Кто спасет ребенка?

Сострадание против интеллекта

Если у кого-то в Краковском гетто был шанс пережить Катастрофу, так это у Авраама Шапиро. В свои 22 года он был сообразителен и находчив, его ум был отточен многолетним изучением Талмуда в ешиве, и его сложно было ввести в заблуждение.

Авраам понимал, что немцы хотят уничтожить всех евреев, поэтому предпринял всё, до чего мог додуматься, чтобы спасти своих немолодых родителей и себя самого. Он получил отлично подделанные документы на себя и родителей, где было указано, что они являются иностранными гражданами. Он построил и наполнил съестными припасами бункер в таком месте гетто, до которого сложно было добраться. Он добыл карту канализации и спланировал путь по ней — на тот случай, если гетто будет ликвидировано. Его сверхзадачей было — бежать в казавшуюся ему безопасной Венгрию.

Однажды, когда Авраам был дома один, постучала в дверь соседка. 18-летняя Хая Ривка приходила к Шапиро уже не первый раз, и снова ее маленький племянник Хаим был у нее на руках. Малышу было без малого два года, а он еще даже не умел сам сидеть. Родителей Хаима отправили в Треблинку. Хая Ривка знала, что у Шапиро есть документы об иностранном гражданстве, и понимала, что из всех обреченных евреев в гетто у Шапиро — самый лучший шанс спастись. Она несколько раз приходила к Шапиро, прося их взять ребенка с собой в безопасное место, но они отказывались — не хотели брать на себя ответственность, а вернее — обузу, которой наверняка будет ребенок…

Но в тот день — 11 марта 1943 года — всё было иначе. Хая Ривка получила уведомление о том, что ее депортируют в трудовой лагерь. Куда же ей деть ребенка? Она всё стояла на пороге, рыдая, умоляя, и ребенок тихо попискивал у нее на руках. «Я понимал, что взять этого ребенка было безумием, но сострадание пересилило…»

Когда родители Авраама вернулись домой и увидели маленького Хаима, они были в ужасе. Как он мог поступить так безрассудно и поставить под угрозу целых три жизни — ради одной? Авраам ответил, что ребенок теперь его, и либо они берут его с собой, либо все они останутся в обреченном гетто.

Первым делом Аврааму надо было подделать свидетельство о рождении Хаима, где его собственное имя будет стоять в графе «отец». Он знал раввина, у которого был официальный штамп, но где получить бланк? Каким-то образом Аврааму удалось одолжить на одну ночь пишущую машинку. Он никогда раньше не пользовался этим прибором, но просидев всю ночь, освоил науку набора, и к рассвету надежное свидетельство о рождении было готово. Он побежал к раввину, чтобы поставить печать. «В тот момент, — писал позже Авраам, — у Авраама Шапиро родился сын».

«Мы все вместе!»

Через два дня немцы ликвидировали Краковское гетто. Они собрали евреев на площади и стали распределять по группам: молодых — работать, стариков — в дома престарелых, детей — в детские дома. Авраам знал, что все это обман. «Я никогда не верил немцам, и всегда старался делать противоположное тому, что они говорили». Когда кто-то попытался забрать у него ребенка, Авраам только прижал малыша покрепче к себе: «Мы все вместе!»

В тот день он не мог добраться до бункера, заранее подготовленного с такой заботой: бункер был на той половине гетто, которая оказалась сейчас отделена колючей проволокой. Авраам передал ребенка матери и сказал родителям, чтобы они не двигались с места. Он найдет временное укрытие и вернется за ними.

После отчаянных поисков он обнаружил пустое здание со ступеньками, ведущими из вестибюля в подвал, и привел туда родителей с малышом. Авраам знал, что немцы будут обыскивать каждое здание и подвал, но Божественное Провидение было с ними. У кого-то в здании, видимо, засорилась канализация, сантехника они найти не смогли — и стали пользоваться вместо туалета большой бочкой. Бочка стояла на лестничной клетке. С большим усилием Аврааму удалось опрокинуть бочку, и экскременты залили ступени, ведущие в подвал, широким зловонным потоком. Авраам подумал, что брезгливые немцы не захотят пачкать свои сапоги ради парочки евреев.

В тот вечер они услышали, как немцы вошли в здание. По плану, они в этот момент должны были кормить Хаима, чтобы он точно не заплакал и не выдал всех. Но из еды у них была только сухая хала, а вода кончилась. Чтобы смягчить халу, Авраам и его родители стали быстро пережевывать халу, выплевывать кусочки и кормить ими малыша. А тем временем над их головами нацисты жаловались на вонь. Авраам оказался прав: немцы побрезговали спуститься в подвал.

На следующую ночь после ликвидации гетто Авраам планировал бежать через канализацию на «арийскую сторону» Кракова. Но с ребенком этот план был слишком рискован. Авраам слышал о евреях, которые бежали по канализационным трубам со своими детьми, и дети задохнулись по дороге. Нет, придется разработать другой план.

Авраам знал, что они не могут долго оставаться в подвале, и нужно было скорее добраться до подготовленного бункера. Но что же делать с забором из колючей проволоки? Из инструментов у Авраама был только перочинный нож, собственные силы и вера в успех. С помощью них ему удалось прорезать дыру в проволоке, и вскоре семья Шапиро, стараясь держаться как можно незаметнее, короткими перебежками по пустынным улицам, добралась до спасительного бункера.

Электричество в бункере было — это Авраам устроил заранее, отрезав электрические провода в своей квартире и подсоединив их в бункере. Но воды не было, и ее приходилось каждый день набирать из крана — а для этого подниматься наверх. Однажды Авраама поймали, а потом обнаружили и его родителей. Несмотря на их попытки объяснить, что они были иностранными гражданами, и что у них есть документы, всех троих взрослых и малыша Хаима забрали в тюрьму гестапо.

Костер любви

Счастье, что у отца Авраама был золотой портсигар! Они подкупили им нужного человека, и он выпустил их из тюрьмы. В бункер возвращаться не было смысла, и Шапиро пошли в ближайшую деревню, сняли там комнатку и затаились.

Это была осень 1943 года. Венгрия оставалась практически последней страной в Европе, где «окончательное решение» еще не было приведено в действие. Они наняли проводника, который проведет их через границу в Словакию, а оттуда в Венгрию.

На протяжении всего пути они питались сырым картофелем, который Авраам и его родители жевали, выплевывали и кормили Хаима этим «пюре». Вечером субботы, 28 октября, они были глубоко в лесу на польской стороне границы. Они ужасно устали, продрогли и боялись, что их поймают. Проводник внезапно объявил, что им придется провести ночь там, потому что пересечь границу в ту ночь невозможно, и не прибавив больше ни слова, растворился в темноте.

Шапиро начали устраиваться на ночлег. Авраам, который все это время нес Хаима, вдруг понял, что ребенок давно не издавал звуков и не двигался, а одежда, в которую он был завернут, отсырела. Он быстро развернул малыша и увидел, что ребенок был весь синий.

Дрожа от страха, Авраам лихорадочно начал собирать ветки для костра. Что могло быть менее рационально? Что лучше, чем костер, укажет на место нахождения беглецов? Но сострадание Авраама вновь победило его разум. Он держал ребенка как можно ближе к огню, поворачивая его из стороны в сторону, а его мать стояла на другой стороне костра, просушивая одежду.

Хаим постепенно розовел и начал двигаться. Авраам, который неоднократно сталкивался с опасностью для своей жизни на протяжении всех лет Катастрофы, будет помнить те минуты страха за жизнь ребенка как самые ужасные минуты войны.

Весь шабат они гадали — вернется ли их проводник. В субботу вечером, когда стемнело, он появился и, увидев свежее кострище, пришел в ярость от их безрассудства. Но это было дело прошлое, а сейчас было пора идти к границе.

Теперь уже Авраам взял простыню и привязал ребенка к груди, лицом к себе. Так он мог постоянно наблюдать за Хаимом и видеть, что с ним все в порядке. Зато теперь Авраам совершенно не видел, что у него под ногами, и постоянно спотыкался, наступая то на острые камни, то на коряги. К счастью, он только оторвал подошву ботинка и, привязав ее тряпками, продолжил путь. Через несколько часов они пересекли границу со Словакией.

«Ради блага ребенка…»

В конце концов беглецы добрались до Будапешта, и их поместили в лагерь беженцев. Еврейский работник, помогавший им устроиться, услышав, что у них с собой ребенок-сирота, предложил отдать его бездетной еврейской религиозной паре Шёнбрюн.

На этот раз интеллект и сострадание Авраама сошлись. Маленький Хаим, которому уже было два года, недоедал и болел, и до сих пор не мог даже сидеть сам. Авраам понимал, что ребенку нужен нормальный дом, где его будут кормить три раза в день и где он будет в безопасности. Хотя все они привязались к ребенку, делать было нечего, и Авраам отнес Хаима в дом Шёнбрюнов. Первое, что он увидел там — книжные шкафы, полные священных книг. Уверенный в том, что он делает то, что будет лучше всего для Хаима, Авраам передал малыша Шёнбрюнам.

Когда Авраам время от времени встречался с г-ном Шёнбрюном в синагоге и спрашивал о Хаиме, он получал лишь поверхностные ответы — и сделал вывод, что Шёнбрюны не хотели, чтобы Хаим знал что-либо о своем прошлом. «Я дистанцировался от этойсемьи, — писал Авраам, — ради блага ребенка».

19 марта 1944 года немцы оккупировали Венгрию. Субботним вечером два месяца спустя, Авраама и его отца арестовали прямо в синагоге. Их переводили с места на место, пока наконец не загрузили в вагон, направляющийся в Освенцим. Авраам не собирался сдаваться. Ножом, который он приобрел у старого сапожника, Авраам стал расширять крошечное окошко вагона. Когда поезд проезжал через Словакию, Авраам и его отец пролезли в окно и выпрыгнули из вагона.

Они провели остаток войны в Словакии, выдавая себя за местных. Как только Словакия была освобождена, они вернулись в Будапешт — туда, где почти год назад Авраам оставил свою мать. С замирающим сердцем он толкнул дверь, готовый ко всему… Мама сидела за столом и потихоньку ела кусочек мацы. Это был первый день Песаха, праздника свободы.

Коробка

Лишь однажды в послевоенном Будапеште Авраам увидел маленького Хаима. Ребенок шел (да, шел своими ногами!) по улице с няней. «Мои глаза наполнились слезами, — писал Авраам в своих мемуарах, — но я не подошел к ребенку».

Социалистическая Венгрия для религиозных евреев не была подходящим местом. Вскоре после войны Шёнбрюны уехали в Бельгию, затем в Канаду. В 1950-м году Авраам Шапиро женился и переехал в Израиль.

Но нити их жизней, сплетенные вместе состраданием, которое сильнее логики и даже сильнее любви к жизни, не были разорваны. Авраам постоянно следил за Хаимом, и случилось так, что тетя жены Хаима, которая жила в Хайфе, была близкой подругой жены Авраама.

Через пару лет после того, как Хаим женился, дядя рассказал ему, что где-то в Израиле живет еврей, который нес его из Польши в Венгрию и спас ему жизнь. Но и тогда Хаим не узнал имени своего благодетеля, который продолжал наблюдать за ним издалека.

В 1980 году, в возрасте 39 лет, Хаим привез свою семью в Израиль, чтобы отпраздновать бар-мицву сына. Тетя его жены послала ему сообщение, что имя еврея, который спас ему жизнь, — Авраам Шапиро, что ему 60 лет, он живет в Хайфе и готов встретиться с Хаимом.

В тот же день Хаим отправился в Хайфу. «Мы оба плакали и плакали, и говорили несколько часов напролет», — вспоминает Хаим. Та встреча стала началом дружбы между их двумя семьями. В течение последующих 27 лет Авраам посещал свадьбы всех детей Хаима, а Хаим присутствовал на свадьбах всех внуков Авраама. «Мы очень, очень близки, — пишет Хаим. — Я считаю его отцом, и он считает меня сыном».

Но почему Авраам не связался с Хаимом раньше? Почему ему потребовалось 35 лет, чтобы восстановить связь? Ответ, возможно, содержится в коробке. Перед тем, как расстаться в тот день в 1980-м году, Авраам вручил ему небольшую картонную коробочку: «Я ждал 35 лет, чтобы отдать тебе это».

Хаим открыл коробку и увидел, что она полна кусочков золота. Авраам объяснил, что эту коробку с золотом мать Хаима отдала своей младшей сестре Хае Ривке и поручила ей использовать ее, чтобы спасти жизнь своему единственному ребенку. Когда Авраам согласился забрать ребенка, Хая Ривка передала ему коробку.

Во время побега у семьи Шапиро уже не оставалось никаких собственных запасов золота. Авраам был вынужден использовать золото маленького Хаима. К тому времени, когда они добрались до Будапешта, от золота ничего не осталось. Это очень беспокоило Авраама: «Я сделал мицву, чтобы спасти жизнь, и не хотел продавать эту мицву ни за какое золото».

После войны, как только Авраам начал работать, он стал откладывать часть своей зарплаты каждую неделю и покупать золото. За 35 лет ему в конце концов удалось купить ровно столько, сколько он получил от Хаи Ривки.

Хаим отказался принять золото. Авраам пожертвовал его благотворительной организации в Израиле от имени Хаима Шёнбрюна.

Сострадание и разум не всегда идут рука об руку. Так неразумно — подвергать свою жизнь опасности ради совершенно чужого ребенка. Авраам Шапиро не видел для себя другого способа остаться человеком в самые бесчеловечные времена.