Здравствуйте, Наоми!
Ваш вопрос действительно можно назвать криком души, и, прежде всего, позвольте выразить солидарность.
Хотя также можно отметить, что не так уж всё ужасно: когда лично мне доводится бывать вне религиозного города, в котором я живу, по большей части всё-таки с ненавистью не сталкиваюсь. Только иногда случаются инциденты. Ведь и в странах, где существует антисемитизм, нет такого, что еврею по улице невозможно ходить, что каждый встречный его обругает или побьет. Большинство людей все-таки адекватные и в той или иной мере приветливые. Иногда могут случаться инциденты, что-то скажут или как-то ущемят. Но жизнь, так или иначе, неидеальная…
К тому же, действительно можно жить в религиозном городе и оттуда не выходить бОльшую часть времени: ведь в любом случае обычно люди вращаются в своей среде, в своем городе, районе и имеют мало причин выходить за его пределы. Очень часто случается, что человек, много лет проживший в той или иной стране, так никогда и не побывает в каких-то ее частях, городах. И житель конкретного города никогда не посетит каких-то районов, и они ему так же незнакомы, как районы других городов. Куда надо, туда идешь, а куда не надо, туда и не доходишь.
А большинство религиозных евреев предпочитают жить в религиозных районах или городах. Хотя бы потому, что нужна религиозная инфраструктура — синагоги, миквы, религиозные школы, продукты соответствующих стандартов кашрута — да и просто в природе людей искать общество себе подобных. Поэтому автоматически получается, что бОльшую часть времени они проводят именно там и с другими людьми мало соприкасаются. Так что на практике жить можно и проблема не такая уж невыносимая.
Но и отрицать, что она существует, нельзя. И, если хотим разобраться почему, придется напомнить историю.
На землю предков евреи вернулись не совсем простым путем.
Поскольку в прошлом путешествовать было нелегко, да и сама Земля в отсутствие основной части народа стала пустынной, жить здесь было трудно, на возвращение отваживались самые религиозные и самоотверженные люди, стремившиеся в жизни лишь к близости к Б-гу.
Но за последний век с лишним ситуация изменилась.
Сначала огромная часть евреев на Западе, начиная с Франции и Германии, ассимилировалась, поддавшись соблазнам, созданным эпохой Просвещения. Доселе евреям предписывали жить в гетто и подвергали их всяческой дискриминации, а то и убивали. И вдруг неевреи стали «цивилизованными», начали улучшать свою жизнь, а также и к евреям относиться толерантно, допускать их к участию в строительстве этого «нового мира».
В результате еврейская религиозная община на том этапе стала казаться не хоть каким-то убежищем и оазисом в этом опасном и враждебном мире, а наоборот, «отсталым местечком», из которого хотелось вырваться и «выйти в люди». И многие евреи «клюнули» — сначала в Западной Европе, а потом и в Восточной: в Польше, Литве и в России. (В последней государство оставалось антисемитским, но толерантной и привлекательной стала интеллигенция).
А затем пошла реакция: в странах, где евреи добились равноправия, поднялось возмущение, что «кругом одни евреи». Возникли соответствующие движения. Во Франции, на родине Просвещения и Революции, кульминацией этой волны стало дело Дрейфуса в 1890-х годах. Дрейфус был ассимилированным евреем и верно служил своей новой «родине» в ее армии, но это его не спасло от клеветнических обвинений в «продаже родины».
Наблюдавший за процессом и сопровождавшей его антисемитской истерией австрийский еврейский журналист Теодор Герцль решил: нет, евреи никогда не обретут свой истинный дом в Европе. В чем, надо сказать, был прав. Но, поскольку сам он тоже был ассимилированным евреем, уже впитавшим западные ценности, то решение «проблемы» ему представилось таким: надо основать отдельное государство по образу и подобию «цивилизованного» европейского государства, например, той же Австрии, только для евреев.
В его понимании столица той страны должна быть как Вена с ее театрами и бульварами, по которым будут гулять достопочтенные дамы и господа, беседуя по-немецки, только все они будут евреи. По улицам реальной Вены им мешают так гулять, поэтому надо создать «еврейскую Вену». Что он и вознамерился сделать. И основал движение сионизма. Изначально он был готов взять землю и в Уганде, лишь бы какую, но, в конечном счете, все-таки сошлись на Земле Израиля.
И сюда устремились многие уже ассимилированные евреи, проникшиеся этой идеей. Та эпоха, конец 19-го — начало 20-го века, была в целом революционной, и те евреи, которые уже оставили Традицию, остро ощущали, что мир, в котором они ассимилировались, зашел «не туда» и надо как-то радикально улучшить ситуацию.
Большинство из них либо примкнуло к различным революционным движениям: социал-демократам (потом большевикам и меньшевикам), эсерам, либо эмигрировало в Америку, где, казалось, уже строится «новый мир», радикально отличный от старого европейского. И в Европе, и в Америке названные пути вели их к полной ассимиляции и отказу от идентификации с еврейским народом, от собственной идентичности. Надо было создать «нового человека», для которого нет ни черных, ни цветных, ни евреев.
Но часть евреев эмигрировала в Палестину, чтобы попытаться построить новый еврейский мир. Они считали, что так сохраняют свою еврейскую идентичность, но при этом конструируют «нового еврея» — современного, «такого как все».
Поэтому и государство они позже основали, вроде бы, еврейское, но по западному образцу.
Но тут они обнаружили религиозную общину. И она для них стала напоминанием о том самом «отсталом местечке», из которого они «вышли в люди» и которое хотели оставить позади. Поэтому естественной реакцией стало именно что отвращение к этим евреям, представлявшим «пережитки прошлого». Реакцией стали также попытки направить этих неправильных евреев на «путь истинный», дать им «свет» современности, сделать и из них «новых евреев». Со многими это действительно удалось, особенно позже — с репатриантами из таких стран, как Йемен или Иран.
А те религиозные евреи, которые пока еще не прошли этот процесс, остались в глазах светских «отсталыми» и достойными брезгливой жалости. Действительно — как уличные коты. Изначально думали, что они — «пережитки прошлого», которые скоро исчезнут, поэтому решили с ними особо не возиться и даже дали отсрочку от армии, которую они требовали. И в некоторых других сферах пошли на компромисс. Зачем тратить силы на споры с ними, скоро они вымрут и «проблема» разрешится сама собой.
Да только они не вымерли, а наоборот — размножились. Удалось сохранить старые и построить новые религиозные учреждения и передать молодежи еврейские ценности. А рождаемость-то у религиозных высокая, и молодежи этой много. Так что «проблема», к раздражению светских евреев, сохранилась и даже заметно обострилась.
Более того. Ради выживания общины и сохранения идентичности религиозным евреям приходится поддерживать также определенную степень обособленности. Чисто внешне — носить свою одежду, отличающуюся от одежды светских. Но и в социальном плане тоже.
Например, не идти в армию (кроме соответствующих подразделений). Потому что она является не только средством обороны от врагов, но и по факту «кухней» израильского, светского общества — как ешива является «кухней» общества религиозного. Поэтому религиозным важно посылать молодежь именно в ешивы, где они будут воспитаны как члены своего общества, а не в армию, пройдя которую, человек уже будет по духу несколько другим.
А также ради сохранения Торы религиозным важно иметь мощный контингент изучающих ее взрослых людей — в колелях (учебных заведениях для женатых). Но это занятие трудоемкое, занимает весь день, поэтому этих людей до определенного возраста освобождают от обязанности зарабатывать на жизнь и выплачивают им пособия. В целом, строят систему образования, направленную на воспитание таких людей.
Как сказано, с точки зрения религиозных, всё это жизненно необходимо для сохранения их общества, передающего «эстафету» Торы из поколения в поколение. Но в глазах светских, со стороны, это часто выглядит иначе. «Смотрите, эти люди одеваются не так, как мы, не служат в нашей армии, не работают, а значит, и не платят налоги — то есть не вносят свой вклад в общество, не разделяют бремени пропитания, обороны. То есть — ведут себя как чужие. Хотя мы им как евреям предоставили гражданство и все блага страны, и даже субсидируем их ешивы — зачем мы вообще это делаем?»
Такое вот трагическое непонимание.
Мы-то любим светских как братьев, желаем им добра. Но в их глазах, по описанным причинам, часто выглядим «чужими». А критическое отношение к светскому образу жизни создает впечатление презрения и надменности: мол, «еще и считают себя праведнее и духовнее нас, хотя на самом деле, наоборот, отсталые». Так, трагически, вместо любви они видят отчуждение и презрение.
С течением времени общество меняется и некоторые факторы ослабевают, но другие наоборот, усиливаются. Так, современное израильское общество уже не такое антирелигиозное, каким было раньше, и не так горит идеей «инженировать» как можно больше «новых евреев». Тот идеологический энтузиазм спал, и всё больше израильтян сами в разной степени становятся религиозными. Поэтому на ортодоксальных евреев уже меньше раздражаются из-за их отказа отступиться от религии, религию больше уважают. Но по-прежнему раздражаются из-за отказа служить в армии и «работать», т. к. это продолжает восприниматься как поведение «чужих».
А в последнее время вышла на одно из первых мест другая причина неприязни. В связи с упомянутой высокой рождаемостью общество религиозных продолжает расти, процент религиозных в обществе увеличивается — и ему требуется всё больше жилья. Изначальные религиозные центры Иерусалим и Бней-Брак давно переполнены, да и цены для молодых неподъемны.
Поэтому религиозное общество вовсю «переливается» через края изначальных своих районов и селится в новых. Уже выросли до внушительных размеров такие ортодоксальные города, как Модиин-Илит, Бейтар и Эльад. Но и их недостаточно, и религиозные также заполняют всё больше районов в городах со светским населением, таких, как Бейт-Шемеш, Ашдод, Хайфа, Афула, Арад и т. д. В результате живущим там светским становится неуютно, они ощущают, что город перестает принадлежать им, что его «захватывают» эти «чужие».
Ведь люди естественным образом предпочитают жить среди себе подобных, а теперь, вот, их этого лишают, они оказываются меньшинством в собственном городе. Религиозные-то по этой же причине предпочитают селиться в изначальных центрах, но там уже нет места, вот и приходится селиться в других местах. Но — общинами, чтобы хоть так быть среди «своих». К тому же, полноценное соблюдение заповедей невозможно без общины. А у светских такой же структурированной общины нет, вот и начинает каждый чувствовать себя одиноким среди «чужих».
Такие вот аспекты трагического непонимания, которое способствуют негативному отношению к религиозным евреям со стороны светских — и именно в Израиле. В диаспоре большинство этих факторов отсутствует. Там нет еврейской армии, служба в которой или отказ от нее определяли бы степень единства с другими евреями. И работа там — не вклад в «наше» общество, каждый сам решает, как и на что будет жить. И ешивы там вообще не получают бюджетных денег.
И когда религиозные общины там «распространяются» на те или иные городские районы, то ощущение «захвата» они, если и создают, то у местных неевреев — как раз в пригородах Нью-Йорка недавно слышались такие голоса. В целом, там всех евреев объединяет то, что они «чужие» среди нееврейского населения. В Израиле же все «у себя дома» — казалось бы, хорошо, но тут начинаются споры, как именно устроить жизнь в этом доме.
Наконец, уже за последние месяцы ко всему сказанному прибавилась еще одна причина: сравнительно высокая степень заражения коронавирусом среди религиозных. Отчасти этому объективно способствует то, что у них многодетные семьи, они живут скученно, учатся в школах скученно, ходят вместе в синагоги. Но, кроме того. это удобно ложится на стереотип о религиозных как об «отсталых», «грязных», «антисанитарных», живущих, «как в Средние века», когда в мире часто бушевали смертоносные эпидемии.
Это было подхвачено и непомерно раздуто СМИ, которые непрестанно долбили о том, как религиозные не соблюдают меры предосторожности, как они сами массово заражаются и всех сейчас заразят. Это, к сожалению, усилило неприязнь к ним.
Такие вот объективные причины сложившейся ситуации.
При всем при том, как сказано, эта неприязнь не такая сильная, какой иногда представляется. Как и везде, СМИ и слухи слишком сгущают краски и рисуют гораздо более мрачную картину, чем реальная.
Кроме того, неприязнь, если и испытывается, и выражается, то, скорее, к религиозным как к группе, обществу, а не к конкретным людям. «Они» не идут в армию и «не работают», «захватывают» наши города. Но каждый конкретный религиозный еврей в большинстве случаев не услышит в свой адрес все эти претензии и, если ему надо куда-то пойти и что-то сделать, скорее всего, ему это удастся без подобных инцидентов.
Поэтому на самом деле жить здесь все-таки можно, не особо волнуясь каждый день об отношениях между светскими и религиозными. Впрочем, тогда волнуемся о других проблемах, которых хватает.
Остается пожелать, чтобы все эти проблемы в скором времени… не обострились!
С уважением, Меир Мучник
