Мерило чувствительности при спуске. Микец

«Видя страдание души его, когда он молил нас, но мы не слушали» (42:21). Наихудший симптом низкой духовной чувствительности — это когда человек сталкивается с ситуациями и событиями, не предвещающими ничего хорошего, но остается равнодушен.

Что может быть хуже?

Человек, не переживающий из-за плохих новостей, которого не могут потрясти события, потрясающие всех, дошел до максимального духовного увядания. А период, в который мы живем, должен был бы взволновать каждое сердце и душу.

В недавнем прошлом, когда собирали деньги для сирот и вдов, человек давал значительные пожертвования, а в наше время, если он слышит о дополнительных сборах, приходится с трудом его уговаривать, чтобы он хотя бы выслушал просьбу.

Гмара рассказывает (Йома 23 а): «История о двух коэнах, равных во всем, которые спешили взойти по крутому подъему, ведущему к жертвеннику». Речь идет о том периоде, когда еще не бросали жребий, чтобы решать, кто удостоиться служить в храме. Кто проявлял большую расторопность и быстроту, приходя первым, тот и получал это право.

Двое коэнов начали бежать и подниматься к жертвеннику, и когда один из них опередил второго и пришел первым, тот взял нож и пронзил ему сердце. Чрезвычайно ужасающий случай!

Гмара рассказывает, что раби Цадок собрал всех и начал выступать перед народом, «и заревел весь народ в слезах». И вот, посреди этого собрания пришел отец убитого коэна и, увидев, что тот пребывает в предсмертной агонии, сказал: «Это ваше искупление. Пока мой сын еще шевелится, и нож еще не осквернен (нечистотой трупа), нужно вытащить из него этот нож, чтоб не осквернился». «Это учит нас, что чистота инструментов была для них важнее, чем убийство».

Представим себе эту вызывающую ужас сцену: отец убитого приходит на место преступления и видит своего сына лежащим в агонии. Что сделал бы в этом случае любой нормальный отец? Он, несомненно, разразился бы горькими слезами. В то же время, пока сын еще не умер, отец непременно использовал бы любые возможности, чтобы попробовать спасти ему жизнь.

Но в описанном случае отец не делает ничего подобного. Похоже, он напрочь игнорирует естественные чувства отца и демонстрирует всем, что в такой критический момент его волнует совсем другое. Есть нечто такое, что важнее для него, чем состояние собственного сына. И называется это «чистота инструментов».

«Мой сын еще шевелится, и нож еще не осквернен». Значит, пока сын еще не умер, стоит постараться вытащить нож из его тела. Ведь если он умрет, нож осквернится.

Вот задача, которая беспокоит его сердце в этот момент! На первый взгляд, это напоминает принесение в жертву Ицхака на самом высоком уровне!

Но в продолжении Гмара показывает нам, что все не так просто. Возникает сомнение: можно ли из того, что отец выказал большее беспокойство о чистоте ножа, чем о жизни сына, сделать вывод, что кровопролитие стало чем-то обыденным в глазах людей? Или, быть может, тяжесть убийства осталась такой же, какой и была, но именно строгость в соблюдении чистоты храмовых принадлежностей заставила отца повести себя таким образом?

К какому же выводу приходит Гмара? Да спасутся наши уши от того, чтоб услышать такое.

Гмара приводит в качестве аргумента высказывание, относящееся к тому периоду, — о том, что Менаше проливал невинную кровь. А значит, ясно, что убийства стали обыденным делом в ту пору. Окончательный вывод таков: поведение отца действительно должно поражать нас, но при этом — в самом худшем смысле! Если мы видим, что чистота ножа важнее для него, чем жизнь собственного сына, значит, и для всего народа убийство уже ничего не значило.

Машгиах раби Ихезкель Левинштейн часто говорил от имени Сабы из Кельма, что лучший тест, позволяющий увидеть недостаток в трепете перед Небесами — это когда происходит нечто такое, что должно встревожить и потрясти человека, а он при этом остается равнодушным.

В последние годы происходит множество бедствий. Столько семей теряют самое дорогое, что у них есть. А мы вместо того, чтобы извлечь из этого верные впечатления, которые подвигли бы нас к истинному раскаянию, занимаем свою голову другими делами. Из-за множества бед и страданий уже не обращаем внимание на то, что происходит вокруг. Убийство стало чем-то обыденным в наших глазах.

Если мы способны вернуться к обычному распорядку дня после стольких трагических событий, происходящих вокруг, и продолжать заниматься своими планами, словно ничего и не случилось; если нас не охватывают чувства при виде сирот и вдов, значит, мы собственноручно исполняем написанное: «Видя страдание души его, когда он молил нас, но мы не слушали» (Бархи Нафши).