Еврейская девочка из католического монастыря

Война закончилась давным-давно, но страх, как хвост кометы, следует за ними, за детьми и внуками выживших в Катастрофе, не желающими даже сейчас открывать свои настоящие имена. Пусть имена для этого рассказа будут вымышленным, но вся история произошла на самом деле.

Выжить в оккупированной Литве

Шая воспитывал своих трех маленьких дочерей один. Его жена умерла еще до войны, а он жил в Вильнюсе и зарабатывал оптовой торговлей. Все три дочери были очень дороги и любимы: и Йетта, и Шира, и Рахель. Но Рахель была «младшенькой», и назвали ее в честь матери Шаи — неудивительно, что она занимала особое место в его сердце.

В июне 1941-го года в Вильнюс вошли германские войска. Шая и его семья оказались в числе 60 тысяч евреев оккупированного города. В первые же дни оккупации литовские националисты уничтожили тысячи евреев, хватая их прямо на улицах и в квартирах.

Стали появляться все новые и новые приказы: пришить на одежду белые квадраты с желтым кругом и буквой «J» посередине, не ходить по тротуарам, не появляться на главных улицах города…

В июле в Вильнюс прибыла эйнзацкоманда 9, чтобы за месяц с небольшим уничтожить в Понарах 30 тысяч человек. Чудом удалось Шае и его девочкам избежать смерти.

В сентябре нацисты согнали всех оставшихся евреев в два гетто. Как бы ни было тесно, голодно и страшно (массовые расстрелы и грабежи евреев продолжались) — кое-как выжили и тут, справились. К счастью, попали в то гетто, которое было предназначено для трудоспособных. «Нетрудоспособных» жителей «Малого» гетто увезли и расстреляли в сентябре, но тогда еще об этом никто не знал — люди верили в «депортацию» и в то, что в Понарах находится концлагерь…

Летом 1943 г., после Курской битвы, по приказу Гимлера, начались ликвидации всех гетто на оккупированной территории. Шае было понятно, что смерть уже совсем близка — но нашлись добрые люди и среди литовцев. Это были партнеры Шаи по бизнесу, с которыми он работал до войны.

Среди остальных оптовиков Шая выделялся не только кристальной честностью, но и совсем не принятой в этой среде мягкостью. В суровые годы между двумя мировыми войнами было не до сантиментов: каждый выгрызал свою долю «с мясом», и только Шая упорно отказывался увеличивать свою прибыль за счет оптовых продавцов, у которых закупал свой товар.

Семья одного такого продавца-литовца и согласилась спрятать у себя Шаю и его старших дочерей. Хотя Шая ничем не мог им заплатить за эту опасную услугу, они долгие месяцы рисковали жизнью, чувствуя себя обязанными Шае за его многолетний честный бизнес. Когда Шая отказывался наживаться на чужих бедах в предвоенные годы, он понимал, что выполнял заповедь кидуш Ашем, прославление Вс-вышнего. Но он и не догадывался, что еще и «инвестирует» в выживание своей семьи.

Рахель была еще совсем крошкой. Шая не представлял, как ее можно скрывать в подвале — а вдруг расплачется и выдаст всех? А вдруг заболеет? Многие знакомые евреи уже отвели своих детей в ближайший монастырь. Видимо, придется и ему поступить также.

С болью в сердце отдавал Шая свою душечку, свою овечку, свою Рохельке улыбчивым и заботливым женщинам в черных рясах. «У нас тут много жидовских деток, не беспокойтесь, ей тут будет хорошо! А после войны приходите, вернем вам вашу девочку, с Б-жьей помощью».

До конца войны Шая, Йетта и Шира несколько раз меняли свои тайные убежища, ходя буквально по лезвию ножа. В Вильнюсе стало совсем опасно, пришлось искать места потише и подальше от стукачей. С не меньшим риском для жизни, связываясь на черном рынке с самыми неблагонадежными типами, которые процветали в годы войны, за солидную мзду не раз и не два передавал Шая весточку и гостинчик для маленькой Рохельке в монастырь.

Где же Рахель?

В начале лета 1945 года Шая с дочерьми вернулся в Вильнюс: поискать родственников и знакомых, посмотреть на свой бывший дом, а главное — забрать из монастыря Рахель. Из всей большой семьи только двоюродная сестра Шаи — Хава Лея — осталась в живых. Что же касается Рахель…

Когда Шая сказал открывшей ему дверь монахине, кто он и зачем явился, та побледнела и какое-то время молча смотрела на «выходца с того света». Ведь никаких евреев в Литве больше нет — всех убили фашисты. А тут стоит какой-то еврей из Вильнюса и требует свою дочь! Для такой необычной ситуации от матушки-настоятельницы была получена инструкция. Отвечать — так, мол, и так, во время обыска девочка была обнаружена и убита. А как еще? Не отдавать же «иродам» душу, уже «обещанную» церкви.

Шая не мог поверить, что его дорогой Рохеле нет на свете. Он переспрашивал несколько раз эту женщину с большим крестом на шее: «Маленькая такая… серое пальто… Рахель, Рохель, Рохеле, Рохельке… Красные ленточки в косичках… Синее платье… Нет? Нет?? Нет???»

Прослонявшись бестолково несколько часов вокруг монастыря, Шая постепенно обрел способность логически мыслить и решил попросить Хаву Лею помочь ему. Десятки раз в последующие несколько недель Шая и Хава Лея приходили в этот страшный дом, где спокойные и улыбчивые женщины качали головами, гостеприимно открывали двери, предлагали ржаного квасу, и только глазами толкали этих дотошных евреев к выходу. Никаких следов Рахель не было в этом доме.

В конце концов, Шая смирился со смертью младшей дочери и стал готовиться к отъезду в Палестину. Последняя в Вильнюсе ночь принесла ему странный сон. Его мама Рахель — та, чьим именем звалась его дочь, — явилась к нему во сне, четко произнесла несколько слов на идише и исчезла. Слова были такие: «Рахель еще здесь. Не уезжай!»

Что это было? Может ли это быть правдой? Или подсознание подсовывает ему ложные надежды? В любом случае, он не мог уехать, не выяснив этого наверняка.

Снова вместе

Шая рассказал о своем сне Хаве Лее, и она предложила обратиться за помощью в милицию и поискать Рахель еще раз. В милиции были рады помочь и выделили своего сотрудника для похода в монастырь. Когда дежурная монахиня открыла дверь и снова увидела Шаю, который, по его словам, уже должен был быть на пути в Палестину, да еще и в сопровождении милиционера, — ей стало нехорошо.

«Я же говорила, ваша дочь мертва! Вы же знаете, что её здесь…» — начала она звенящим голосом, но осеклась, увидев, что Хана Лея пристально смотрит на стену за её спиной и даже протягивает в ту сторону руку:

— Вот, вот, там… Это же пальто Рахель!

В раздевалке аккуратным рядком висели детские пальтишки, которых там не было все те долгие недели, что Шая и Хава Лея приходили сюда искать Рахель. Сейчас, когда настоятельнице доложили об отъезде Шаи в Палестину, она велела вернуть всё на прежние места.

— Да нет же, с чего вы взяли? — возмутилась монахиня.

Хава Лея молча прошла несколько шагов, сняла поношенное серенькое пальтишко с вешалки, подняла воротник — и все увидели полустертые, но все же несомненные еврейские буквы: рейш и мем — инициалы маленькой Рахель. Хава Лея сама сшила своей племяннице это пальто два года назад и вышила на воротнике её инициалы — как же ей было не узнать свою работу?

Теперь уже нечего было опасаться, и Шая вместе с милиционером уверенно зашагал вперед, открывая одну за другой знакомые двери, спускаясь по лестницам, заглядывая в закутки. Сегодня все двери были отперты, и за одной из них вместе с другими детьми сидела и спокойно играла в куклы Рахель. Она с трудом узнала отца — так он постарел за два года, — но узнав, тут же бросилась ему на шею.

— Пора идти, Рохеле. Наша семья снова вместе.

В Палестине Шая женился на своей двоюродной сестре Хаве Лее и у них родилась четвертая дочь. У Рахель сегодня множество детей, внуков и правнуков. Пальто долгие десятилетия хранилось у нее в чемодане, но в конце концов истлело и рассыпалось. А вот портрет ее бабушки Рахель до сих пор висит у нее на стене.

***

В годы Катастрофы были литовцы, которые сотрудничали с нацистами, доносили на евреев и убивали их, и вместе с тем, среди Праведников народов мира, признанных организацией Яд Вашем,— более восьми сотен литовцев.

Почти в каждой еврейской семье потеряли близких и детей, но были семьи, которые спаслись полностью, восстановились после войны, у их выросших детей родились внуки и правнуки. И каждый живущий ныне еврей являет собой месть нацизму, победу над ним и утверждение слова Вс-вышнего, обещавшего не допустить уничтожения нашего народа: «…когда они будут в земле их врагов, не презрю Я их и не возгнушаюсь ими до того, чтобы истребить их…»