Дерех Хаим 35. Комментарий Маараля на трактат Авот. 3:4

3:4

Раби Шимон говорит: Если трое ели за одним столом и не произнесли за ним слов Торы, они как будто вкушали от «жертвы мертвых», согласно сказанному (Йешая 28:8): «Ибо все столы переполнены блевотиной, испражнениями — нет Вездесущего». Но трое, которые ели за одним столом и произнесли за ним слова Торы, как будто вкушали от стола Вездесущего, согласно сказанному (Йехезкель 41:22): «И сказал мне: “Это — стол, который перед Б-гом”.»

Следует задаться таким вопросом: почему, если трое едят и не произносят за столом слов Торы, считается, что они ели от жертв, принесенных идолам? Ведь в стихе, который мишна приводит в доказательство, ничего не говорится о том, что (описанное там положение) — следствие греха пренебрежения Торой во время трапезы! И еще вопрос: почему, если за трапезой произносят слова Торы, это засчитывается, как если бы участники трапезы ели за столом Б-га? И еще непонятно: мишна говорит: …как будто вкушали от жертвы мертвых, — стих же, который она приводит, не говорит о жертвах, принесенных идолам, а говорит о блевотине и испражнениях! (И еще): почему речь идет именно о троих, а не, скажем, о двоих, как в предыдущей мишне: Если двое сидят и нет меж ними слов Торы?

Знай: все, что есть в мире, сам мир и все, что его наполняет, — все это для Б-га, согласно сказанному (Теилим 24): «Для Б-га земля и все, что ее наполняет». Но землю и то, что на земле, Он дал человеку, согласно сказанному (там же 116): «Небеса — Небеса для Б-га, а землю Он дал сыновьям человека». Ведь человеку не подобает иметь больше — только то, что на земле. Поэтому мишна говорит, что стол, за которым произносятся слова Торы, — это стол, принадлежащий Б-гу. Конечно, только Б-г питает всех живущих на земле, однако этого одного недостаточно, чтобы стоящий перед человеком стол носил название «стола Б-га» — ведь землю Он отдал людям! Однако Тора выше даже Небес, и если уж Небеса принадлежат Б-гу, тем более Ему принадлежит Тора. И стол, за которым звучат слова Торы, тоже становится принадлежащим Б-гу — ради этой Торы и только ради нее сидящие за столом как бы удостаиваются вкушать от стола Б-га. Ведь когда рабы царя земного едят (то, чем царь оделил их), никто не скажет, что они едят свое — на самом-то деле это царская еда, которой царь оделяет своих рабов за то, что они ему служат. Так и Тора превращает стол, за которым едят люди, в «стол Царя».

Если же за столом не произносят слов Торы, то, хотя на самом деле пропитание всем жителям мира дает Б-г, все же выглядит так, что Б-г отдал этим людям их пропитание в собственность, и теперь они едят (не Б-жественное угощение, а) свое. Их стол превращается в стол Б-га только благодаря Торе. Наши мудрецы говорили об этом, разъясняя стих (Шмот 18) «И пришел Моше и Аарон… есть хлеб с тестем Моше перед Г-сподом». Раби Авин сказал: «Всякий, кто участвует в трапезе, на которой присутствует мудрец, как бы наслаждается сиянием Шехины, согласно сказанному: “И пришел Моше и Аарон… перед Г-сподом”.» Принцип здесь тот же: мудрец неразрывно связан с Б-гом и не (принадлежит земле, о которой сказано): «…а землю Он отдал сынам человека». (Тогда доказательство, которое мишна усматривает в стихе, следует понимать так). Стол, который перед Б-гом, — это выражение того, что Б-г питает всех, кто живет в этом мире. А для того, чтобы этот стол превратился в «стол Вездесущего», нужно, чтобы за ним ел мудрец; тогда участники этой трапезы как будто наслаждаются сиянием Шехины, то есть, Б-г как бы питает их Лично, во всей Своей славе. Ведь если стол, за которым вкушают трапезу эти люди, считается столом Б-га, это означает, что стих «а землю отдал сыновьям человека» к нему неприменим, то есть, они удостоились пищи с Б-жественного стола. А такая пища сравнима с сиянием Шехины, поскольку она и есть пропитание, которое дает Шехина; и это ясно.

И еще следует тебе знать, что Б-г — это Царь, от которого получает пропитание каждый (земной) царь. Царь из плоти и крови может дать своим подданным лишь то, что необходимо для тела, поскольку он и сам — всего лишь телесное творение. Но Всевышний Царь, создатель души и тела, доставляет пропитание им обоим — и душе, и телу. Как Он дает пропитание телу, так же Он обеспечил пропитание и для души — Тору, ибо душа не может существовать без знания. Поэтому, как только Б-г стал царем Израиля, Он сразу же сказал им: «Я — Б-г, твой Г-сподь», — и дал евреям Тору. То есть, после пропитания для тела — мана — Он сразу же обеспечил Свой народ и пропитанием для души. Поэтому, когда за столом произносят слова Торы, (на нем объединяются материальная и) духовная пища, дарованные Б-гом Израилю. И наши мудрецы тоже называют духовного руководителя народа словом «питающий» (см., например, Хагига 3б). И этот стол теперь привязан к Б-гу, (а не к материальному миру), поскольку за ним едят слуги Б-га, получающие от Него все свое пропитание — и материальное, и духовное.

Но если за столом не произносят слов Торы, этот стол невозможно связать с Б-гом, поскольку Он ведь дает пропитание не только телу, но и душе. Но и с самим человеком его связать невозможно, поскольку человек всегда подобен слуге царя, получающего свой удел от него. Поэтому такие люди как бы едят от стола идолов, «мертвых». Ведь за этим столом питают не душу, а только тело — мертвое и лишенное жизни (без души).

Это также объясняет, почему присутствующие за столом, за которым ест мудрец, как бы наслаждаются сиянием Шехины. Ведь разум получает свою пищу непосредственно от Б-га!

Наши мудрецы сказали (Брахот 7б): «В Будущем мире нет ни еды, ни питья, — только праведники восседают, и на их головах короны, и наслаждаются они сиянием Шехины». (Еще и поэтому) сказано, что тот, кто разделяет с мудрецом трапезу, как бы наслаждается сиянием Шехины. Когда за трапезой присутствует мудрец, пропитание получают и тело, и разум, а пропитание для разума — это и есть сияние Шехины. И это объяснение верно.

Почему же мишна говорит именно о троих, а не о двоих? Это можно понять, исходя из того, что речь в этой мишне идет о людях, которые едят за одним столом. Ведь на самом деле неважно, за одним столом они сидят или за двумя: их трапеза называется трапезой за одним столом, если они устраивают ее вместе и произносят во время нее слова Торы. Если эти причины позволили им объединиться, несомненно, их трапеза засчитывается за вкушение от «Б-жественного стола». Ведь Б-жественный стол всегда один, как жертвенников не может быть два, а только один жертвенник для единого Б-га. А объединиться таким образом могут только трое, поскольку число «два» по природе своей разделено и не содержит в себе никакого единства. На Святом языке слово «два» — единственное числительное, стоящее в форме множественного числа, и это потому, что два — начало любого множества, поэтому сама форма этого слова указывает на множественность. И тебе следует осознать мудрость того, что два — это множество, не способное к объединению, а три могут объединиться и стать как бы одним целым. Поэтому число «три» всегда относится к вещам, которые могут объединиться вместе, а «два» — никогда. Ты можешь понять это, представив себе геометрический рисунок. Если ты положишь две палочки друг рядом с другом, они ни в коем случае не будут казаться чем-то единым: они не способны объединиться! А если ты сложишь три палочки в треугольник, окажется, что они объединились в одно, и теперь это не три отдельных черточки, а нечто единое. Поэтому и сами эти числа таковы: число «два» не несет в себе соединяющей силы, а число «три» содержит в себе возможность объединения. Кроме того, число «два» соответствует двум крайностям, противоположным друг другу, как черное и белое. Между ними нет совершенно ничего общего, и из этого ты можешь заключить, что число «два» не подразумевает единства. И совсем другое дело — число «три»: ведь три вещи не могут все быть противоположными друг другу, подобно двум! Если ты возьмешь две противоположности, такие, как черный и белый цвета, и добавишь к ним какой-то третий цвет, например, красный, ты обнаружишь, что этот третий цвет — смешанный, не чисто белый и не чисто черный. Он объединяет в себе эти противоположности, посредничает между ними. Таким образом, два могут объединиться с помощью третьего. А поскольку стих говорит о столе, который перед Б-гом, а перед Ним может быть только один, единый и не разделенный стол, необходимо, чтобы (за такой трапезой) присутствовали трое.

И хотя выше сказано, что если двое сидят и занимаются словами Торы, среди них присутствует Шехина, это никак не связано с тем, что обсуждается в этом отрывке.

Здесь ведь говорится о столе Б-га, который может быть только один, поскольку и жертвенник может быть только один для единого Б-га; объединению же может послужить только число «три», как мы уже разъяснили.

И еще следует знать, что у царя множество рабов, которые все служат лишь одному царю. Поэтому их число должно быть связано с числом «три», способным к объединению в единое целое. Ведь многочисленным рабам царя подобает объединиться и стать целым, поскольку царь, которому они служат, один!

И закон, согласно которому трое участников трапезы обязаны произнести благословение после еды совместно, исходит из этого же принципа: трое объединяются в одно, и трапеза их — трапеза со стола Б-га, дарующего пропитание всем Своим творениям. Но если за столом произносились слова Торы, он в еще большей степени считается столом Б-га.

Раби Шимон доказывает свои слова на основе стиха из Йехезкеля. На первый взгляд, (стих не связан прямо с его словами): в нем ничего не говорится о том, что за этим столом едят, и речь вообще не идет о троих. Стих говорит о жертвеннике, и именно его называет столом Б-га! Но мишна хочет доказать только то, что жертвенник называется «столом», на который возлагается «хлеб Б-га». Ведь если бы это было не так, никак невозможно было бы сказать, что трое участников трапезы как бы вкушают от стола Б-га. Тогда «стол Б-га», то есть, жертвенник, на котором сжигают жертву и на который выливают ее кровь, не имел бы никакого отношения к столу для трапезы! Но теперь, когда (мы знаем, что) он называется столом потому, что на нем лежит «хлеб Б-га», человеческий стол с едой, за которым звучат слова Торы, тоже оказывается достоин названия «стола Б-га», по причинам, уже разъясненным выше. Это ни в каком доказательстве не нуждается, поскольку диктуется логикой.

Кроме того, если этот стих записан в Торе не для того, чтобы объяснить, что человеческий стол может иногда быть назван столом Вездесущего, зачем вообще было называть его столом? Можно было прямо сказать: «Это — жертвенник, который перед Б-гом»! Значит, (можно считать, что стих доказывает это). А следующий шаг мишна делает, говоря, что люди сидят за столом Б-га тогда, когда во время трапезы изучают Тору, — так подсказывает разум, и доказывать это нет нужды. Это объяснение истинно, и тебе нет необходимости утруждаться и искать объяснение приведенного здесь стиха.

И так же, как мы объяснили конец мишны: Трое, которые ели за одним столом и произнесли за ним слова Торы, — объясняется и ее начало: Трое ели за одним столом и не произнесли за ним слов Торы.

По логике вещей нужно было бы начать мишну со второй части, с людей, которое произносили за столом слова Торы. Но поскольку предыдущая мишна говорила о двоих, сидящих вместе и не занимающихся Торой, эта мишна тоже начала с людей, не произносящих слов Торы.

(Почему же, если трое ели вместе и не произносили слов Торы, они как будто ели жертвы идолов?) Причина в том, что трое, собравшись за одним столом, должны были бы говорить о Торе, как мы уже разъяснили, — ведь должно быть так, чтобы все было связано с Б-гом!

Если же за этим столом не звучат слова Торы, получается, что он отдаляется от Б-га. А любое отдаление от Б-га есть одновременно приближение к идолопоклонству, поскольку суть идолопоклонства как раз и заключается в оставлении Б-га. Доказательство этому мишна усматривает в стихе о том, что «все столы переполнены» и т.д. А состоит это доказательство в том, что жертвенник, на котором приносят жертвы, называется «столом», подобно тому, как жертвенник, посвященный Б-гу, называется «столом Б-га». Ведь те, кому на них жертвуют, тоже называются «другими богами». Поэтому тот стол, за которым не произносят слова Торы и который поэтому отдален от Б-га, — это стол, принадлежащий идолу, то есть, его жертвенник. Ведь жертвенник назван в Писании «столом» не случайно, а для того, чтобы показать, что обычный стол, за которым не произносят слов Торы, превращается в жертвенник идола. Ведь раз это стол и раз он принадлежит не Б-гу, а идолу, то, конечно, это именно жертвенник!

Стих говорит, что все столы переполнены блевотиной, испражнениями — нет Вездесущего, но не говорит, что на нем лежат жертвы идолам. И из-за этого комментаторы дали ему множество совершенно неправильных интерпретаций. Они не знали, что означают последние слова этого стиха: нет Вездесущего. А на самом деле стих назвал жертвы, приносимые идолам, то есть, жертвы мертвым, блевотиной и испражнениями, с которыми, разумеется, нет Вездесущего. И эти жертвы поистине сродни блевотине и испражнениям. Блевотину и испражнения тело человека исторгает потому, что они чужды ему: ведь в противном случае они остались бы в желудке. Так и жертвы, принесенные идолам, называемым на Святом языке «чужими богами», — тоже блевотина и испражнения, чуждые (миропорядку). И недостаточно было назвать их просто испражнениями, поскольку испражнение — это природный, естественный процесс; назвать его результат «чужим» неверно — ведь человек так устроен! Но блевотина и испражнения — это описание того, что совершенно чуждо человеку.

Именно поэтому в стихе употреблено имя Б-га Амаком (Место) (то есть, об этих отвратительных вещах сказано, что «нет у них места»). У всего, что Б-г создал в мире, есть свое место, каждое создание имеет свой собственный уровень и свою нишу в мире, которую должно занять. Мудрецы говорят (Авот 4:3): «Нет человека, у которого не было бы своего (звездного) часа, и нет вещи, у которой не было бы своего места», — эту фразу мы еще будем, с Б-жьей помощью, объяснять. Но этим (жертвам) нет никакого места, настолько они чужды (миру). Поэтому они и названы блевотиной и испражнениями — нет (для них) места: эти вещи выбрасываются оттуда, где оказались, поскольку они чужды мировому порядку, и в мире нет для них никакого места. Ведь желудок, который должен был бы стать их местом, отвергает их, и потому они выбрасываются наружу. Так и у жертв, приносимых идолам, нет никакого места — они чужды миру. Поэтому и называется принесение таких жертв «чуждым служением».

А слова о том, что этим полны все столы, следует понимать как подчеркивание мерзости и отвратительности этих столов.

Во многих местах Писание, желая особо отметить некоторое свойство, описывает его преувеличенно. Но основное значение этого выражения следует понимать, исходя из последних слов стиха: нет места. Ведь вещь, обладающая своим местом, заключена в определенных границах. В этом самая суть понятия «место»: оно окружает и ограничивает то, для чего служит местом. Но идолопоклонство, «чуждое служение», не соответствует естественному порядку мира и потому лишено в нем места. А раз у него нет места, нет и ограничения. Поэтому все их столы полны блевотиной и испражнениями, поскольку ничто (этого наполнения) не ограничивает. А о жертвеннике Б-га нельзя сказать, что он «полон» жертвами, поскольку у каждой жертвы есть свое место. А жертвенники идолов переполнены их жертвами, «не имеющими места», то есть, для их жертв нет никакого определенного места, а потому они ничем не ограничены.

И чтобы понять все это, следует обратить внимание, что Б-г называется Вездесущим, а это слово на Святом языке звучит так же, как слово «место». Это означает, что благословенный Б-г — Место всего мира в целом. А жертва идолу, противоположная Б-гу, Месту мира, оказывается, таким образом, лишенной места. И теперь можно понять, почему мишна сказала о тех, кто изучает за столом Тору, что они как будто вкушали от стола Вездесущего, а не «от стола Б-га». Это — дополнительное объяснение начала мишны: трое, которые ели за одним столом и не произнесли за ним слов Торы, выходят из-под власти Б-га, Который является Местом всего мира и в Котором заключены все остальные места. Поэтому их жертве, которую они как бы приносят идолам, нет никакого места, и поэтому их столы считаются полными блевотиной и испражнениями, даже если на самом деле они не полны — поскольку такая жертва лишена своего места, которое одно только и может ее ограничить. И это — ясное объяснение, не оставляющее места ни для какого сомнения.

с разрешения издательства Швут Ами