеа 14:2), то есть, если раскаетесь, приблизитесь ко Мне. Раскаяние приближает отдалившихся, заблудших. Сегодня человек презираем и ненавидим Ашемом, отброшен далеко от Него, а назавтра он — возлюбленный, желанный и близкий Его друг».

Сам термин «раскаяние» (на иврите буквально: «возвращение») подтверждает это. Раскаяние это не «сожаление» или «признание», порожденное депрессией или отчаянием. Раскаяние это «возвращение», «восстановление». К кому нужно вернуться? Ответ мы находим у пророков: «Возвратись, о Израиль, к Ашему, Б-гу твоему», и Сам Б-г взывает к нам: «возвратись ко Мне, и Я вернусь к тебе». И мудрецы наши объясняют, что сказанное в книге Иешаяу (55:6) «Ищите Ашема, когда можно найти Его, призывайте Его, когда Он близок», относится к Десяти Дням Трепета. Таким образом, Маймонид правильно подчеркивал, что раскаяние должно происходить «перед Б-гом».

Б-Г ДО И ПОСЛЕ СОВЕРШЕНИЯ ЧЕЛОВЕКОМ ГРЕХА

«Как нужно исповедоваться?» — спрашивает Маймонид в первом параграфе 1-й главы Законов Раскаяния и отвечает: «Нужно сказать: взываю к Тебе, о Ашем, я грешил, я поступал неправедно, я преступал заповеди перед Тобой и делал то-то и то-то...» В Талмуде, в дискуссии о тринадцати атрибутах Б-жественного милосердия, перечисленных в Торе (Шмот 34:6), от имени рабби Йоханана приведен следующий комментарий: «Отсюда мы узнаем, что Пресвятой, да будет Он благословен, облачился в талит, подобно ведущему молитвенное собрание и учил Моше литургии. Он сказал ему: «Всегда, когда Израиль согрешит и придет ко Мне с этой молитвой, Я прощу его.» «Ашем, Ашем, Б-г человеколюбивый и милосердный», — сказано в стихе из книги Шмот (34:6). Почему слово Ашем повторено дважды? Это значит: Я, Тот, который пребывает до прегрешения человека, и Я, Тот, который пребывает после того, как человек согрешил и покаялся, — Б-г, милостивый и милосердный» (Вавилонский Талмуд, Рош Ашана, 176).

Рабейну Там (Тосафот на это место) полагает, что здесь имеются в виду два различных качества Всевышнего: первое: Ашем — есть Б-г, который пребывает до совершения греха человеком, и второе: Ашем — Б-г, который пребывает после совершения греха человеком. (Рабейну Нисим Гаон в книге Мегилат Сэтарйм дает другое объяснение и перечисление тринадцати свойств. Он считает, что «Ашем, Ашем» — одно качество Всевышнего, но это толкование не было принято ранними средневековыми комментаторами (смотри Тосафот и Рош). Что же такое два атрибута Всевышнего? Какой смысл в том, что слово Ашем повторено дважды? Каков Ашем перед грехопадением человека и после него?

Когда человек грешит, он отдаляется от Б-га и, по словам Маймонида (7-й параграф седьмой главы), «отделяется от Ашема, Б-га Израиля», как написано: «но беззакония ваши произвели разделение между вами и Б-гом вашим» (Иешаяу 59:2). Совершая грех, человек как бы изгоняет Шехину. Но кто же тогда позаботится о грешнике после того, как Пресвятой удалился и грешник остался один? Кто поможет ему порвать со своими грехами и избежать осквернения? Кто поведет его обратно к Небесному Отцу? Кто протянет руку помощи, чтобы вытащить из зыбучего песка, в котором он завяз?

«Ты протягиваешь руку грешникам, и десница Твоя простирается, чтобы принять кающегося». Грешник начинает сопротивляться греху, пытается вылезти, выбраться из трясины, но ему не хватает сил, чтобы выпутаться. Ему нужно помочь. Кто-то должен подать ему руку. И тогда: «Ты протягиваешь руку грешникам». Как взрослый протягивает руку ребенку, помогая ему, когда тот делает первые шаги. «Десница Твоя простирается, чтобы принять грешника». Грешник уже встал на ноги и может идти самостоятельно, но как много препятствий на его пути, как легко ему .споткнуться и упасть! И тут протягиваются руки, чтобы принять его.

Кто же протягивает руку грешнику и простирает свою десницу, чтобы принять кающегося? Что же это за внутренний голос, подчиняющий себе грешника и удерживающий его от греха? Откуда этот голос совести, призывающий: «Вернись!», — если Пресвятой, да будет Он благословен, отверг его и отдалился от него из-за греха? Кто прочтет в душе грешника? «Нечестивые как море взволнованное» (Иешаяу 57:20). Почему грешный тщетно ищет мира и покоя? Кто нарушает его спокойствие?

«Ашем, Ашем», — дважды повторено Непроизносимое Имя, — первое удаляется от грешника, покидает его, но второе, тот Ашем, который пребывает после того, как человек согрешил, остается. «Священный Царь», которого Кабала называет эманацией Славы или «Основой», удаляется, так как он не может иметь ничего общего с миром греха. Но Шехина — «Его царство на земле» — остается.

«И очистит святилище от нечистоты сынов Израиле-вых... находящееся у них среди нечистоты их» (Ваикра 16:16). Святилище это Пресвятой, да будет Он благословен, Который как бы загрязняется от прегрешений сынов Израиля. Грех оскверняет, и даже Пресвятой, да будет Он благословен, становится как бы оскверненным. Но даже если еврей глубоко погряз в грехах и сошел с праведного пути, Шехина никогда полностью не покидает его. Б-г присутствует и после того, как человек согрешил. Он остается в тайниках сердца величайшего из грешников до тех пор, пока тот не вспомнит о своем Творце, не отречется от своего образа жизни и не покается. Рабби Меир бежал за своим учителем Элишей бен Абуей и призывал его раскаяться. Но Элиша не внял его призыву, потому что он слышал голос: «Возвратись, Израиль, к Ашему, Б-гу твоему» — возвратятся все, кроме Ахера (прозвище Элиши бен Абуи). Но Элиша, чьи грехи так сильно опутали и отбросили его так далеко, слышал голос, которого в действительности не было (Вавилонский Талмуд, Хагига 15а). В раскаянии не существует «исключений». И, действительно, в Талмуде написано, что Ахер исповедался перед смертью, и рабби Меир сказал: «Учитель мой умер, плача».

Даже для Ахера, который отказался от своего прошлого и предал все, что было ему близко, чье сознание омрачилось и чувства окаменели, даже для него настал такой час, когда он не выдержал и заплакал, и вспомнил юные годы, когда он был учеником рабби Иеошуа. Кто вызвал слезы на глазах Ахера!

Б-г, который присутствует после грехопадения человека! Б-г, который не удаляется даже из сердца Ахера\ Б-г, который присутствует до греха человека и закрывает ворота после того, как человек согрешил. Второе Святое Имя готово слушать даже после того, как Первое закрыло ворота «Славы», через которые человек проходит, чтобы предстать перед своим Творцом. Когда человек подходит к закрытым воротам, он должен кричать: «Взываю к Тебе!», «Открой ворота для тех, кто приходит стучать в раскаянии!», «Разреши нам покаяться и войти!»

В День Искупления Первосвященник должен был трижды произносить Непроизносимое Имя Б-га. Для чего это нужно было делать? Для того, чтобы побудить грешников к раскаянию и исповеди, что может произойти только тогда, когда звучит Имя (Б-га), то Имя, которое пребывает и после того, как человек согрешил, Б-жественное качество, живущее в душе человека даже в те времена, когда он осквернен грехом. Человек погряз в зыбучих песках своих грехов, он отделен от Б-га, покинут всеми, все друзья оставили его, его силы на исходе, — все, кроме Б-га, покинули его! «О, Ашем», приоткрой ворота, чтобы я мог предстать перед Тобой. «О, Ашем, взываю к Тебе!», прости меня, очисть меня, омой меня от скверны, ибо осквернен я и полон пороков! И далее: «во имя этого дня освободитесь от греха, очиститесь: вы должны быть чисты перед Аше-мом!» После троекратного произнесения Непроизносимого Имени, после очищения человек мог снова предстать «перед Ашемом», так как ему снова разрешалось приблизиться к Б-гу, который пребывал до совершения греха человеком. «И он (Первосвященник) произносил Б-жественное Имя... и говорил им: будьте чисты». После очищения атрибут Славы снова сияет во всем своем великолепии, любой, кто согрешил и очистился, блистает в ореоле ее непорочной чистоты. По словам Маймонида, он теперь «возлюбленный, желанный и близкий Его друг».

Именно поэтому Маймонид считал совершенно необходимым включать Непроизносимое Имя в формулу исповеди. Без Б-га, который пребывает после прегрешения человека, человек превратился бы в прах, был бы подавлен темнотой и смертью. Только Б-г, который не покидает человека после совершения греха, может вернуть ему чистоту, вырвать его из мрачной темницы порока.

Разрешите мне, пожалуйста, совершить «личную исповедь» в отношении вопроса, который явился для меня причиной многих бессонных ночей. Я еще не так стар, однако, я помню время, когда еврейский мир на 90 процентов состоял из верующих, а безбожники составляли незначительное меньшинство. Я еще помню то время — это было не так уж давно, — когда евреи были ближе к Б-гу и жили в атмосфере, проникнутой святостью. А что мы видим сегодня? Неверующие и отрицающие Б-га господствуют везде, куда бы мы ни кинули взор. Даже в тех районах, где преобладают религиозные евреи, нельзя больше говорить о «святости Шабата». Конечно, в Америке есть евреи, которые соблюдают Шабат. (Определение «соблюдающий Шабат», которое используется в наших кругах как знак почета, наряду с титулом «Арав Агаон», на самом деле ничего не обозначает, и оба они свидетельствуют о низком уровне нашего поколения...). Но мое сердце болит не из-за Шабата, а потому, что забыли «канун Шабата». В Америке есть евреи, соблюдающие Шабат, но нет евреев, соблюдающих «канун Шабата», которые выходили бы навстречу Шабату с бьющимся сердцем и трепещущей душой. Есть много таких, которые соблюдают заповеди действиями рук или словами уст, но поистине очень мало тех, кто понимает значение служения сердцем! Сколько осталось религиозных от тех девяноста процентов евреев, живших всего два поколения тому назад? Мне кажется, что современное религиозное еврейство существует единственно по воле того Б-га, который пребывает после того, как человек согрешил. В противном случае мы должны были бы полностью отчаяться и отдаться ощущению, которое часто овладевает мной, когда я лежу, бодрствуя, в ночи, — ощущению, что мы строим замки из песка, и в любой момент может нахлынуть волна и все смыть. Но Б-г, пребывающий и после грехопадения человека, не дает нам впасть в отчаяние, он шепчет нам на ухо, что «Иерусалим окружен горами», — нужно долго взбираться и тяжело работать, цепляясь за каждую опору, за обнаженную породу, соскальзывая назад и пытаясь снова и снова одолеть вершину, чтобы достичь Иерусалима. «Кто поднимется на вершину Ашема?» Я не считаю, что легко вернуться и покаяться. Тропа раскаяния труднодоступна как для отдельного человека, так и для общины, на ней много препятствий, которые можно одолеть только приложив большие усилия. Человек должен пройти долгий мучительный путь, чтобы достигнуть той ступени, на которой: «Будешь очищен перед Аше-мом», достичь очищения, возвращающего к тому Б-гу, который пребывает до грехопадения человека.

«ИБО ТАМ БЫЛ ДОМ ЕГО»

Каков смысл слова тшува! Каково точное этимологическое значение этого термина? В Писании это слово имеет особое, дополнительное значение: «при обороте года» (II Шмуэль 2:1; I Цари 20:22; Диврей Аямим 20:1 ив др. местах), что означает окончание годового цикла. Это слово появляется также в следующем контексте (I Цари 7:15-17): «И был Шмуэль судьей Израиля во все дни жизни своей; из года в год он ходил и обходил Бейт Эль, Галгал и Мицпу, и судил Израиль во всех этих местах; потом он возвращался (утшувато) в Раму, ибо там был дом его, и там судил он Израиль, и построил там жертвенник Аше-му». Здесь тоже слово тшува имеет дополнительное значение окончания цикла; после того как Шмуэль завершал обход Израиля, он возвращался в Раму, так как там был его дом.

Тшува, раскаяние, означает движение по кругу. Когда человек движется по окружности большого диаметра, иногда кажется, что он все дальше и дальше удаляется от отправной точки, хотя, на самом деле, он подходит к ней все ближе и ближе. «При обороте года» в Рош Ашана начинается новый календарный год, и каждый прошедший день все больше удаляет нас от начального пункта, от Нового Года. Но, с другой стороны, каждый прошедший день это возвращение, приближение к завершению годового цикла, к Рош Ашана следующего года.

«И он возвращался в Раму». Шмуэль отправлялся в круговой обход. В тот момент, когда он покидал Раму с целью совершить полный круговой обход, чтобы посетить Бейт Эль, Галгал и Мицпу, он уже находился на пути возвращения в Раму, так как там был его дом. В Раматаим Цофим жила его мать Хана, здесь он провел свое детство, здесь были его корни. Шмуэль являлся главой и судьей всего Израиля; он совершал круговой обход всех поселений, разбросанных по Эрец Исраэль, но куда бы он ни шел, он двигался по направлению к дому. Он принадлежал всему Израилю, так как Земля Израиля была его домом, но его настоящий дом был только в одном месте, в Раме, как написано: «ибо там был его дом». Только там мог он воздвигнуть жертвенник для принесения своей жизни Б-гу. «И Шмуэль судил Израиль во все дни своей жизни». Шмуэль везде был вождем и судьей, но источником его силы и справедливости была Рама, его дом: «там он судил Израиль». Как бы велик ни был человек, он не может покинуть дом своих предков. Все его судебные решения происходят оттуда.

Существует секретный источник тшувы, раскаяния. Никакой еврей не может полностью отделить себя от Пресвятого. Община Израиля не может без конца отдаляться от Б-га по некой прямой. Она всегда находится на пути возвращения и раскаяния, — уходя от Б-га, она возвращается к Нему. «Когда ты будешь в скорби и когда постигнут тебя все эти события... то обратишься к Ашему, Б-гу твоему». Круг может быть очень большим, он может иметь огромный радиус, но каждый, кто идет этим путем, совершает круговое движение. Община Израиля просто не может сойти с этой круговой дороги. Б-г, Который остается с человеком после его греха, мешает ей сделать это.

Пусть человек «кружит», пусть позволяет втянуть себя в пустые предприятия, преследует ложные цели. Он может верить, что нашел истинную цель жизни в борьбе за социализм, «гражданские права», коммунизм и другие «измы».

Пусть обходит Бейт Эль, Галгал и Мицпу, переворачивает миры в поисках богов, и пусть ему кажется, что он может видеть далеко вперед, что он провозглашает новое и лучшее будущее, но всегда, во все времена «он возвращается в Раму, ибо там его дом». Б-г, который остается с человеком после совершения им греха, не дает ему покоя. Вскоре его же мир оборачивается против человека, его изгоняют из Бейт Эля, Галгала и Мицпы, и люди кричат ему вслед «Грязный еврей! Предатель! Эксплуататор! Космополит!». Тогда волей-неволей он возвращается в Раму, к себе домой, где его встречает тоскующая, любящая мать Хана, где он лежал в колыбели, где слышал ласковые, нежные материнские песни.

«И он возвращался в Раму...» — путешествуя по кругу, он должен был найти дорогу к исходной точке. Двигаясь издалека, он возвращался назад к дому.

ИСПОВЕДЬ, ЖЕРТВА, СОЖАЛЕНИЕ И СТЫД

«Что такое раскаяние?» — спрашивает Маймонид во втором параграфе 2-й главы Законов Раскаяния. И отвечает: «Оно заключается в том, что грешник перестает грешить, выбрасывает греховные мысли из головы и решает в своем сердце никогда больше не грешить... и он призывает в свидетели Того, Который знает все тайные мысли, что он никогда не возвратится к своему греху... И он должен исповедаться словесно и во весь голос заявить своими устами о том, что он решил в своем сердце». В этой главе Маймонид пишет о сущности сожаления о содеянном (харата), в то время как в первой главе он говорит о дополнительном элементе — чувстве стыда: «Как нужно исповедоваться?... Я раскаиваюсь и стыжусь своих поступков и никогда больше не буду так поступать». Эти два элемента — сожаление и стыд — дают нам возможность понять суть исповеди. Ибо, на первый взгляд, исповедь кажется излишней: ведь человек уже раскаялся и прошел длительный, мучительный процесс возвращения. Однако Маймонид указывает нам, что даже после того, как человек раскаялся в душе, даже после того, как он принес жертву искупления, и даже после его смерти, его раскаяние остается незавершенным, если он не исповедался.

Почему так получается? По-видимому, существуют две причины, по которым Тора обязывает кающегося исповедаться.

Чувства, эмоции, мысли и идеи становятся ясными и понятными только тогда, когда они облечены в слова и фразы, логически и грамматически оформленные. Пока наши мысли остаются невыраженными, пока они не высказаны, независимо от того, как грандиозны и велики бы они ни были, они не становятся воистину великими, они остаются чужими и ускользающими. «Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено: кто узнает его» (Ирмеяу 17:9). Ирмеяу здесь не имеет в виду, что вы не знаете того, что творится на сердце у другого человека, и другой не знает, что лежит на сердце у вас; он говорит о том, что человек не может точно знать, что творится в его собственном сердце до тех пор, пока мысли его и чувства не выкристаллизуются и не выльются в обычные формы выражения. Мысленное раскаяние, не выраженное словами, не имеет ценности. Во второй главе Маймонид утверждает, что грешник должен «исповедаться, произнося слова, своими устами и голосом выразить то, что он решил сердцем». И в молитве Неила, в заключение Дня Искупления, мы говорим: «Ты протягиваешь руку грешникам... и учишь нас исповедоваться в наших беззакониях перед Тобой». Исповедь завершает процесс раскаяния. «Чтобы мы могли воздерживаться от беззаконий, творимых руками нашими», и затем: «Прими нас (теперь, когда мы предстаем перед Тобой), полностью раскаявшимися».

Исповедь это не только заключительный акт раскаяния, она имеет другое назначение. Она превосходит и превышает само раскаяние, так как исповедь представляет собой акт, который приносит человеку очищение. Во время службы в Храме в День Искупления Первосвященник «очищает себя и дом свой» (Вайикра 16:6). В связи с этим мудрецы Талмуда задают вопрос: «Было ли это очищение словами или очищение кровью (посредством жертвы)?» Писание говорит - «И приведет Аарон тельца в жертву за грех, за себя и очистит себя...» — (когда Аарон очищал себя), телец еще не был принесен в жертву. Первосвященник исповедовался в грехах всего Израиля, и его исповедь искупала все их грехи. Мог ли он раскаяться за весь Израиль? Мне кажется, что эта исповедь Первосвященника перевоплощалась, если можно так выразиться, в жертвоприношение. Исповедь, представляющая собой не простое оглашение установленной формулы, а отражающая горести души и угрызения совести, может считаться жертвоприношением.

Существует много вещей, которые человек знает и о которых думает, но о которых он не осмеливается говорить. Человек упрям по природе своей, он возводит в себе преграды, иногда отказываясь признавать факты и отрицая грубую реальность. Мы инстинктивно отвергаем факты, неприятные для нас. В Талмуде записано, что после смерти рабби Иеуды Анаси его ученики провозгласили: «кто бы ни сказал, что Рабби («Наш Учитель Рабби Иеуда») умер, да будет пронзен мечом!» (Вавилонский Талмуд, Ктубот 104а). Они знали, что Рабби Иеуда Анаси умер, но им трудно было поверить в возможность выражения словами того горького факта, что их учитель, символ жизни и Царства Торы, символ величия, действительно умер. Одно дело знать о чем-либо и совсем другое — произнести это вслух. Они отказывались выслушать горькую истину. Б-г установил в человеке механизм самозащиты, который позволяет ему игнорировать факты, уходить от реальности, отрицать ее существование, механизм, дающий возможность видеть вещи не такими, каковы они есть на самом деле.

Человек может знать, что он согрешил, у него нет и тени сомнения в том, что он отклонился от своей жизненной Цели, изменил своим нравственным принципам. Он даже знает, почему он это сделал, но он еще не готов открыто заявить об этом или выслушать это от других. «Кто бы ни сказал... да будет пронзен мечом». Он не спит ночами и думает об этом, его душа кричит во тьме, но при свете дня, в глазах других он кажется счастливым и довольным.

Для того, чтобы скрыть истину, которая гложет его изнутри, он продолжает грешить и, набирая скорость, мчится, как одержимый, к краю пропасти.

При внимательном чтении обнаруживается другая идея, вытекающая из слов, отобранных Маймонидом для формулировки закона: «Как нужно исповедоваться? Нужно сказать: Я взываю к Тебе, о Ашем, я согрешил, я поступал неправедно, я преступал заповеди, я делал то-то и то-то». Эта формула предназначена для исповеди Первосвященника, который исповедовался от имени всего Израиля и поэтому говорил и о сознательных, и о невольных грехах, и о всех видах нарушения заповедей. Но когда человек приходит исповедоваться в своих грехах, перечисляет их и говорит: «Я поступал так-то и так-то», для чего ему произносить общую фразу, что он «грешил, поступал неправедно и преступал заповеди»? Однако здесь действует принцип «накатывания клятв», — когда человек должен поклясться в суде по определенному поводу, суд, пользуясь случаем, «накатывает» на него и другие клятвы. Так же и здесь: даже если человек пришел исповедаться в конкретном грехе, он должен сказать: «Я согрешил, я поступал неправедно, я преступал заповеди». Эти три фразы относятся к трем основным видам грехов, и, когда человек приходит исповедаться, он должен заявить обо всех трех типах. Ибо разве может человек действительно знать, как он согрешил, умышленно или невольно? Когда человек исповедуется, он обращается к Б-гу и говорит: «Владыка вселенной, я не знаю разницы между «грехом», «преступлением» и «беззаконием». Я твердо знаю, что я далеко ушел от Тебя... я не знаю, как мне вновь стать самим собой. Было время, когда я полагал, что я действовал безумно, но на самом деле мои поступки оказались умышленными и намеренными...».

Возьмем, к примеру, случай, когда ко мне пришел человек и сказал, что он хочет послать свою дочь в престижный колледж, где учатся дети богачей. Я предупредил его о риске, которому он подвергается, но он был «уверен», что его дочь не собьется с истинного пути. Ему трудно было избежать соблазна поместить свою дочь в такое престижное заведение, куда допускались лишь немногие избранные. Через год он пришел ко мне в слезах и рассказал, что его дочь собирается выйти замуж за иноверца, с которым она встретилась в колледже. Являлся ли его первоначальный поступок — посылка в колледж — неумышленным или сознательным грехом? Он клялся мне, что если бы знал, что такое случится, сделал бы все, что в его силах, чтобы не пустить ее в этот колледж. Он допустил ошибку, но можно ли действительно считать ее неумышленной?

Это только один из многих жизненных примеров, когда мы вынуждены принимать решение в критической ситуации. Можем ли мы на самом деле знать, когда мы заблуждаемся сознательно и когда неумышленно? Властелин вселенной, мы этого не знаем. Только Ты знаешь. Поэтому мы также говорим: «Я грешил, поступал неправедно, я нарушал заповеди...», — Ты сам определи, к какой из этих категорий принадлежит мой грех. Это похоже на то, как поступил простой еврей в хорошо известной хасидской истории: он произнес перед Б-гом все буквы алфавита и сказал: «О Властитель вселенной, возьми эти буквы и сложи их так, чтобы получились молитвы, угодные Тебе!»

Исповедь принуждает человека к неимоверно мучительному признанию фактов такими, каковы они есть, к обнажению истины. Это самая настоящая жертва — мучительная ломка человеческой природы и воли. Сожаление о содеянном и стыд — составные части этого процесса. «Научи нас, О Ашем, Б-г наш, исповедоваться перед Тобой во всех наших грехах» — научи нас вскрывать истину, смотреть самим себе прямо в глаза, преодолевать механизм самозащиты, ломать искусственные барьеры, научи нас действовать наперекор нашей природной склонности прятаться: и убегать; научи, как сорвать завесу лжи, выразить словами то, что мы уже решили в своем сердце, — так, чтобы мы могли воздержаться от беззаконий, творимых нашими руками. И тогда! «Прими нас (теперь, когда предстаем перед Тобой), полных раскаяния, как жертву, готовую к сожжению, как фимиам благоуханный».

Как жертва сжигается на жертвеннике, так мы должны сжечь, посредством акта исповеди, нашу хорошо забаррикадированную самоуспокоенность, нашу непомерную гордость, наше искусственное существование. Тогда и только тогда:

«Будете очищены перед Ашемом», «Счастлив ты, Израиль! Перед Кем ты очищаешься? И Кто очищает тебя? Твой Отец, Который пребывает на небесах». Только тогда, после очищающего катарсиса исповеди, человек завершает круг возвращения к Б-гу, к нашему Отцу, пребывающему на небесах, который очищает нас, когда бы мы ни приблизились к Нему.