Жить без Храма

«Как, ты никогда не была в Храме?»

Керен проходила армейскую службу в учительском отделе. В первой половине дня она преподавала в школе для иммигрантов в Ашдоде, а после обеда ехала на окраину Гедеры, где в 700 «караванах» располагался «эфиопский лагерь». Шел 1994-й год, и только недавно, в ходе операции «Соломон», в Израиль были доставлены 14500 эфиопских евреев.

Эти люди столетиями жили полностью отрезанными от остальных евреев и, хотя и соблюдали шабат, были знакомы с большинством праздников и сохранили часть Традиции, — тем не менее, многого они не знали. Они не слышали не только о Дне Независимости Израиля или Дне Иерусалима, но даже о Пуриме и Хануке.

Эти и другие факты склонили раввинов к выводу, что эфиопские евреи, чтобы наверняка таковыми считаться, должны пройти гиюр. Но Керен не имела отношения к этим формальностям. Она просто старалась научить детей, привезенных из Эфиопии, всему, чему её учили в религиозной школе: что такое Тора и заповеди, какие есть праздники и посты, в чем состоит соблюдение субботы.

В первый день месяца нисан Керен приступила к рассказу о празднике Песах. В ее классе было 20 учеников 9-12 лет, которые прибыли в Израиль только несколько месяцев назад. Им с трудом давалось чтение и письмо на иврите, а вот рассказы они слушали с огромным удовольствием и интересом.

Керен решила рассказать о Песахе как об одном из трех праздников, когда евреи со всего Израиля приходили в Храм. Только она начала, как один мальчик вскочил со своего места и выкрикнул:

— Учительница, а ты была когда-то в Храме?

Керен улыбнулась ему, понимая, что он явно что-то перепутал:

— Нет, конечно, нет. Это было очень давно!

Но тут к мальчику присоединились и другие дети и стали настаивать:

— Хорошо, это было очень давно. Но ты была там? Ты была в Храме давным-давно?

Керен снова улыбнулась, но была в замешательстве: «Разве они не понимают? Наверное, я говорю на слишком сложном иврите. Надо постараться говорить более доступным языком», — подумала она.

— Нет, дети, нет. Это было очень давно!

Дети загалдели, стали вскакивать со своих мест, выкрикивали вопросы:

— Ты никогда не была там?

— Учительница, а какое это чувство — быть в Храме?

— Как выглядит Храм?

Керен пыталась всех успокоить:

— Тише, тише, дети, не кричите все вместе. Послушайте: Храма сейчас нет. Много лет назад здесь был Храм, но сегодня у нас нет Храма. Он был разрушен, сожжен. Я никогда не был там, мой отец никогда не был там, и мой дед никогда не был там. У нас нет Храма 2000 лет!

Керен смотрела в недоверчивые глаза мальчиков и девочек, и ей было трудно поверить в то, что она сообщает своим ученикам что-то новое. Ведь разрушенный Храм — это реальность, в которой выросли поколения евреев. Почему этих детей это так беспокоит?

Шум в классе неуклонно нарастал. Дети начали говорить между собой по-амхарски, спорить, переводить, объяснять, кричать — и Керен совершенно потеряла контроль над классом. К счастью, вскоре раздался звонок, дети собрали вещи и побежали домой. Керен в тот день ушла из школы с большим сомнением в своих педагогических способностях.

Трагическая новость

На следующее утро вчерашний инцидент почти выскочил у молодой учительницы из головы. Она собиралась сегодня обучать детей математике и чтению. Керен вышла из автобуса и бодро направилась в школу, предвкушая интересный урок, к которому она хорошо подготовилась накануне. Когда она подошла к воротам, охранник встревоженно спросил:

— Скажи мне, ты знаешь, что здесь сегодня происходит?

Керен попыталась вспомнить, не запланировано ли на этот день какое-то особое мероприятие — но нет, вроде бы, ничего…

— Нет, а что случилось?

Охранник не ответил, только махнул рукой в сторону входа, но Керен и сама уже увидела толпу и услышала гомон взрослых голосов. Во дворе школы происходило нечто, похожее на спонтанное родительское собрание ее учеников.

Когда Керен подошла ближе, все затихли, и один из взрослых, который говорил на иврите лучше других, спросил её:

— Ты учительница наших детей?

— Да, — ответила Керен. — А в чем дело?

— Наши дети пришли вчера домой и сказали нам, что учительница их учила, что Храма в Иерусалиме больше не существует. Кто мог сказать им такую вещь? — Он смотрел на Керен в гневе. Керен всё еще не понимала:

— Это я сказала. Мы обсуждали Храм, и я объяснила детям, что Храм был сожжен две тысячи лет назад и что сегодня у нас больше нет Храма. Это всё.

Он недоверчиво взглянул на Керен:

— Что? Как это — нет Храма?

— Я не понимаю, — занервничала Керен, — из-за чего вы все так злитесь? Я просто напомнила им о том, что Храм был разрушен и что он больше не существует. Я хотела им рассказать о пророчестве и о том, что будет построен Третий Храм, но не успела…

Последние слова учительницы потонули в криках и возгласах на амхарском языке. Представитель родителей зашикал на толпу и вновь обратился к Керен:

— Вы уверены?

«Уверена ли я, что Храм был разрушен? Конечно, уверена! Какая странная сцена…»

Человек повернулся к остальным родителям и, как талантливый актер, читающий один из шекспировских монологов, — так показалось Керен, — с неподдельным трагизмом в голосе перевел собравшимся то, что она ему сказала. Но Керен не успела обрадоваться тому, что наконец недопонимание было устранено. Вокруг нее происходило что-то странное.

Одна женщина упала на землю, вторая горько расплакалась. Человек, стоящий рядом с ними, продолжал серьёзно и с недоверием смотреть на Керен. Группа мужчин начала тихо и быстро переговариваться с такими выражениями на лицах, какие обычно бывают на похоронах. Дети стояли в стороне, в полном недоумении. Воздух пронзил душераздирающий женский крик.

Керен только сейчас поняла, что случилось: она принесла этим людям самые ужасные вести. Как будто она только что рассказала им о смерти близкого человека — только во много раз хуже. Эти люди только что узнали о трагическом событии двухтысячелетней давности и сейчас искренне оплакивали разрушение Храма. Для них Иерусалимский Храм сгорел не две тысячи лет назад: он пылал прямо сейчас!

Девятое ава и новые чувства

Несколько месяцев спустя наступило Девятое ава. Керен уже закончила свою армейскую службу и в вечер поста рядом с мамой и сестрой сидела на полу синагоги, ожидая начала чтения кинот.

Керен было только двадцать лет, она была энергичной и веселой девушкой, любила праздники и свадьбы, наряды, разговоры с подругами. К постам она относилась, как к горьким таблеткам. Обычно Керен «высиживала» необходимые часы в синагоге, думая о разных вещах, строя планы, надеясь, что в этот пост не будет чувствовать себя слишком голодной, и уже мечтая о пицце на исходе поста.

Началось чтение кинот, и Керен заглянула в книгу, открытую на первой странице:

«Как сироты без отца мы стали… Матери наши в месяце ав рыдали…»

Вдруг перед внутренним взором Керен возникло то утро первого нисана, с разгневанными взглядами детей, криками родителей, слезами матерей, жалким шепотом мужчин — и общей атмосферой сиротства. То утро, когда родители её учеников впервые услышали, что Храма больше нет, и эта новость потрясла их так, будто они узнали о смерти близкого человека.

Керен почувствовала, что именно так следует и ей оплакивать Храм Девятого ава. Плакать об утрате связи с Всевышним, о потере Шхины и святости, о разрушении духовного центра всего мира.

Ошарашенная новыми для себя чувствами, Керен подняла глаза от книги. Кто-то прилежно читал, шевеля губами, кто-то смотрел по сторонам, кто-то оправлял платье. Как же так? Никто не шокирован и не сердит, никто не рыдает и не кричит в отчаянии, и никто не утешает товарища. Невероятная близость, которая была у нас с Богом, — то чувство, что Он находится с нами, вокруг нас, внутри нас, и мы в Нём, — испарилось, растаяло, исчезло в воздухе — а мы спокойно живем дальше, наши эмоции улеглись, наши чувства притупились. «А мне-то как жить дальше — без Храма?» — думала Керен.

Жить без Храма

Иерусалимский Храм вдохновлял каждого человека быть «маленьким храмом». Живя в духовном изгнании, каждый пытается быть «храмом», но теперь эта задача гораздо сложнее — ведь мы уже не чувствуем присутствия Вс-вышнего так, как чувствовали его прежние поколения. Наша скорбь по Храму — это признание того, как нам больно «сокрытие Лика Вс-вышнего», как нам не хватает Его Присутствия, как мы хотим вернуть Б-жественную Шхину.

Девятого ава мы читаем свиток «Эйха». Слово «эйха» (как) также можно прочитать как «аека?» («где ты?»). Когда мы скорбим о Храме, нам будто задают вопрос: «Аека, где ты?» Где твой духовный корень, где твоя вера? Почему ты живёшь пустым и временным, когда тебе даны ключи от самого великолепного, сладкого, возвышенного и глубокого, что только есть на свете? Где же ты, аека?..

Сейчас Иерусалим не заброшен и не пустынен. Его улицы полны евреев, вернувшихся сюда, отвоевавших этот город и отстроивших его. Но где же каждый из нас сегодня?

Подведя нас к самым стенам разрушенного Храма, Вс-вышний будто говорит нам: «Вы приблизились к достижению конечной цели больше, чем когда-либо за последние 2000 лет. Но так много евреев еще далеки от святости. Так много евреев, которым все равно, кому принадлежит Храмовая гора. Так много евреев не имеют понятия о драгоценном еврейском образе жизни, который Тора предуготовила для них. Что вы делаете, чтобы помочь им открыть для себя удивительное забытое наследие, которое по праву принадлежит им?»

Возможно, мы еще не все живем в Иерусалиме, но Иерусалим живет в нас. Будет ли Иерусалим только маленькой точкой в душе или наполнит всю душу до краёв — зависит от того, как мы ответим на вопрос «аека?» и насколько нам в самом деле тяжко и горестно жить без Храма.