Глава Хукат

Считается, что в Cвятой Торе нет ничего более необычного, даже поразительного, чем начало главы «Хукас». Если бы череда дивных манипуляций с животным редчайшей масти встретилась в отдельном изложении (вне Святой Книги) неинформированному читателю, то последнего, возможно, даже разочаровало бы то, что в рецепт раствора пепла цельно красной коровы не добавили для усиления воздействия хотя бы щепотку толченых волчьих клыков или горсточку помета белой мыши, собранного в полнолуние. Подробная инструкция по сжиганию несчастного животного дотла, в ходе чего в огонь подбрасывались кедровые щепки, маленькие травинки и куски красной шерсти; указание на то, что для снятия скверны мертвеца необходимо (во времена Храма) побрызгать на того, кто был в контакте с усопшим на третий и седьмой день — все это упорно создает колдовскую атмосферу, совсем не характерную для нашей Традиции.

Именно неоднозначное впечатление, оказанное этой необыкновенной заповедью даже на видавшее виды поколение пустыни, стало дополнительным и весьма неприятным поводом для раздувания описанного в прошлой главе Торы скандала в благородном семействе.

Книга «Мидраш Плия» — пояснение к Пятикнижию, такое же необычное и загадочное по сравнению с остальными, как и «Красная корова» — по сравнению с остальными заповедями. Как раз эта поразительная книга, разъясняя, почему глава «Хукас» следует непосредственно за главой «Койрах», рассказывает, что причиной наступления Кораха на двоюродных братьев (Моше и Аарона) была… красная корова.

Раскрываемый мудрецами смысл этого сперва ошеломляющего заявления в том, что животное редчайшего для себя цвета оказалось единственной заповедью всей Торы, по поводу которой суперлюбознательные, как обычно, евреи не обрели привычных дивно глубоких объяснений Моше. Разъясняя слова из главы «Хукас» ве-йикху эйлэхо поро адумо (ויקחו אליך פרה אדומה) — «И возьмут для тебя красную корову», другой Мидраш — «Ялкут Шимойни» — рассказывает, что Вс-вышний, обращаясь к Моше, так прямо и сказал: красная корова (т.е. все разгадки ее невероятных ребусов, все разъяснения этой заповеди) только для тебя, остальным же любопытным суждено остаться в неведении.

Упомянутое в связи с предыдущей главой тяжелое испытание (примирение всезнаек с периодическим бессилием их выпуклых и высоких лбов) вырастает до размера и значения целой заповеди, изложению которой посвящена важная часть недельной главы. Корах не снес презрения к своему и вправду достохвальному интеллекту и публично высказался в том смысле, что на самом деле Моше тоже не имеет никаких объяснений операций с красным животным, то есть вся эта корова — натуральная черная магия, а если это так, то и про всю остальную Тору нельзя с уверенностью сказать… — на бурной кульминации речи докладчик провалился сквозь землю[1].

Проходили столетия, но загадка красной рогатой особи беспрерывно будоражила светлейшие умы знатоков Торы. Мудрейший из мудрых царь Шломо горько сетовал на то, что «достиг мудрости, но она (корова) далека от меня» (Коhелес, 7). Великого царя, как известно, особенно донимало некое уж совсем парадоксальное коровье свойство. Все изготавливавшие и применявшие чудо-раствор люди (и резавший, и сжигавший, и собиравший пепел, и даже тот, кто брызгал на пришедшего очиститься) получали почему-то статус ритуальной нечистоты и только человек, уже находившийся в этом нечистом статусе, проходил очищение. То, что один и тот же таинственный реактив «очищал грязных и загрязнял чистых», поставило в тупик того, кто построил Храм и властвовал над людьми, над животными и даже над ангелами.

Еще штрих к портрету «гордого ума» человека: совершенной, великой мысли, которой послушно все Творение вплоть до его наивысших сфер, не под силу понять действие смеси из коровьего пепла и воды…

И хотя все всегда твердили о великой тайне красной коровы, на сегодняшний день прочтение объяснений мудрецов оставляет довольно неожиданное впечатление. Начиная с азов и заканчивая сложнейшими книгами каббалистов, наблюдается — с методической стороны — одинаковое положение дел. В качестве модели этого характерного метода (как, впрочем, и в других качествах) трудно найти что-нибудь более значительное, чем рабейну Шломо Ицхаки (Раши). В первом же пояснении на главу торжественно заявляется (причем — от Наивысшего Лица) гзейро hи милфонай ([גזירה היא מלפני] приговор она от Меня) эйн лехо ршус ([אין לך קשות] не у тебя права) леhарhэр ахарэhо ([להרהר אחריה] размышлять о ней). Тот, мол, случай, когда приказы не обсуждаются, и что же — поинтересуемся, прикинем — может последовать за подобным утверждением? Вероятно — только подробное описание, объяснение того, кто, что и как должен выполнять (от команды зарезать до команды брызгать) — и никаких рассуждений общего характера. Поначалу Раши так и действует — без всяких претензий на смысл происходящего выкладывает подробности механизма (должна быть абсолютно красной — два черных волоса делают непригодной, заповедь исполняет именно заместитель первосвященника, резали вне еврейского лагеря и т.д.).

Но вот вдруг, завершив изложение всех технических подробностей на кульминационной ноте (мертвец, мол, источник всех источников ритуальной нечистоты), Раши начинает объяснять отрывок о красной корове заново и причем именно с точки зрения смысла этой заповеди. Пространно и очень интересно Раши разъясняет все то, что только запретил (себе и другим) разъяснять. Корова говорите? Красная? Она — тщательно выверенное, глубоко символичное средство искупления, исправления знаменитейшего из грехов поколения пустыни — «придет корова во искупление за теленка», за золотого тельца. Все многочисленные ужасные аспекты сотворения кумира и поклонения ему последовательно преодолеваются, притупляются многочисленными деталями изготовления и использования чудной жидкости, снимавшей «смертельную скверну» — не только, оказывается, ритуальную нечистоту, но и скверну идолопоклонства. По той же методической схеме («это непостижимо! и думать не смей!» — и через пару минут: «А ну давай разберемся!») эту заповедь обсуждают и многие другие мудрецы разных поколений…

Отметим (в качестве одной из вершин) разъяснения еще одного великого Соломона (уже третьего на сегодня) — рабейну Шломо Эфраима, чья книга называется «Кли Йокор» («Дорогой сосуд»). Он в нескольких словах рассказывает (не больше не меньше) о том выдающемся парадоксе, который некогда так обескураживал Соломона Первого — великого царя — строителя Храма.

Это, видите ли, заложено в самой природе явлений, в общемировой системе действия сил: всякая вещь начинает действовать (проявлять себя) благодаря своей противоположности. В знаменитом растворе имеется: сожженный труп животного («он весь — проявление нечистоты») и родниковая вода («она вся — проявление чистоты»). При соприкосновении раствора с нечистым человеком, от этой нечистоты (от противоположного) активизируется очищающий элемент — вода, и нечистота с человека сходит; при соприкосновении с чистым человеком, от этой чистоты (от противоположного) активизируется элемент, передающий нечистое, и человек получает соответствующий не самый приятный статус. (Кстати, написано это — коротенько, в одном небольшом абзаце — за века до того, как прогрессивное человечество, со всей одышкой, со всеми костылями извечного экспериментального подхода доковыляло-таки до того, что «плюс» и «минус»…).

И так — всю историю, в каждом поколении, мудрецы — эти страшные неисчерпаемые люди, объясняющие страшный неисчерпаемый Свиток, — все постигают и постигают этот отрывок, заявленный (в подзаголовке на титуле) как непостижимый. Загадка возникает в самом методе подхода к загадке; парадокс — в способе рассмотрения парадокса. То есть, в конце-то концов, постигать или не постигать — вот в чем вопрос. Не боясь погрузиться с головой в бесконечное сомнение (стоит ли вообще разобраться в том, стоит ли разобраться в том, стоит ли разобраться и т.д.), рискнем-таки (из низины своего положения) предложить выход, самодельный, незолотой ключик к великому методу великих людей.

Справьтесь у любого, кто когда-нибудь имел счастье прививать духовные ценности, и он непременно подтвердит, что поиски смысла могут вестись с различными, часто — диаметрально противоположными целями. То есть одни ищут смысл, чтобы егонайти, а другие — чтобы егоне найти; сам вопрос: «Какой в этом смысл?» произносится первыми с этакой пытливо-исследовательской интонацией, а вторыми — с презрительно-саркастической, ибо одни стремятся понять и убедиться, а другие — высмеять и опровергнуть.

В первом объяснении Раши, где утверждается, что «нет у тебя права размышлять о ней», подразумеваются весьма специфические размышления. Именно они фигурируют в Талмуде и Своде Законов «Йойрэ Дэа», когда заявляется, что «размышляющий о своем учителе — как размышляющий о Вс-вышнем». Точно такое же выражение, как в объяснении Раши: «меhарhэр ахарэй рабой (מהרהר אחרי רבו)» — в дословном переводе «размышляющий» вслед «своему учителю» (то же самое в Раши — «нет права размышлять вслед за ней»). По закону однозначно осуждается человек, смотрящий вслед учителю (или вслед некой парадоксальной заповеди) с иронической, слегка презрительной миной. Интеллектуальные раскопки, мозговые штурмы — все это необходимо и замечательно. Когда оно — в конструктивном ключе. Когда оно — с вектором к «понять», а не к «опровергнуть».

Вопрос Кораха о скотине дразнящего оттенка имел, к всеобщему ужасу, подчеркнуто разрушительную направленность (бунта ради); его «какой в этом смысл?» прямиком привело к демонтажу всех основ мировоззрения, к саморазрушению.

На такой вопрос отвечать бесполезно, ибо задается он не с тем, чтобы получать и обдумывать ответы, а с тем, чтобы отмахиваться от них. Есть право вчитываться, вдумываться, но нет права отмахиваться.

Остановимся здесь, напоследок изумившись (в очередной раз) тому, какие объяснения заповедей обычно давал вверенным ему евреям Моше (если его воспитательная, дисциплинирующая скрытность стала одной из причин столь грандиозного скандала). Или придется предположить, что трактовки, открытые для нас мудрецами в ходе истории, Моше по каким-то причинам современникам не предоставил, скрыл от них и идею искупления золотого тельца (приведенную Раши), и саму идею испытания для желающих обязательно все понимать, и все прочие разъяснения? Хотя совершенно непонятно, почему то, что разрешено (и даже похвально) знать нам, могло быть запрещено узнать поколению пустыни, которое называется в Талмуде «дойр дэа» — «поколение знания».

Так что, скорее всего, Моше все-таки изложил современникам то, что известно нам, и такой объем информации — им, привыкшим к объяснениям качественно другой подробности и глубины, показался абсолютно недостаточным. Что ж, хотя бы чему-то мы научились за эти тысячелетия: уметь довольствоваться малым — это уже немало…

[1] Как известно из текста Торы, было не так: Корах провалился уже после того, как всё сказал. Очередной (пожалуй, не очень удачный) пример «эффекта для привлечения читателей».

Из «Книги для изучения Торы»