Темы: Археология, Танах, Еврейская история, Стена Плача, Рассказы, Батшева Эскин
Кто-то еще помнит те времена, когда Иерусалим был территорией Иордании? И чтобы попасть к Стене Плача, нужно было получать визу и проходить через КПП? А я хорошо помню. 1967-й год, молодость, авантюризм, второй раз на Святой Земле — я чувствовал, что просто обязан попасть к Котелю, к Стене Плача. А что такого? Ведь только я знаю, что я религиозный еврей, в паспорте-то это у меня не написано. В паспорте написано, что я американский турист.
Еще у себя дома, в Нью-Йорке, я получил иорданскую визу и уже мысленно представлял себя молящимся в Иерусалимском Храме. Ну, почти в Храме — у его Западной Стены. Солдаты, стоящие с израильской стороны границы, у ворот Мандельбаума, севернее Шхемских ворот, меня ошарашили. Оказывается, чтобы попасть в Иорданию, нужно иметь свидетельство о том, что я не еврей! Какое свидетельство? Например, о крещении… Правда, эти же солдаты сообщили мне другую вещь — что если щедро отблагодарить иорданского офицера, он может закрыть глаза на отсутствие свидетельства. Но это как повезет — или пан, или пропал. Если офицер будет не в настроении или заподозрит что-то неладное, можно и в тюрьму загреметь…
Я всё это выслушал. Подумал минуту. Прошептал короткую молитву. И нарочито бодрым шагом направился в буферную зону. Там ко мне сразу подошли два иорданца с автоматами и отконвоировали меня к офицеру.
— Чем могу быть полезен? — обратился он ко мне с вежливой улыбкой.
— Я хотел бы попасть в вашу страну.
— У вас есть виза?
Я кивнул.
— У вас есть свидетельство о крещении?
Хорошо, что меня солдат заранее предупредил — по крайней мере, я не вытаращился в ужасе на офицера, а спокойно ответил:
— К сожалению, я забыл его дома. Может быть, есть возможность пересечь границу без этого документа?
Офицер долго смотрел на меня, видимо, оценивая мои финансовые возможности, а потом спросил:
— У вас есть гостиничная бронь?
Тут я сообразил, что это он бросает мне мяч, и мне его нужно правильно отбить!
— Нет. И я был бы вам очень благодарен, если бы вы мне помогли с гостиницей…
— Возможно. А как насчет экскурсовода?
Я почувствовал, что верно включился в игру, и ответил как можно более любезно:
— Да, я бы с удовольствием воспользовался услугами гида-экскурсовода.
— Может быть, вам также нужна машина с водителем?
— О, да, конечно! Вы можете мне помочь договориться насчет машины? Я был бы вам очень, очень признателен!
— Хорошо. Приходите завтра, в три часа дня. Не опаздывайте, моя смена заканчивается в четыре. До свидания.
Фу-у-х. Пока всё шло хорошо. Оставалось только молиться, чтобы пограничники не открыли мой рюкзак и не обнаружили бы там мои тфилин! Понимаете, одно дело — «забыть» дома документ о крещении, и совсем другое — везти с собой прямое доказательство еврейства!
К счастью, никто меня не досматривал. Я заплатил офицеру наличными за гостиницу, машину, водителя и гида. Какая часть моих долларов осела у него в кармане, а какая попала по адресу, я не знаю. В любом случае, это была цена, которую мне было совсем не жаль заплатить за молитву у Котеля. Я тогда не подозревал, что, потерпи я всего несколько недель, попал бы к Котелю совершенно бесплатно и без всяких иорданских взяточников.
Я зарегистрировался в гостинице Шейх Джаррах, познакомился со своим гидом-арабом — и начал ездить по таким местам Святой Земли, которые в те годы были совершенно недоступны евреям. В первый день — Старый город, во второй день — Пещера Праотцев в Хевроне и могила праматери Рахель — у дороги, где её похоронил наш праотец Яаков. Везде я шептал Теилим, прикрывая рот, чтобы меня не заметили… И везде я слушал объяснения моего гида, которые не имели ничего общего с истиной. Так он мне надоел за два дня — то ли гид, то ли соглядатай. А мне же к Котелю нужно! На третий день я отказался от его услуг и попробовал найти себе экскурсовода самостоятельно.
Мне повезло: в фотостудии у Шхемских Ворот удалось нанять молодого парня-армянина. Когда я у него спросил, что стоит посмотреть в Старом Городе, он сам произнес слова «Стена Плача», и я понял, что не ошибся в нём. Он повел меня вниз по старым улочкам, уверенно поворачивая то направо, то налево, буднично здороваясь со знакомыми, привычно сторонясь, заслышав шум мотора очередной легковушки, и рассказывая мне что-то про церкви и монастыри, мимо которых мы шли. Я пытался слушать, что он говорит, но сердце просто выпрыгивало у меня из груди, я не мог уловить ни слова. «Котель, Котель, я скоро увижу Котель!» — эта мысль полностью заглушала всё, происходящее вокруг.
И вот я увидел ее — Западную Стену Храма. Как назвать это чувство? Захватило дух? Сжалось сердце? Слезы подступили к горлу? Подкосились ноги? Нет, всё это внешнее, телесное… То, что творилось у меня внутри, невозможно описать: сумасшедшая радость, острая боль, страшное горе, яркая надежда… Ничего этого нельзя было показывать — вокруг меня были арабы, и я, еврей, находился здесь незаконно. Но было что-то, что я давно запланировал и был обязан сделать. Я понимал, что очень рискую, и всё же. Я поддел ткань рубашки на плече, у шва, — рубашка была старая, протертая, и разорвалась легко. Разрыв получился очень маленький — но все же это был разрыв, и моё ощущение траура нашло свое выражение — хотя бы в этой крошечной дырочке. Армянин покосился на меня. Он хотел что-то спросить — но не стал. Я вынул фотоаппарат и стал фотографировать Котель.
Не успел я и пяти раз щёлкнуть затвором, как ко мне с угрожающим видом подошел иорданский полицейский и потребовал прекратить фотографировать. Я тут же убрал фотоаппарат в рюкзак, но он не успокоился:
— Почему у вас рубашка порвана?
— Я недавно упал, напоролся на колючую проволоку…
— Евреи точно так же рвут одежду, когда приходят сюда, — с подозрением произнес полицейский. И тут армянин меня удивил:
— Я видел, как он падал. Смотрите, сколько у вас понатыкано колючей проволоки повсюду. Вам бы надо навести здесь порядок!
Было видно по глазам полицейского, что он не поверил ни мне, ни армянину, — но он не остановил нас, когда мы развернулись и пошли в сторону лестницы.
Я не спросил у моего гида, зачем он меня выгораживал, а он не спросил меня, как я, еврей, попал на территорию Иордании. Мы закончили экскурсию, я заплатил ему — и больше мы никогда не виделись. А потом…
Потом произошло то, ради чего, возможно, Вс-вышний направил меня в Старый Город именно в этот день, именно в этот час, именно по этой улице, и именно когда я был один. Я шел среди арабских лавочек. Специи, ковры, фрукты, сувениры — всё вперемешку. Мои глаза что-то искали, но тогда я еще не знал — что. Я интуитивно зашел в одну из лавочек и поздоровался с усатым хозяином лет шестидесяти. Он был в коричневой рубашке, длинном темном сюртуке и бордовой феске. Он представился именем Кандо.
— Что вас интересует? — спросил хозяин лавки.
— Разное… Древности, артефакты, — ответил я, не зная сам, что я хочу найти в этой арабской лавке. Может быть, старинную еврейскую лампаду или кувшин? Если повезет — подсвечник для субботних свечей, кружку для омовения рук или савивон… — Я бы хотел приобрести что-то особенное, не обычную сувенирную ерунду, понимаете? — сказал я многозначительно.
Хозяин молчал минуты три. Со стороны казалось, что он медитирует, так он был спокоен. Ни одна мысль ни отражалась на его лице. Потом он медленно встал и подошел к полке с книгами.
— Э-э-э, — промямлил я, — не думаю, что меня заинтересуют книги, даже если они старинные…
Араб совершенно проигнорировал мои слова, взял с полки увесистый том и водрузил его на прилавок. Бегло проведя пальцем по обрезу книги и, видимо, нащупав закладку, он точным движением открыл книгу где-то в середине. Я уставился на открывшуюся страницу, но все еще не понимал, что он собирался мне продать. Тогда торговец, не глядя на меня, вынул из кармана пинцет, ухватил им какой-то маленький кусочек то ли бумаги, то ли ткани со страницы тома и протянул его мне.
Я впился глазами в желтоватую тряпицу — на ней был какой-то рукописный текст на иврите! Не может быть! Неужели это?.. Буквально позавчера я видел что-то подобное в Палестинском археологическом музее — это были фрагменты знаменитых Свитков Мертвого Моря. Я продолжал вглядываться в кусочек пергамента и всё больше убеждался в том, что он действительно может оказаться частью одной из бесценных Кумранских рукописей. Помня о неписаных законах восточного рынка, я всеми силами старался не показывать торговцу свои эмоции.
— Сколько? — неторопливо спросил я.
— Одна тысяча динаров, — ответил тот. Тысяча динаров — это была совсем немаленькая сумма, на тот момент — около 2800 долларов. При желании, я мог найти тысячу динаров, но… Это было дерзкое путешествие, и пока удача меня сопровождала повсюду, так почему бы не попытать счастья еще раз?
— Это совсем небольшой фрагмент. Сколько тут — сантиметров семь на три? Нет, я хочу приобрести всю рукопись целиком.
Кандо холодно засмеялся, щуря глаза:
— Не беспокойтесь, я могу достать вам всю рукопись.
Его смех меня сбивал, мне и так было сложно изображать спокойствие. Я собрался, помолчал и тихо, с расстановкой, произнес:
— Сколько за всю рукопись?
— Один миллион динаров.
— Где мы можем совершить сделку?
— В Лондоне.
Мы обменялись контактами, и я вышел из лавки. Полное имя этого человека было: Халиль Искандер Шахин. Это был очень известный перекупщик древностей из Вифлеема, и три из самых первых найденных рукописей Мертвого моря были куплены у него! Но это было двадцать лет назад, и я не мог догадываться, что он всё еще хранит у себя манускрипты…
* * *
Я чувствовал, что уже возбудил достаточно подозрений своим странным поведением, и надо мне убираться из Иордании, да поскорее. Я никогда не был разведчиком и не читал книг про шпионов, но даже мне было понятно, что лучше срочно заказать такси в аэропорт и ночевать там на полу в ожидании любого рейса, чем пробовать вернуться в Израиль пешком через КПП. Первый утренний рейс был в Бейрут, на него я и купил билет. Из Бейрута я полетел на Кипр, а уже оттуда — в Израиль.
В Израиле я не терял времени даром. Не стоит приводить всех подробностей, но далее события развивались следующим образом. Я рассказал о рукописи знакомому продавцу антиквариатом, державшему магазинчик недалеко от гостиницы Кинг Дэвид. Тот позвонил Моше Даяну, который был не только генералом, но и коллекционером. Через несколько недель, в ходе Шестидневной Войны, Иерусалим и Вифлеем были освобождены израильской армией.
Когда к Кандо домой, в Вифлеем, пришли два израильских разведчика, тот принял их очень приветливо и с улыбкой «признался», что знать ничего не знает ни о каких рукописях, что всё, что у него было, давным-давно уже в музее. И только когда его задержали и доставили в полицейский участок, после продолжительных торгов, он согласился продать рукопись Израилю за 105 тысяч долларов. В доме ассирийского перекупщика в Вифлееме, в тайнике под одной из плит пола в спальне, в простой картонной обувной коробке, лежал древний манускрипт — Храмовый Свиток!
Да, тот кусочек ткани, который Кандо предлагал мне купить за тысячу динаров, оказался фрагментом Храмового Свитка — одного из самых интересных и загадочных Свитков Мертвого моря, которые были написаны около двух тысяч лет назад евреями-сектантами общины «Яхад». Это была одна из многочисленных сект в Иудее накануне разрушения Иерусалимского Храма. Они покинули мир ради затворнической жизни в Кумранской пустыне, где писали, переписывали и сохранили в недоступных пещерах более девятисот рукописей, в том числе — и Храмовый Свиток, который сейчас занимает свое законное место в Музее Израиля.
* * *
Вот так закончилась эта детективная история. С прошествием лет я много размышлял о том, что произошло, и пришел к выводу, что исторические ценности не имеют никакого смысла, если они остаются просто музейными экспонатами. Люди ходят в музеи и узнают о том, как раньше жили евреи, но не задумываются, что можно и сейчас жить еврейской жизнью. Но как сделать так, чтобы экспонаты «заговорили» с нами и научили жить по-еврейски?
Рав Ицхак Зильбер,
из цикла «Беседы о Торе»
Итак, Яаков возвращается в родные края. Ему предстоит встреча с Эсавом. У Яакова есть все основания предполагать, что Эсав хочет его убить. Недельная глава «Ваишлах» («И послал») начинается с рассказа о том, как Яаков готовился к встрече с братом. Он сделал три вещи: собрал подарок, помолился Б-гу и снарядился к войне. И все эти три действия имели глубокий смысл. Начнем с третьего. Всех своих спутников, и скот, и верблюдов Яаков разбил на два отряда. Расчет у него был такой: если погибнет один отряд, то может спастись второй. Действие Яакова учит нас, что нельзя сосредоточивать все в одном месте...
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Борух Шлепаков
Праотец переживает страшную трагедию. Его дочь Дина становится жертвой притязаний Шхема. Почему же Яаков молчал, узнав о произошедшем?
Рав Реувен Пятигорский
По материалам газеты «Исток»
Рав Бенцион Зильбер
Яаков уходит от Лавана и возвращается на родину. Ему предстоит встретиться с Эсавом, что небезопасно, поскольку, как сообщили Яакову вестники, Эсав вышел ему навстречу с большим отрядом. Яаков отправляет Эсаву дары, на всякий случай готовится к бою, разбив свой лагерь на два стана, и просит Б-га о благополучном исходе встречи. Далее в главе говорится о разрушении города Шхема, о рождении у Рахели второго сына — Биньямина (двенадцатого сына Яакова), а также о смерти Рахели и Ицхака. В конце главы приводится родословная Эсава.
Рав Арье Кацин
Коментарии к недельной главе Льва Кацина
Исраэль Спектор,
из цикла «Врата востока»
Восточные истории, комментирующие недельную главу Торы.
Нахум Пурер,
из цикла «Краткие очерки на тему недельного раздела Торы»
Встреча с Эсавом, не забывшим давние обиды — продажу первородства и дерзкое похищение отцовского благословения, — не сулила Яакову ничего хорошего
Рав Шимшон Рефаэль Гирш,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
Дон Ицхак бен-Иегуда Абарбанель,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
Рав Зелиг Плискин,
из цикла «Если хочешь жить достойно»
В том случае, если мы получаем пользу, находясь в каком-то месте, надо быть благодарным и что-то для сделать в ответ. Что об этом думал раввин Хаим Шмулевич?
Рав Исроэль Зельман,
из цикла «Книга для изучения Торы»
Всякий, кто намеревается заниматься Торой и не работать, питаясь подаянием, оскверняет Имя Всевышнего, унижает Тору, гасит свет веры, причиняет зло себе и отбирает у себя жизнь мира грядущего