Волшебное прикосновение 11. «Не помучишься — не научишься»?

Этот вопрос может быть задан, только если предположить существование такого понятия, как «Реальный мир» — некой универсальной социальной реальности, в которой, кроме всего прочего, для оптимального личностного роста необходимо определенное количество душевной боли.

На самом деле, «Реальный мир» — это субъективная концепция, которая определяется той степенью риска, физического и эмоционального, с которой сопряжен образ жизни конкретного индивидуума. Точно так же, как мы склонны считать фанатиком каждого, кто более религиозен, чем мы сами, и еретиком — каждого, кто религиозен менее, наше понимание «Реального мира» вертится вокруг нашей личной реальности. Например, если вы выросли в обычной семье среднего класса, то вы относитесь к жизни в Гарлеме как к эпизодам из фильмов ужасов, а относительно старомодные группы людей, например, амишей (общину консервативных протестантов в США), полагаете живущими в искусственном пузыре. Ваш же образ жизни, разумеется, — самый естественный и нормальный. В то же время, подросток из Гарлема считает, что ваша жизнь не более реалистична, чем жизнь младенца в манеже, а в мире амишей к вашему обществу относятся с той же опаской, как вы — к Гарлему.

Каждое общество, основываясь на своих ценностях, создает свою собственную социальную реальность. Культура, которая ценит, к примеру, искушенность, обучение методом проб и ошибок, и переживание эмоциональной боли как путь к взрослости, создаст один вид существования для своих членов. Культура, которая ценит невинность, не видит смысла обязательно учиться именно на собственных ошибках, и относится к эмоциональной боли очень серьезно, создаст совершенно другой вид реальности. Дело не в том, что существует объективный «реальный мир», а в том, из чего данная социальная группа хочет составить свой «реальный мир». Соответственно, решающий вопрос не в том, какое созданное человеком существование более «реально», а какое больше способствует эмоциональному здоровью и счастью.

Следовательно, мы должны одинаково скептически относиться к любым заявлениям по поводу того, сколько и какой боли нужно человеку испытать в жизни. Это определение будет в любом случае столь же субъективным. В то время как вы, несомненно, рассматриваете страдания гарлемского подростка как ненужные, он, вероятно, сомневается, повзрослеете ли вы когда-либо, находясь в своем маленьком коконе. В то же самое время, представитель общины амишей может жалеть вас из-за всего того, через что заставляет вас пройти ваше общество, а вы не можете себе представить, как их отшельнический стиль жизни не останавливает их личностного роста.

Так что мы должны спросить себя: откуда мы знаем, что боль, сопровождающая секулярную жизнь, так уж необходима?

Конечно, каждый раз, когда я представляю этот вопрос светским слушателям моих лекций, они выскакивают на защиту системы. «Я бы никогда не стал тем, кем являюсь сегодня, если бы не пережил страдания в жизни, — на разные лады звучит рефреном. — Я получил пользу от всего, через что прошел».

Я не спорю с утверждением, что человек (как мы надеемся) учится и растет через страдания. Я спорю с той мыслью, что вследствие этого человек должен ставить себя в ситуации, которые с большой вероятностью принесут боль. Если бы меня сбил трамвай, и я должна была бы провести целый год в гипсе с головы до ног, я приобрела бы несравненное понимание хрупкости и ранимости человеческого тела. Это не значит, что я завтра выйду и встану на пути, ожидая первого утреннего трамвая.

Все выученное через страдание имеет свою цену: неизбежное и зачастую постоянное повреждение тела или — что гораздо хуже — сердца. В большинстве случаев, мы не можем предвидеть, какой будет цена, и стоит ли ее платить, особенно, когда речь идет о наших эмоциях. Слишком часто цена намного превышает пользу.

К примеру, я предполагаю, что даже самая либерально настроенная мать не предложит своей дочери стать проституткой для приобретения полезного жизненного опыта. А если такая мать узнает, что ее дочь уже удачно подвизается в этой отрасли, она не ограничится простым вздохом: «Ну, я думаю, это все часть процесса взросления». Крайнее падение, заключающееся в проституции, перевешивает все ее «образовательное» значение.

Ясно, что не все ситуации столь очевидны. Но именно здесь мы должны быть очень осторожны. Мы говорили об эмоциональной цене разбитых отношений в терминах падения чувствительности и отчаяния. Когда мы участвуем в отношениях, которые выглядят безвредными, но должны будут закончиться, достаточно ли мы мудры, чтобы знать, что после них станем лучше, а не хуже?

Для еврейского ума, который чтит чувствительность и эмоциональную целостность, многие секулярные «полезные для жизненного опыта переживания» совсем не так хороши, как их превозносят. Они могут развлекать и приносить временное удовлетворение, но, в конечном счете, «овчинка не стоит выделки». Поэтому еврейский закон защищает своих последователей от многих страданий светского мира. Б-г позаботится о том, чтобы мы все прошли через боль, которая необходима нам для развития, — не больше и не меньше, — и нам не нужно специально искать ее.

Подход иудаизма к отношениям не связан со сверх-опекой и избыточной защитой. Он просто более разумен. Что объясняет, почему все больше людей делают еврейский мир своим «реальным миром».

Из книги «Волшебное прикосновение», вышедшей в издательстве «Мишпаха кеалаха»

Мы выражаем признательность издательству «Мишпаха кеалаха» и лично р. Аврааму Гевицману за любезное разрешение опубликовать отрывки из книги

Книгу можно приобрести в магазине «Толдот Йешурун».