Москва еврейская 3. Открытие хоральной синагоги

Банкиры и фабриканты

В 60-е годы XIX в. еврейская диаспора города резко возрастает за счет приезжих, среди которых выделялись выходцы из Курляндии (Латвии). Они говорили на немецком языке, утверждали себя на бирже, работали в банках, селились в престижных районах города. Основная миграция еврейского населения шла из Белоруссии и Литвы. В общей массе выделялись незаурядные личности. В 1861 г. в Москву приехал из города Дубровны Могилевской губернии Самуил Соломонович Поляков. 60-е годы XIX в. — эпоха строительства железных дорог. Со стальными линиями люди связывали будущее России, преобразование страны, решение социальных проблем. Инженер-путеец был заметной личностью в обществе. Полякову было 24 года, и он увлекся не торговлей, а железнодорожным строительством. Первый подряд С. С. Поляков взял на перевозку каменного угля от станции Николаевской железной дороги к Алексеевским и Мытищинским водоподъемникам. Впоследствии при поддержке министра путей сообщения графа И. М. Толстого он добился подряда на строительство Козлово-Воронежско-Ростовской, Орлово-Грязской и Курско-Харьково-Азовской железных дорог. Самуил Поляков — старший из трех братьев Поляковых, которые активно проявили себя в российской экономике конца XIX в. Ими восхищались, им завидовали, их ненавидели, они стали героями разоблачительных статей и едких фельетонов в антисемитской прессе; а в еврейских семьях родители, благословляя ребенка, добавляли: «Сделай тебя Б-г подобным Полякову!»

В 1873 г. Самуил Поляков купил у купца Алексея Зимина два дома на Тверском бульваре, значащихся под № 15, и большой участок земли, на котором по проекту архитектора Семена Эйбушитца построил трехэтажное здание Земельного банка. В 1882 г. С. С. Поляков все московские владения передал младшему брату Лазарю Семеновичу, жизнь и деятельность которого были тесно связаны с Москвой. Крупный финансист, щедрый благотворитель, удостоенный правительственных наград и по воле государя введенный, так же как его братья, в права потомственного дворянства, — он пользовался доверием московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукого. Л. С. Поляков был одним из дарителей Музея изящных искусств (ныне — Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Основатель музея, профессор Московского университета И. В. Цветаев обратился к общественности с просьбой пожертвовать средства на строительство здания и создание экспозиции. Далеко не все откликнулись на этот призыв, и И. В. Цветаев с горечью записывал в дневнике: «Люди колоссальных “громовых” и “темных”, как говорится в здешнем купечестве, богатств уклонились, под тем или другим предлогом, от материальной помощи новому музею… Отказала, даже на письмо не ответила Мар. Фед. Морозова, сославшись, что она и ее покойный муж Тимофей Саввич только богатые мужики и потому им незачем создавать какой-то музей… Отказал Василий Алекс. Хлудов, человек огромного состояния… Ничем не отозвался старшина купеческого общества Булочкин».

В то же время идея создания нового просветительского центра в Москве нашла отклик у многих состоятельных людей. Музей был создан на средства основного мецената — хозяина хрустальных заводов во Владимирской губернии Ю. С. Нечаева-Мальцева и на пожертвования многих дарителей, в числе которых был Л. C. Поляков. В ответ на призыв И. В. Цветаева жертвовать в фонд будущего музея Л. C. Поляков сразу откликнулся и в письме от 24 августа 1898 г. сообщил: «Милостивый Государь Иван Владимирович. Вследствие письма Вашего превосходительства от 28-го мая имею честь сообщить, что, сочувствуя полезной цели устройства Музея изящных искусств имени Императора Александра III при Московском Императорском Университете, я изъявил желание пожертвовать сумму в 22 944 рубля на устройство зала № 12 греческой рельефной скульптуры V и VI веков до Рождества Христова». Свое обязательство Лазарь Соломонович выполнил, и его имя было отмечено на стене дарителей музея.

Щедрая благотворительная деятельность Л. С. Полякова была отмечена властями. Он учредил стипендии в Московском университете и железнодорожных училищах страны; за пожертвования на детские приюты был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени; 200 000 рублей банкир передал в ведение Министерства внутренних дел, за что был награжден орденом Св. Владимира 3-й степени и по представлению московского генерал-губернатора получил чин действительного статского советника. Несмотря на связи с московской знатью, высокие чины и награды, введение в дворянское сословие, Л. С. Поляков на протяжении 35 лет возглавлял Московскую еврейскую общину и активно содействовал становлению и развитию национальных организаций. На его средства была построена хоральная синагога, открыта больница для бедных евреев; он финансировал работу еврейской школы и ремесленного училища, состоял членом правления благотворительного общества, опекавшего московские тюрьмы, и при его содействии при Центральной пересылочной тюрьме в Бутырках была открыта молельня для евреев. Московская еврейская община опекала заключенных единоверцев, посылала к праздникам кошерные продукты, мацу.

В 1883 г. Л. С. Поляков обратился в городскую управу с прошением о возведении домашнего молитвенного дома; разрешение было получено. Скромное по размерам и внешнему оформлению здание во дворе дома на Тверском бульваре (архитектор — Семен Эйбушитц) стало центром религиозной жизни московской буржуазии и интеллигенции. Здесь в 1914 г. москвичи прощались с Л. С. Поляковым, и над телом покойного раввин Я. И. Мазе сказал: «История русского еврейства не забудет того факта, что среди нас жил человек с высоким умом и благородным движением сердца, служивший примером своим братьям, что можно быть истинным гражданином земли русской и вместе с тем верным подданным престола Б-га Израиля».

Эпоха «великих реформ» отразилась на судьбах российских евреев. Граница черты оседлости стала более прозрачной, и отдельные группы еврейского населения получили право работать на территории всей России. Правительственные указы встречали резкий отпор в определенных кругах общества. 19 января 1879 г. евреи-фармацевты получили право на деятельность по всей России; но местные провизоры, не желая иметь конкурентов, всячески препятствовали работе коллег-иноверцев. В феврале 1879 г. из Москвы в Петербург на адрес министра внутренних дел была направлена телеграмма от провизора Гурвича и аптекарского помощника Лихтенштейна: «Врачебная управа истолковывает Высочайшее повеление о разрешении евреям-фармацевтам проживать повсеместно и продолжает отказывать нам в необходимом для нас праве служить в аптеках, арендовать таковые, чем парализует милостивое и великодушное покровительство Вашего Высокопревосходительства. Наше положение становится все более отчаянным. Осмеливаемся льстить себя надеждой, что высокогуманный наш покровитель довершит начатое им благое дело».

Эта телеграмма не затерялась среди прочих бумаг, 28 апреля московский генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков велел обер-полицмейстеру сделать надлежащее распоряжение Московскому врачебному управлению о праве евреев-фармацевтов служить повсеместно в аптеках.

В начале 70-х годов XIX в. еврейское население Москвы возрастало. Среди селившихся в городе евреев были дипломированные специалисты, купцы 1-й гильдии, промышленники. Они оседали в престижных районах города: Поляковы владели домами на Тверском бульваре, Кузнецком мосту, Высоцкие жили вблизи Мясницкой улицы, предприниматель Абрам Иоффе — на Лубянке; на Воздвиженке, Арбате, Никитских, Бронных улицах селились студенты; еврейское население становилось более разнородным, и все они, уроженцы северо-западных губерний, отставные солдаты, ремесленники, купцы, студенты, врачи, юристы, отличающиеся по образованию, социальному положению, интересам, но связанные национальной традицией и правовым положением, нуждались в едином духовном центре и в человеке, который станет достойным лидером еврейской общины в Москве.

Открытие хоральной синагоги

В 1869 г. было образовано Хозяйственное правление еврейской общины, председателем которого стал Л. С. Поляков, и руководство общины пригласило из Минска Шломо (Залкинда) Минора на должность казенного раввина. Выпускник раввинского училища, историк, публицист, страстный приверженец просвещения еврейской молодежи, он с радостью принял предложение. Слова Александра II «Просвещение, правосудие, терпимость и человеколюбие должны быть даны всем народам и сословиям России» раввин понимал как призыв к напряженной работе. Именно он, духовный наставник, считал себя обязанным помочь единоверцам стать достойными гражданами России и полностью разделял лозунг, популярный в 60-е годы в среде еврейской интеллигенции: «Евреи должны стать русскими Моисеева Завета».

Отдельные молельни уже не могли удовлетворить потребности московских евреев, и правление арендовало у домовладельца Рыженкова двухэтажный дом на перекрестке Большого Спасоглинищевского переулка и Солянского проезда. Здание, реконструированное с надстроенным третьим этажом, сохранилось до наших дней. Открытию молитвенного дома предшествовала церемония закладки духовного центра, во время которой раввин Минор пророчески сказал: «Б-жий дом, к закладке которого мы здесь приступаем, должен делаться для нас неиссякаемым источником света и духовной силы; он должен быть для нас тем лучезарным светилом, благотворное действие которого будет ощущаемо еще дальнейшими нашими потомками».

Торжественное освящение хоральной синагоги состоялось 1 июля 1870 г. В жаркий летний день, в два часа дня по Варварской площади (ныне Славянская) группы евреев в праздничных одеждах следовали к Большому Спасоглинищевскому переулку; сверху спускались экипажи, из которых выходили члены правления и почетные гости; подходили студенты с друзьями и преподавателями. На торжественный акт освящения прибыли городской голова князь Черкасский и старший полицмейстер Огарев. В молитвенный зал внесли свиток Торы, и хор мальчиков пропел псалом: «Как благоговейно место сие, оно дом Б-жий и врата небесные! Как прекрасны шатры твои, Иаков!». Князь Черкасский открыл Арон-койдеш и вложил в него свиток Торы. Раввин обратился к присутствующим с речью, в которой отразились стремления еврейской интеллигенции 60-х годов XIX в. к равноправию, преданности и готовности служить России: «О братья! Вот скоро минует сто лет, как мы, сыны Иакова, по Б-жьей Благости очутились под мощным крылом русского орла, и теперь ли нам подвергнуть обзору многотрудный путь, нами пройденный… по сей день, когда после многих перемен и неприятных колебаний мы наконец свободно дышим под скипетром мудрого монарха Александра II».

Раввин напомнил о расширении прав евреев и, следовательно, о возложенных на них обязанностях и прочел молитву за здоровье государя; после окончания службы члены правления пригласили почетных гостей к банкетному столу, который был накрыт на втором этаже. Начались приветственные речи. Профессор Московского университета С. И. Баршев сказал, что, будучи христианином, он всей душой рад открытию в Москве еврейского молитвенного дома, и поднял тост за талантливую еврейскую молодежь. Молодой адвокат Л. Куперник восторженно говорил о возможностях, открывающихся перед еврейской молодежью, и предложил тост за преподавателей университета. Поднимали бокалы за здоровье московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова и, наконец, за самого императора и членов царской семьи. Корреспондент «Русских ведомостей», подробно описав церемонию открытия синагоги, с удовлетворением отметил: «Граждане общего нашего Отечества — они пожелали, чтобы в само богослужение вошел родной русский язык. Пожелаем, чтобы этот дом молитвы обратился в общий для всех московских евреев центр их духовного единения».

Хоральная синагога стала центром духовной и общественной жизни евреев Москвы. Речи Шломо Минора привлекали внимание современников, ибо отражали настроение еврейской интеллигенции и особенно молодых людей, стремившихся стать полноправными гражданами России. Приведем отрывок из выступления р. Минора 22 июля 1870 г.: «Дух времени требует от нас как высшего уровня образования, так и усвоения новых жизненных условий, без коих мы пойдем не вперед, а вспять, а все большее и большее наше усыновление нашей Родиной Россией требует от нас, чтобы наши дети не чувствовали себя чужестранцами на русской земле».

Многие москвичи, интересуясь национальными обычаями, посещали молитвенный дом; несколько раз в синагогу заходил Л. Н. Толстой; писатель решил прочитать фрагменты Талмуда на древнееврейском языке и стал брать уроки у раввина. Лев Николаевич впоследствии вспоминал о занятиях: «Все это время (1882 г. — M.Л.) я очень пристально занимался еврейским и выучил его почти, читаю уж и понимаю. Учит меня раввин здешний Минор, очень хороший и умный человек». Ш. Минор, с благоговением относившийся к писателю, тоже оставил записи об их встречах и беседах: «В своем бурном стремлении к истине он почти за каждым уроком расспрашивал меня о моральных воззрениях Талмуда и толковании талмудистами библейских легенд». Регулярные занятия перешли в дружеские отношения, и Толстой обратился к В. В. Стасову с просьбой о поддержке сына раввина — Лазаря Минора: «Опять с просьбой. Дело для меня сердечное. Письмо это передаст Вам Лазарь Соломонович Минор, замечательный молодой ученый, обративший на себя внимание в Европе. Он сын моего друга, еврейского раввина Москвы. Насилу он добился, несмотря на свое еврейское происхождение, того, чтобы прочесть пробную лекцию на приват-доцента. Лекция имела огромный успех, и казалось бы, все решено, но наш попечитель, один из глупейших людей мира, нашел нужным послать на утверждение министра. Как бы это не повлекло отказа? Молодой человек в отчаянии. Голубчик, нельзя с Вашими связями и с Вашей прямотой и умением помочь ему в том, чтобы не было отказа?»

Поддержка Л. Н. Толстого и В. В. Стасова помогла молодому ученому получить должность приват-доцента; впоследствии сын московского раввина стал известным невропатологом и в течение многих лет возглавлял клинику нервных болезней в Москве. В экспозиции музея Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова представлен рабочий кабинет Л. С. Минора.

Московский раввин считал своей обязанностью заботиться о бедных и обездоленных. Вблизи синагоги, в Зарядье, в среде солдат-ветеранов, ремесленников и мелких торговцев было много сирот, бедных детей, и забота об их образовании стала началом его просветительской деятельности. В 1871 г. Ш. Минор обратился с прошением на имя московского генерал-губернатора об открытии училища «Талмуд-Тора», в котором дети помимо религиозного образования могли бы изучать предметы по программе русской начальной школы. Ходатайство увенчалось успехом, и в приказе московского обер-полицмейстера от 16 сентября 1871 г. за № 259 было указано: «Московский общественный раввин Минор, ввиду того что в здешней столице среди еврейского общества много сирот обоего пола и особенно солдатских детей, нуждающихся в приюте и первоначальном религиозно-нравственном воспитании, в марте с. г. ходатайствовал о разрешении учредить при молитвенном Правлении, находящемся на Солянке, в доме Рыженкова, приют для означенных детей под именем “Талмуд-Тора” и вместе с тем разрешить ему открыть для этой цели добровольную подписку, как для первоначального устройства, так и для покрытия расходов по дальнейшему содержанию приюта. Об этом ходатайстве раввина Минора мною было представлено на благоусмотрение московского генерал-губернатора. Ныне г. генерал-губернатор уведомил меня для надлежащего распоряжения и объявления раввину Минору, что господин Управляющий Министерством внутренних дел по сношению с Министерством народного просвещения разрешает устроить и содержать в Москве за счет добровольных пожертвований приют для бедных еврейских детей обоего пола под именем “Талмуд-Тора”, но с тем, чтобы приют подчинялся в учебном отношении учебному начальству и чтобы преподавался русский язык».

Открытие школы для бедных детей и сирот состоялось 8 октября 1871 г. Дети постигали текст и смысл Торы (Закон Божий преподавал сам раввин), изучали русский язык, арифметику, географию, историю России, чистописание, в школьной программе было пение. Учащиеся получали бесплатное питание. Московский раввин понимал, что детям из бедных семей необходимо овладеть не только грамотой, но и профессией. Прошел год, и новое радостное событие в жизни общины — 8 октября 1872 г. в синагоге состоялось освящение еврейского ремесленного училища, в котором кроме начального образования мальчиков обучали рабочим профессиям. Лазарь Поляков, Вольф Высоцкий и многие состоятельные люди жертвовали на создание первого в Москве еврейского профессионального училища; каждый благотворитель получал почетный диплом, на котором были изображены книги, глобус, треугольник, верстак и надпись: «Цель училища — дать еврейско-русское элементарное образование, соединенное с обучением некоторым ремеслам».

Благоговея перед Александром II, московский раввин обратился с прошением на имя государя с просьбой о присвоении училищу Высочайшего имени. В сентябре 1880 г. из канцелярии генерал-губернатора Москвы пришел ответ на имя правления Московского еврейского общества: «Государь император по Верноподданнейшему докладу о предложении Московского Еврейского Общества ознаменовать день 25-летия царствования Его Императорского Величества учреждением ремесленного училища для еврейских детей и о ходатайстве наименования этого училища “Александровским” Высочайше соизволил изъявить на сие свое согласие, повелел при этом благодарить Московское Еврейское Общество за его верноподданнические чувства. О такой Высочайшей воле считаю нужным уведомить правление Московского Еврейского Общества.

За Московского генерал-губернатора, губернатор Перфильев. 4 сентября 1880 года».

Еврейская общественность пережила подъем — государь соизволил дать еврейскому училищу свое августейшее имя, и вновь были по подписке собраны значительные средства, увеличен штат преподавателей. Для занятий правление общины арендовало на Чистых прудах просторный дом, состоящий из 11 комнат. В руководство училища входили члены семей, которые финансировали его работу, — Л. С. Поляков, О. С. Гиршман, Е. А. Эфрос и многие другие состоятельные люди.

Шломо Минор принадлежал к первому поколению московской интеллигенции, верившей в идеалы просвещения, терпимости, равноправия. Он старался приобщить своих единоверцев к русской культуре, активно пропагандируя ее ценности. В июне 1880 г. в Москве проходили торжества по случаю открытия первого в России памятника Пушкину, и московская печать отметила в числе присутствующих на церемонии раввина Москвы. Корреспондент газеты «Голос» сообщил читателям: «К чести евреев должно сказать, что из всех иноверных вероисповеданий только московский раввин г. Минор явился представителем евреев на празднике всей России».

В 70—80-е годы XIX в. московские власти старались защищать интересы как всей национальной общины, так и отдельных людей. В 1881 г. волна еврейских погромов прокатилась по югу России. Стремясь предотвратить беспорядки в городе, 17 мая 1881 г. к москвичам обратился московский митрополит Макарий. В переполненном во время воскресной службы Успенском соборе Кремля он убеждал паству: «Ведь и евреи, как русские, как и все племена, входящие в состав русского государства, суть подданные одного и того же нашего Государя и наши сограждане, суть дети нашего общего Державного Отца и наши братья по Отечеству. Как же мы осмеливаемся поднимать руку на своих же братьев в гражданском смысле, какой бы веры и племени они ни были? Если они чем-либо нас обижали и нарушали наши права, то у нас есть на то законы, есть власти, поставленные над нами благочестивым Монархом».

Погромов в Москве не было, но в московских изданиях возрастало число антисемитских публикаций. В 1877 г. к Ш. Минору обратился молодой человек в монашеском облачении, говоривший с польским акцентом. Он представился студентом Московской духовной академии Ипполитом Лютостанским. Неожиданный визитер рассказал раввину, что собирается писать реферат на тему «Об употреблении евреями христианской крови» и решил издать сочинение большим тиражом, но может воздержаться от публикации, если правление общины выплатит ему 500 рублей. Раввин был поражен наглым предложением, но оживление в обществе нелепых предрассудков заставило его вести переговоры. Он приехал в Троице-Сергиев посад, где находилась Духовная академия, и у стен древнего монастыря призвал будущего пастыря к элементарной порядочности. Платить деньги шантажисту правление общины отказалось, и Ипполит Лютостанский выполнил угрозу — в 1881 г. он выпустил объемистую монографию «Талмуд и евреи», выдержавшую несколько изданий. В ответ на злобные антисемитские пасквили московский раввин взялся за перо и написал статью «Рабби Ипполит Лютостанский и его “Талмуд и евреи”». Ни словом не упомянув о вымогательстве автора, он, анализируя написанный текст, выявил плагиат, незнание и непонимание источников. Ш. Минору не суждено будет узнать, что студента-шантажиста через несколько лет выгонят из академии и лишат духовного звания за воровство, а в 1915 г. Ипполит Лютостанский опубликует «Покаянное письмо», в котором сознается в корыстных целях своих изданий, и при этом обвинит раввина, отказавшегося платить ему деньги, в скупости. «Позже я раскаялся, что из-за одного глупца причинил вред всей нации». Письмо-исповедь было подписано: «Грешный человек и кающийся перед вами Ипполит Лютостанский».

Национальные учреждения — синагога, школа, училище находились в арендованных домах. В 80-х годах XIX в. еврейское население увеличилось до 70 тысяч человек, и молитвенный зал в праздничные дни бывал переполнен. Корреспондент петербургского журнала «Русский еврей» сообщал в 1879 г. читателям о тесноте московской синагоги: «Желающему помолиться или послушать проповедь (произносимую в этой синагоге на русском языке) крайне неловко. Ему не дают спокойно постоять и послушать — быть может потому, что промежутки между скамьями назначены только для прохода оседлых прихожан к своим местам. Как этот, так и некоторые другие несоответственные благоустроительному богослужению недостатки, по всей вероятности, будут устранены, когда хоральная синагога вместо занимаемого ею временного помещения переведена будет в назначенный собственно для этой цели дом. Надобно надеяться, что наши московские единоверцы недолго останутся, по отношению к устройству приличного храма, позади Варшавской и Одесской Еврейской общин».

Не только приезжий журналист, но и все молящиеся ощущали потребность в новом синагогальном здании. 10 февраля 1886 г. в нотариальной конторе М. А. Лебедева была оформлена купчая, из которой следовало: действительный статский советник Лазарь Соломонович Поляков приобрел у потомственного гражданина Моисея Семеновича Саатбекова для Московского еврейского общества два смежных между собой дома со всеми строениями и землей за 80 000 рублей серебром. Приобретенные Поляковым владения располагались рядом с домом Рыженкова. В том же году губернское правление дало разрешение на постройку на указанном участке синагоги. За четыре года архитектор Семен Эйбушитц построил большой дом с торжественной колоннадой и большим куполом. Только звезда Давида и слова «Это дом Б-га» указывают на назначение парадного дома. Новая синагога не нарушила сложившегося ансамбля окрестностей Солянки, она дополнила многоликий район красивым, представительным зданием. В 1891 г. новая хоральная синагога была построена, и община готовилась к торжествам освящения.

В августе 1890 г. Москва отмечала 25-летие пребывания на посту генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова. Правление еврейской общины преподнесло князю подарки и 5000 рублей для помощи воспитанникам ремесленного училища имени князя Долгорукова. Юбиляр был любезен и благодарил за щедрый подарок. Русский аристократ князь Долгоруков доброжелательно относился к еврейскому населению, в среде которого были финансисты, энергичные деловые люди, открывшие в городе магазины и предприятия, налоги с которых поддерживали казну города; в то же время новые предприниматели, среди которых были и евреи, разоряли, лишали привычной работы мелких торговцев и ремесленников. В газетах «Московский листок» и «Новое время» началась травля евреев; авторы многочисленных статей требовали от властей изгнания иноверцев из Первопрестольной. В защиту евреев вновь, как в конце XVIII в., выступили российские промышленники; группа фабрикантов направила записку министру финансов, в которой было указано: «Проживающие в Москве евреи в значительном числе посредники между московской промышленностью и западными губерниями Империи. В продолжение последних десяти-двадцати лет с того времени, как был открыт доступ в Москву, торговые отношения получили обширное развитие; этот факт заслуживает особенного внимания правительства еще и потому, что московская промышленность встречает сильную конкуренцию польских, австрийских и германских фирм. Вот почему удаление евреев из Москвы, стеснение их вредно отзовется на ходе этой торговли».

49 человек подписали это заявление, среди них был московский купец А. Алексеев, глава известного торгового дома А. Сапожников, один из создателей Музея изящных искусств Ю. Нечаев. Протест российских промышленников вызвал ярость в антисемитской прессе. Появились требования отобрать у промышленников фабрики и заводы, если они будут сочувствовать врагам веры Христовой. Авторы «Нового времени» осуждали генерал-губернатора Москвы за лояльное отношение к евреям. На пост главы древней столицы претендовал младший брат государя великий князь Сергей Александрович. В марте 1891 г. князь Долгоруков подал в отставку и, не дожидаясь в Москве своего преемника, уехал в Париж. Московский врач, активный член Общества просвещения евреев Соломон Вермель описал в мемуарах прощание москвичей с опальным вельможей. Князь Долгоруков на перроне многим пожимал руки, но поцеловался только с Л. С. Поляковым. Возможно, именно так он выражал протест против откровенной юдофобии властей. Под звон колоколов в древнюю столицу прибыл новый генерал-губернатор, начавший свою деятельность с изгнания евреев из города.