В кругу великих. Хазон Иш. «Мир в доме вернется на место свое...»

В книге Зикнеха вайомру леха описывается следующая история, которую слышал большой мудрец Торы, р. Ш. Швадрон от р. Яакова Каменецкого, а тот, в свою очередь, слышал о ней из уст участника этой истории, большого мудреца Торы р. Моше Роджина, автора книги Незер а-кодеш. Тот был раввином города Койдан — того самого, где жил наш учитель после своей женитьбы, в период, когда он находился на обеспечении у своего тестя.

Раби Моше рассказывает следующее: «В тот период наш учитель был еще молодым, имя его не было известным и Тора его еще не получила распространения, — но я уже очень хорошо знал его и был знаком (с его Торой).

Сразу после того, как он приехал, чтобы поселиться в наших местах, он пришел ко мне как к раввину этого города для ученой беседы. Я тут же увидел и понял, насколько я мал и слаб в сравнении с ним в учебе — почувствовал себя ничем по сравнению с этим молодым учащимся, стоящим передо мной!

Я показал ему свои рукописи — мои открытия в учебе. Почитав, он начал обсуждать их со мной, и я понял, что они нехороши. Недолго думая, я порвал их; и тогда он, с характерной для него скромностью, предложил мне учиться с ним вдвоем, — но с одним условием: чтобы об этом никто не знал, чтобы я никому об этом не рассказывал.

Я согласился с этим условием, и мы стали заниматься вместе. И с того времени я, раввин города, сделался учеником молодого бен Тора Авраама Йешаяу Карелица… Все видели и удивлялись: какие дела есть у раввина с этим замкнутым молодым человеком? Ведь они совершенно ничего не знали о нашей учебе, только видели, как он входит ко мне и через какое-то время выходит. И с того времени также часто видели нас беседующими — в самых разных обстоятельствах, и потому думали, что у нас, возможно, есть общие деловые интересы, или, быть может, я опекаю этого странного человека… Так или иначе, все удивлялись и спрашивали, — но я был вынужден молчать.

Однажды, когда наш учитель пришел ко мне домой, он сказал: “Янкеле-жестянщик болен, и я прошу пойти вместе со мной проведать его”. Я спросил его: “Что Вы изволите говорить? Ведь это не в обычаях раввина — приходить к людям в дом!”

Хотя я и был чрезвычайно удивлен столь необычному делу, — откуда этому молчаливому бен Тора знать о личном благополучии и самочувствии такого простого человека, как Янкеле-жестянщик, — мое удивление возросло многократно от его последующих слов, в которых он объяснил и обосновал эту из ряда вон выходящую просьбу: “Как рав изволит увидеть, жена этого жестянщика относится к своему мужу с пренебрежением. Из-за этого сложилось так, что мир в доме пошатнулся, — и дело это все больше осложняется и запутывается. И раз уж случилось так, что Янкеле-жестянщик заболел, — если мы придем сейчас вдвоем навестить его, то, поскольку визит раввина — дело редкостное, этот случай произведет в городе шум и доставит большой почет хозяйке. Ведь все это случится только в честь ее мужа; и это побудит ее оценить его как должно. И в их дом вернется мир”. Так завершил свои слова этот аврех кемидрашо

И я, — завершает свои слова раби Моше, — просто не мог устоять перед потрясающей мудростью этих слов…

И действительно, все так и было: мы пошли вместе навестить того Янкеля-жестянщика, и назавтра весь город шумел об этом. Его жена, как это ясно, с той поры не переставала хвалиться перед всеми этим важным визитом, и в их доме воцарился мир», — закончил р. Моше Роджин.