Подозрения и правда. Корах

«И взял каждый свой посох» (17:24). На первый взгляд, мы видим нечто странное в этой главе. Корах оспаривал священство Аарона и был проглочен землей. Двести пятьдесят судей тоже хотели быть первосвященниками и воскурять благовоние и заплатили за это своими жизнями. Но брожжение в обществе не прекратилось, народ еше не был убежден. Была необходимость в дополнительном чуде. У глав родов попросили принести свои посохи, написать на них свои имена и положить их на ковчег завета. Чей посох расцветет, тот и будет избранным.

Однако, некоторые все еще думали, что Моше знает, с какой стороны нужно положить посох Аарона, чтобы он расцвел. Тогда он связал все посохи вместе и вставил посох Аарона в середину связки, чтобы ни у кого не было подозрений. На следующий день все увидели, что именно его посох расцвел.

Думаете, после этого все были убеждены? Вовсе нет. Некоторые все еще думали, что ни один из посохов не расцвел, и что Моше принес (откуда-то) цветущую миндальную ветвь и вырезал на ней имя Аарона. Поэтому, — пишет рав Х. Д. Азулай, — произошло еще одно чудо. Моше вынес к ним цветущий посох, и у них перед глазами на нем появилось еще больше цветов.

Теперь-то уж, казалось бы, должны были исчезнуть все сомнения. Но этого не произошло. «И увидели, и взяли каждый свой посох». Зачем нужно было брать посохи, которые не расцвели и обманули надежды своих хозяев? Почему Тора об этом говорит? Сфорно объясняет, что все еще оставались подозрения: верно, посох Аарона расцвел чудесным образом. Но и мы не хуже — наши посохи тоже расцвели! И хотя мы собственными глазами видим, что это лишь сухая древесина, на самом деле…

Это не наши посохи!

На самом деле (думали остальные главы родов) Моше вошел в святилище и увидел, что все тринадцать посохов расцвели. Тогда он принес двенадцать сухих палок и подменил ими наши посохи, вырезав на них наши имена. Но мы-то к этому были готовы. Мы сделали особые незаметные знаки на своих посохах.

Поэтому они взяли их обратно, чтобы проверить, на месте ли эти знаки.

А мы читаем и удивляемся: откуда такая подозрительность, упрямство и изворотливость? Ведь речь идет о святых из «поколения знания»!

Но в том-то и дело: они знали, как велика святость каждого еврея, каким бы он ни был, и как желанна каждая заповедь перед Всевышним, как драгоценна перед Ним каждая молитва, и как Он ждет нашего служения. Поэтому они не могли поверить, что кто-то из евреев не вправе войти внутрь святого святых.

И мы должны знать, что они правы!

Правы, признавая важность каждой заповеди, любовь Творца к каждому еврею. В одном только они не были правы: для служения в храме был избран только род Леви. Коэны — это «посланники Милосердного и наши посланники» (Недарим 35 б). Но в молитве, которая равнозначна жертвоприношению, все евреи равны. К изучению Торы, о котором сказано, что оно лучше жертвы и всесожжения (Евамот 105 а) — весь Израиль имеет одинаковое отношение. Тора драгоценнее жемчуга, важнее первосвященника, входящего в святилище! (Орайот 13 а).

Из подозрительности глав родов мы можем выучить, как велика ценность каждого еврея. И это осознание налагает огромные обязанности, когда мы встаем служить Творцу и освящаться Его заповедями (Майян а-Шавуа).