Спасение в картонных коробках. Суккот

Мы едем к дедушке моей жены. Пейзажи меняются за окном, кругом шалаши-суккот, выстроенные на славу. Евреи ходят с четырьмя видами растений в руках, дети счастливы, это и неудивительно. «И веселись в праздник твой» (Дварим 16:14). Лишь меня веселье обходит стороной.

Эта ежегодная поездка в Суккот — всегда особая радость для нас. Дети любят смотреть в окошко, и мы, взрослые, получаем удовольствие от поездки. Дедушка жены — незаурядный человек, разговор с ним «расширяет горизонты». Но в этот раз чувствую себя так, словно комок застрял у меня в горле и душит изнутри.

— Папа, — обращается ко мне Йоси, которому уже почти тринадцать. — Не понимаю, в каком зале будет Бар-Мицва. И когда ты купишь мне пиджак?

Мгновение он смотрит на меня и словно выпускает еще одну пулю в мое сжавшееся сердце:

— И что с приглашениями, пап?

Хорошие вопросы парень задает. Я собираю все силы, улыбаюсь ему и говорю, чтобы он не переживал и что, с Б-жьей помощью, всё будет в порядке сразу же после праздника.

«Но как — сразу после праздника?» Это истерически кричит мой внутренний голос. Заглушаю его, чтобы Йоси не заметил моего состояния.

— Жарковато в автобусе, — говорю ему.

— Пап, тут же работает кондиционер! Посмотри лучше на эту сукку, она вообще кошерная?

Смотрю туда, куда он указывает, но в этот момент звонит телефон. На линии подрядчик, который месяц назад закончил ремонт нашей квартиры. Я сказал ему, что часть суммы заплачу после праздника, и он согласился. А теперь он хочет напомнить, что Суккот уже почти закончился. Это верно, но у меня нет ни единой идеи, где взять для него оставшуюся сумму. Зачем же мы делали ремонт? Спрашиваю себя и тотчас вспоминаю, что у нас просто не было выбора. Было просто невозможно дальше выживать в этой страшной тесноте.

Я аврех^[1], учусь в колеле, слава Б-гу, и понимаю, что удостоился изучать Тору, а это в нашем поколении не так-то просто: вставать утром и делать самое чудесное, что есть в мире, чего каждый еврей желает себе.

Моя жена — воспитательница детского сада, зарабатывает немного. Нам трудно содержать многодетную семью, которую Б-г подарил нам. Но, слава Б-гу, мы рады и счастливы, растим детей ради Торы и заповедей, да и сам я изучаю Тору в радости.

Сразу же после Песаха, когда почувствовал, что мы уже не справляемся, я сказал жене, что начну писать тфилин и мезузы. Несколько раз уже пробовал делать это, с каллиграфией у меня всё хорошо.

— Буду сойфером (переписчиком священных текстов), — сказал я ей, чувствуя себя так, словно меч разрубает сердце. Ведь я так хочу продолжать учебу… Но у меня нет выбора. Есть семья и дети, и их необходимо обеспечивать.

Жена выслушала и покачала головой:

— Ни в коем случае, — сказала она. — Твоя учеба важнее всего остального. Продолжай изучать Тору с максимальной отдачей, а Б-г поможет.

Я отвернулся, чтобы не было видно слез, застилающих глаза. Значит, я могу продолжать учиться, несмотря на тяжелое положение, а Всевышний поможет нам ради моей доблестной жены^[2].

Потом был ремонт, а теперь надвигается Бар-Мицва. Прошло полгода, но лучше не стало. Впервые понимаю смысл выражения «долги задушили», это не аллегория. Еще немного — и долги задушат меня. Чувствую, как они кольцом сжимаются вокруг шеи, но всё равно верю во Всевышнего, Который даровал Тору и посылает пропитание всему живому — от рогатых гигантских рээмов до личинок насекомых (Авода Зара 3 б).

— Папа, приехали, — голоса детей отрывают меня от печальных размышлений. — Пора выходить!

Подавляю все тяжелые чувства и надеваю на лицо широкую улыбку. Знаю, что сейчас я должен быть в самой лучшей форме. Дедушка заслуживает этого, как и дети.

Мы все идем к дому дедушки, славного пожилого еврея. В Суккот мы приезжаем навестить его и стараемся скрасить его досуг. Я не заявлюсь к нему с кислым лицом и с длинным списком проблем.

Дедушка, как и всегда, принимает нас приветливо, он очень рад нашему приезду. Дети счастливы. Мы сидим и спокойно беседуем. Через несколько часов мы собираемся уезжать, дедушка провожает нас до двери и вдруг указывает на две картонные коробки.

— Смотри, — говорит он. — У меня здесь книги. Может быть, они заинтересуют тебя. Возможно, ты сумеешь их продать.

Я недоумеваю: что же такое в них находится? И не будет ли слишком тяжело их тащить? Но Йоси, у которого скоро Бар-Мицва, и его старший брат легко поднимают коробки. Мы прощаемся с дедушкой, желаем ему хорошего года и едем домой.

Дома открываем коробки, и меня охватывает волнение. Даже если бы я не разбирался в иудаике и старинных книгах, всё равно понял бы, что это настоящий клад. Вижу первое издание книги «Шней Лухот а-Брит»^[3], две книги Рамбама^[4], напечатанные пятьсот лет назад, Тур^[5] — также пятисотлетней давности и другие древние книги… Обе коробки доверху наполнены ими.

Я пригласил оценщика старинных книг и показал ему содержимое коробок. Он не скрывал изумления и заявил, что готов заплатить тысячу шекелей за каждую из книг.

Затем я обратился к другим специалистам. Они были поражены. За первое издание «Шней Лухот а-Брит» мне заплатили семнадцать тысяч долларов, а книги Рамбама были проданы за 2600 долларов каждая.

Что тут добавить? Рассказать вам, что Бар-Мицву мы отпраздновали роскошно, работу подрядчика оплатили в срок? А я остался с деньгами и осознанием: Всевышнему не нужно, чтобы я был сойфером. Каждый день, идя в колель, я радуюсь тому, что не отрывался от изучения Торы (Бэха Батахну).

[1] Семейный человек, изучающий Тору. Учебное заведение для аврехим называется колель.

[2] См. Мишлей 31:10-31.

[3] Книга раби Йешаи а-Леви Гурвица (5325-5390 /1565-1630).

[4] Раби Моше бар-Маймон, Маймонид (4895-4965/1135-1204).

[5] Раби Яаков бен-Ашер (Бааль а-Турим; Тур; ок. 5029-5103 /ок. 1269-1343).