Из цикла «Свеча на снегу», темы: Хасидские рассказы, Бааль Шем Тов, Эзра Ховкин
Это истории про Исройлика. Так его звали в детстве, когда он бродил по украинским полям и лесам, не страшась ни зверя, ни человека. Так его звали в юности, когда в старом кафтане и дырявых сапогах он шел из местечка в местечко, заводя дружбу с сапожниками и мудрецами Торы, с цепкими купцами и тайными праведниками. Потом он раскрыл перед всем миром свет своей души. Тогда его стали называть рабби Исроэль Баал-Шем-Тов, что означает «владеющий именем», то есть чудотворец, знаток тайных имен Творца.
От него вспыхнуло и разнеслось по свету движение хасидизма. Хасид — это праведный, несущий в мир добро. Тот, кто всю жизнь учится любить Всевышнего и любить людей. Это занятие всегда было трудным, таким осталось и теперь.
Что ж, читая истории про Бешта, мы тоже немного поучимся в его хедере. Может, найдем эту еврейскую тайну, которую, сколько ни грабь еврея, все равно у него не отнимешь.
Лет триста тому назад в местечке Окуп в Подолии жили два человека: реб Элиэзер и его жена Сара. Детей у них не было, и возраст был уже таков, что они потеряли всякую надежду. Реб Элиэзер славился своим гостеприимством. Каждую субботу за его стол садились двадцать, а то и тридцать человек гостей. Теплый свет своей души, не доставшийся собственному потомству, Элиэзер и Сара отдавали теперь случайным путникам, бродячим ремесленникам, торговцам вразнос, которых судьба заносила под кровлю их дома.
Однажды в субботу, после полудня, появился в их местечке еврей с посохом в руках и мешком за плечами. Он постучался в дверь реб Элиэзера, когда тот уже сидел за субботней трапезой, окруженный многочисленными гостями. Появление незнакомца вызвало много вопросов. Откуда взялся этот еврей? Неужели он нарушил запрет переносить вещи в субботу? Но реб Элиэзер не стал об этом допытываться, а лишь спросил незнакомца, успел ли он произнести Кидуш — освящение субботнего дня над стаканом вина. Тот ответил, что нет. Тогда реб Элиэзер дал ему вина, дал хлеба, показал, где можно сделать омовение рук, и усадил за стол вместе со всеми.
Прочие гости, однако, стали роптать. Было им обидно сидеть рядом с нарушителем субботы. Они шептали реб Элиэзеру, что доброта добротою, но грешникам, однако, нельзя потакать. Надо как следует допросить этого странника, и если выяснится, что он согрешил, тогда стоит прогнать его без всякой жалости.
Реб Элиэзер ничего им не ответил. Он вышел в соседнюю комнату и заплакал. Он бы плакал долго, но тут вспомнилось ему, что новому гостю не очень приятно сидеть за столом без хозяина, ловя на себе враждебные взгляды. И реб Элиэзер вернулся и стал ухаживать за этим человеком с еще большей заботой. И никаких вопросов ему не задавал.
Посетитель был из дальних краев и, судя по виду, бедняк. Реб Элиэзер уговорил его заночевать, приготовил теплую и мягкую постель в спокойном месте. А наутро, в первый день новой недели, гость собрался в дорогу, и хозяин вышел проводить его к воротам.
Странник повернулся к нему и сказал:
— Знай, что я пророк Элияу. Я был послан испытать тебя и проверить, как ты принимаешь гостей…
Реб Элиэзер молчал, не в силах вымолвить ни слова. Странник добавил:
— Ты выдержал испытание. Мне приказано передать, что в награду за твое гостеприимство у тебя родится сын. Когда ему исполнится два с половиной года, передай ему от меня вот что…
Гость прошептал хозяину несколько слов и исчез.
У Элиэзера и Сары на удивление всему свету родился сын. Ему дали имя Исроэль.
«Они женятся в двенадцать лет, на войнах не гибнут, от воздуха не мрут — вот и расплодились…» (Нееврей о евреях Польши)
Недолго они жили вместе — пожилые супруги и маленький мальчик. Однажды реб Элиэзер почувствовал, что душа его должна оставить этот мир. Тогда он позвал к постели сына и сказал несколько слов — может, те самые, что прошептал ему когда-то пророк Элияу:
— Исройлик, не бойся никого и ничего на свете, кроме Творца. И люби каждого еврея, какой бы он ни был…
Исройлик потерял отца. А через полгода скончалась мать. Пятилетний мальчик остался один на свете. Евреи из местечка Окуп взяли над ним опеку — платили за него меламеду в хедере, кормили его по очереди.
Только — вот беда — он не очень их слушался.
Исройлик не был шалуном. Не был злым. Но он принадлежал к редкой породе детей, которые мало говорят и много думают. После хедера он не шел домой, чтобы отведать каши или блинов, приготовленных чужой еврейской мамой, а убегал в поле или в лес. Там он бродил, смотрел, повторял наизусть то, что выучил за день в хедере.
Иногда он даже оставался ночевать в лесу — и это уже было совсем странно и страшно: ведь там водились звери, разбойники, нечистая сила. Но он не боялся, как и завещал ему отец. Он даже не боялся, что кто-то плохо о нем подумает. Поэтому, когда учитель спрашивал урок, Исройлик мог промолчать раз-другой, заработав славу неуча. Эта слава тянулась тонкой ниточкой за ним всю жизнь. Даже когда он стал известным мудрецом и чудотворцем.
Жители местечка Окуп привыкли к странному мальчику, который уходит в поля-луга, когда захочет, и возвращается, когда надумает. Решили они про себя, что со временем из этого сироты получится приличный нищий, в лучшем случае — пастух мелкого скота. А если женить его удачно на одноглазой вдове, то, может, даже возвысится парень и станет шамесом при синагоге: зажигать свечи, гасить свечи, махать метлой, греметь ключами…
И про нас с вами тоже многие думают так.
Но рассказ о другом. Недотепа Исройлик еще долго будет гулять по Украине, появляясь то в одном местечке, то в другом городке. Сейчас он работает помощником меламеда, а завтра будет держать корчму или копать глину в лесистых оврагах, продавая ее печникам и горшечникам. Но это внешняя одежда его души, как затертая надпись в старом паспорте.
В тот момент, когда Исройлику исполнилось семь лет, ему предстояло нырнуть в глубину. В тайный мир еврейских душ, где ни оврагов тебе, ни грязи вечной у плетня, а море синее, и рыбы плавают по нему, чешуей сверкая и прошивая волну насквозь.
Началось с того, что Исройлик, помолившись спозаранку вместе с самым ранним миньяном, вместо хедера отправился в лес. Мальчик услышал в чаще чей-то голос и, раздвигая ветки, пошел на него. Голос принадлежал еврею, который стоял на поляне, завернувшись в талес, и молился так жарко и «из души», что Исройлик замер и стал слушать, потому что ничего подобного прежде не встречал.
Спустя какое-то время незнакомец закончил молитву и стал учить Тору, получая, видимо, от этого огромное наслаждение. Потом он сложил вещи в мешок и собрался продолжать свой путь. Исройлик вышел ему навстречу.
— Как такой маленький мальчик не боится бродить один в глухом лесу? — спросил незнакомец. Исройлик ответил:
— Я люблю лес и поле, потому что здесь не водятся лжецы и обманщики. И потом, я ведь сирота, а отец сказал мне перед смертью: «Не бойся никого и ничего, кроме Творца». Вот я и не боюсь.
— А, так ты, наверное, сын реб Элиэзера? — сказал незнакомец. И он достал из мешка том Талмуда и стал учиться вместе с мальчиком. А потом загадочный еврей (сколько их еще будет в нашей истории!) взял в руки посох и позвал Исройли-ка с собой. Куда они идут, незнакомец не говорил, а мальчик не спрашивал.
Они бродили вместе три года, обойдя полсвета. Мальчик приметил в своем спутнике несколько странностей. Например, он так и не назвал своего имени. И еще: он никогда не просил подаяния, но у него всегда были в кармане деньги, чтобы расплатиться за скромную пищу и ночлег для них обоих. Каждый день — дождь ли, снег ли — у них был урок Торы.
Когда миновали три года, таинственный поезд судьбы, скользя по невидимым рельсам, привез Исройлика к следующей станции. Однажды, остановившись передохнуть в маленькой деревушке, его спутник сказал:
— Недалеко отсюда, в лесном домике, живет очень ученый и Б-гобоязненный еврей, реб Меир. Он ведет жизнь простого ремесленника, кем его и считают окружающие. Ты должен будешь у него пожить какое-то время…
На том их пути разошлись, Исройлик стал жить у реб Меира, который совсем не удивился его появлению. Довольно скоро Исройлик понял, что реб Меир — цадик и гаон, был членом тайного союзанистарим, скрытых праведников. Эти люди, приняв личину еврея из толпы, сапожника или торговца вразнос, без устали передвигались по Польше и Украине, наставляя евреев и помогая им в беде.
Дом в лесу был перекрестком, тайным местом встреч скрытых праведников. Исройлик увидал там много чудесного. И даже пророка Элияу.
До четырнадцати лет Исройлик жил у реб Меира, каждый день подолгу занимаясь Торой с хозяином дома.
Если друг ваш отправляется в далекий путь, и вы хотите, чтобы его путешествие закончилось успешно, подарите ему монету и попросите, чтобы он отдал ее в том городе, куда должен прибыть, какому-нибудь бедняку. Тогда он становится «посланником мицвы», а такие люди пользуются особой защитой Всевышнего.
Выходить в дорогу лучше на рассвете, когда большинство людей еще спит. Это время Милости, время хороших начал.
Если вы устали в пути и вас мучит жажда, не пейте сразу, когда придете на место отдыха. Нужно прежде смочить запястья, там, где пульс, холодной водой.
В каждом городе свой особый воздух, и пришельцу издалека он может навредить. Есть средство простое и надежное: отведать немного лука. А если случится вам заночевать в открытом поле, стоит повесить на шею связку чеснока.
Мы не знаем, когда Исройлик стал членом союза нистарим. Вероятней всего, очень рано. Ему еще нет шестнадцати, а он уже один, с посохом в руке, топчет пыль проселочных дорог, выполняя поручения этого союза. К тому времени у него были обширные познания в Кабале, и он уже молился по-особому, соединяя тайные имена Всевышнего, чтобы привлечь новые потоки добра и света в наш мир.
Однажды во время своих странствий Исройлик оказался в маленькой деревушке и нашел себе ночлег в еврейской корчме. Ее хозяин Аарон-Шломо был человеком со страхом Б-жьим в сердце, хотя и неученый. Читал он еле-еле, слова молитвы разбирал с трудом. Любимой присказкой его на все случаи жизни было: «Благословен Он на веки вечные…»
Жена корчмаря Злата-Ривка была ему под стать. Она любила повторять: «Благословенно Его святое Имя…»
Простые эти люди с радостью приютили у себя еврейского парня-недотепу, каким Исройлик казался. Было это 18 Элула, в день его рождения. Согласно обычаю, день рождения нужно проводить в уединении, в поле, размышляя и читая Псалмы Давида.
Так и поступил Исройлик. Он шептал святые песни Давида среди украинских подсолнухов, кивавших ему желтыми головами из-за плетня. В это время он увидел пророка Элияу. Пророк смотрел на него и улыбался. Исройлик говорил потом, что тайну этой улыбки он так и не смог разгадать.
Удивительный наш юноша и раньше встречал пророка. Но тогда Элияу приходил к его учителям, скрытым праведникам. А сейчас он впервые открылся Исройлику. Самому. Одному.
Пророк сказал Исройлику:
— Там, Наверху, известно, каких усилий тебе стоит соединить имена Всевышнего во время молитвы и чтения Псалмов. Это серьезная работа, и она приносит хорошие плоды. А корчмарь Аарон-Шломо не знает этих тайн. Но когда он говорит свое «Благословен Он на веки вечные», то тогда тоже происходит единение тайных имен и такое, что все Небеса поют от радости. И то же можно сказать о словах его жены Златы-Ривки…
Пророк открыл Исройлику, какую радость доставляют Всевышнему благословения простых людей, особенно когда они произносят эти благословения постоянно, и в час беды, и в час радости. Значит, души их постоянно стремятся к Творцу…
Здесь Исройлик кое-что понял. Что-то важное и на всю жизнь. Он приобрел привычку расспрашивать евреев о делах, о детишках, о хозяйстве. И слышал в ответ: «Барух Ашем»… «Благословенно Его Имя»…
Со стороны казалось — бездельник в стоптанных сапогах остановился у забора почесать языком. А на самом деле это была чистая Кабала. Правда, без заклинаний. Кабала сердца.
Когда Исройлику исполнилось 18 лет, он предложил своим друзьям по братству скрытых праведников новый план: проследить за тем, чтобы в каждом еврейском местечке у детей были хорошие учителя. И если таких нельзя сыскать, то самим занимать их место.
Говорят наши мудрецы: тот, кто прочитал приказ, обязан его исполнить. С той поры Исройлик стал бродячим меламедом, предлагая свои услуги то в одном, то в другом местечке и выбирая при этом места самые глухие, неудачливые, бедные. Он и сам носил маску неудачника — в кафтане порванном и кое-где зашитом, с застенчивой улыбкой и мечтой в глазах — обычный облик еврейского фантазера.
Чаще всего ему предлагали работать багелфером — помощником меламеда. Исройлик собирал по домам сонную малышню и приводил их в хедер. Произносил с ними утренние благословения и «Шма»,и вытирал носы, и рассказывал разные истории, и катал их на плечах без устали. А потом, на закате, он собирал детей, и разводил их по домам, и на прощанье опять читал с ними «Шма» — на сон грядущий. Иногда он клал ребенку руку на грудь и говорил:
— Будь теплым евреем!
Мальчишки удивлялись: как будто есть холодные евреи… Но Исройлик очень хорошо знал, что есть. Что каждый из нас может таким стать, если не остеречься вовремя.
Много времени спустя, когда среди учеников Исройлика числились знаменитые раввины, хасиды, праведники, он рассказывал им, что работал в юности помощником меламеда и что это было самое счастливое время в его жизни.
Ученики ему верили.
(Из дневника волынского помещика, жившего в 18 веке)
«5 января. Арендатор Гершко не уплатил мне еще с прошлого срока 91 талер. Вчера я приказал заковать его и запереть со свиньями… Младшего его сына Лейзю взял на мызу и приказал учить его катехизису с молитвами. Очень способный мальчик. Я намерен окрестить его, и епископ обещал приехать ко мне к этому акту и приготовить его душу. Лейзя сначала не хотел делать крестного знамения и повторять наши молитвы, но управляющий высек его, и сегодня он уже ел свинину…»
Дальше в дневнике говорится, что приехали евреи из Бердичева, уплатили за Гершко 91 талер, а также подарили пану голову сахара и десять фунтов кофе и упросили отпустить мальчика.
Как-то раз Исройлик устроился в одном местечке помощником меламеда. Он собирал детей по домам, вел их в хедер, следил, чтобы они не считали гусей, а повторяли прилежно вслед за учителем:
— Комац Алеф — О! Комац Бейс — Бо!
А еще Исройлик приводил детей в синагогу, и они, слушая молитвы взрослых, кричали звонко:
— Амен! Да благословится Его Святое Имя!
Исройлик знал, как важно, чтобы в синагоге звучали детские голоса, потому что в дыхании детей, в отличие от взрослых, нет греха…
Чем выше поднимались эти голоса, тем громче они звучали. Души праведников прислушивались к ним и говорили, что говор учеников Исройлика напоминает им песню левитов в Храме.
Пришел также и черный ангел послушать. Послушал и забеспокоился. Если Исройлик будет продолжать в том же духе, то Машиах придет раньше срока, исчезнет зло и он, собиратель грехов, останется без работы.
Тут же заказал себе черный ангел командировку в наш мир, оделся в тело колдуна, а колдун превратился в зверя-чудовище, которое местные жители называли волколак.
И вот однажды, когда Исройлик шел с учениками через лес, громко повторяя утренние благословения, волколак выскочил из чащи и бросился на них. Дети побежали назад, попрятались в домах, и некоторые даже заболели от страха.
Несколько дней родители боялись посылать мальчиков в хедер из-за страшной твари, которая завелась в чаще. Вспомнил, однако, Исройлик слова свого отца, который наказал ему не бояться никого на свете, кроме Того, Кто этот свет создал. Тогда уговорил он родителей, чтобы снова отдали детей под его защиту, выстрогал себе крепкую дубину и отправился с малышами в хедер. Лишь только дорога завернула в лес, как волколак вновь выскочил им навстречу. Но Исройлик, ни капли не боясь, изо всех сил хватил его дубиной по голове. Волколак шмякнулся мохнатой тушей о землю, а назавтра люди, проходя через то место, увидели на траве тело мертвого колдуна.
А дети продолжали кричать:
— Амен! Комац Алеф — О!
И ангелы плакали от счастья, и души праведников шептали:
— Мы слышим, как поют левиты в Храме…
А Исройлик ходил в драном кафтане, заплата на заплате.
Нe просто так, не случайно дали ему имя Исроэль. Этому человеку было суждено пережить все, что пережил его народ, да и каждый еврей поодиночке. В том числе попреки, непонимание. Ох, как же этот таинственный юноша был смешон порою, как неуклюж! И ругали его, и выгоняли его, и показывали на него пальцем. А он улыбался в ответ и совсем не старался кому-то понравиться. Жил как умел, шел не оборачиваясь.
Еврейская душа похожа на звезду за тучами. В нее не верят, а она светит.
«Неверные евреи лишили нас и прочих купцов почти всех источников пропитания. Они овладели торговлей, проникли в местечки и села, не оставили христианам ничего». (Из жалобы жителей города Львова)
Жил в городке Китов зажиточный еврей по имени реб Авраам. Сын его, рабби Гершон, был раввином в городе Броды, а у дочери судьба не сложилась: она развелась с мужем и теперь опять жила вместе с отцом.
Однажды в местечке повстречал реб Авраам старого знакомого, с которым у него был давний спор по поводу какой-то купли-продажи. Встретившись, они вновь стали выяснять, кто кому сколько должен. Но скоро поняли, что без судьи им в этом деле не разобраться.
— Делать нечего, надо ехать в город к раввину, — вздохнул реб Авраам.
— Нет в этом нужды, — ответил приятель. — У нас в местечке живет один меламед. Он не только знает назубок все законы, он еще умеет объяснить каждому, в чем тот прав, а в чем нет. И самое удивительное, что его решением все остаются довольны, даже те, кто проиграл в споре.
Реб Авраам согласился навестить этого необычного меламеда. Так он познакомился с Исройликом. Дырявый кафтан его не напугал — меламедам по рангу полагалась такая форма одежды. А знания и острота мысли нового знакомого были поразительны! Исройлик без труда распутал старый денежный спор и объяснил свое решение настолько ясно, что ни у одной из сторон не осталось и тени сомнений. Чем больше длилась их беседа, тем чаще повторял себе реб Авраам: «Вот подходящий жених для моей дочери…»
Реб Авраам навел о новом знакомом справки и узнал, что тот не женат. Тогда он навестил Исройлика снова и сказал ему такие слова:
— Я слышал краем уха, что вашей чести нужна жена. Может, подойдет в супруги моя дочь?
Этой дочери Исройлик никогда в жизни не видел. Но тогда евреи обладали искусством, глядя на отцов и братьев, определять, о какого рода девушке идет речь.
Поэтому ответил меламед реб Аврааму почти без раздумий:
— Что ж, хорошее предложение. Только есть у меня просьба. Здешние жители очень полюбили меня и требуют, чтобы я взял себе жену только из этих мест. Не хочется мне их огорчать. Давайте сделаем так: напишем сейчас тноим — договор о будущем браке, а потом, когда здесь закончится срок моей службы, я приеду к вам, и мы поставим хупу в добрый час…
Реб Авраам был согласен. Исройлик добавил:
— И еще одно: дочь ваша выходит замуж за меня, а не за мои знания или за мою мудрость… Поэтому не нужно называть меня в договоре ни раввином, ни мудрецом… А просто — Исроэль, сын реб Элиэзера…
Реб Авраам согласился и на это. Договор в добрый час они написали, подписи были поставлены. Реб Авраам отправился домой. По дороге он заболел и вскоре по приезде скончался. Разбирая бумаги отца, его сын, рабби Гершон, обнаружил странный документ, из которого явствовало, что отец просватал свою дочь за какого-то еврея по имени Исроэль. Кто он такой, в договоре не значилось.
Пожимая плечами, рабби Гершон рассказал о странном документе своей сестре. Она ответила:
— Тот, кто понравился моему отцу, тот и мне должен понравиться…
Если хочешь, чтобы тебя уважали люди, уважай Тору. Любой человек может целовать свиток Торы, поднимать и нести его. А если он мудрец, то в страхе и благоговении пусть изучает в ней каждую букву и каждый значок, открывая себе и другим, что нет в Торе недостатка или излишества, что все полно глубочайшего смысла.
Помогать тем, кто изучает Тору, — это тоже означает уважать ее.
Закончился срок службы Исройлика меламедом, и, несмотря на уговоры, он заявил, что не может больше оставаться в этом месте, и отправился в путь.
После смерти отца его невеста жила у брата, рабби Гершона, в городе Броды. Евреи там славились своей ученостью. В Бродах находился знаменитый клойз — место, где полтора десятка ученых-отшельников день и ночь учили Тору, навещая свои семьи только по субботам. Быть бедным в Бродах допускалось, быть неучем считалось позором.
По причинам нам неведомым Исройлик оделся так, чтобы совсем не походить на здешних жителей, рискуя не очень им понравиться. Вместо длиннополого кафтана, требующего походки неспешной, пробуждающего мысли степенные, нацепил Исройлик короткий полушубок и подпоясался широким кушаком, как принято у разных панских прислужников, всяких писарей да егерей. Или у еврейских извозчиков-балагол, которые не всегда отличались трезвым поведением.
В таком виде появился он в доме рабби Гершона. Брат его невесты в полном блеске своей раввинской учености разбирал какой-то заковыристый еврейский спор. Увидев Исройлика, стоявшего у порога, он решил, что это какой-то бродяга пришел просить подаяния. Но Исройлик отвел его руку с медяком и сказал:
— Нет, у меня к вам секретное дело.
Когда они оказались наедине, Исройлик достал копию той бумаги, которую рабби Гершон нашел в вещах своего отца, и заявил:
— Дайте мне мою жену. Я пришел за нею.
От возможности приобрести такого родственника рабби Гершон пришел в сильный трепет. Он поспешил на женскую половину, описал сестре вид и повадки Исройлика и воскликнул в большом волнении:
— Да что же это покойный отец придумал на нашу голову, благословенна его память?! Ответила на это сестра:
— Если отец решил так, то наверняка хотел он мне добра, и нечего тут рассуждать. Может, Всевышний повернет все к лучшему и у нас родятся дети, каких поискать…
Рабби Гершон попробовал переубедить сестру, но ничего у него не вышло. Тогда, делать нечего, начались в доме приготовления к хупе. Незадолго до брачного обряда Исройлик заявил, что ему нужно переговорить с будущей супругой. Он сказал ей:
— Я не тот, за кого себя выдаю. Сейчас я раскажу тебе, кто я, но об этом никто не должен знать. И запомни — нам предстоят большие трудности…
Что ж, еврейскую женщину этим нельзя было удивить. Ни тогда, ни сейчас.
«В этих провинциях /на Украине — прим. ред./ встречается большое количество евреев; они здесь не внушают презрения, как в других местах. Они не перебиваются здесь постыдными заработками, ростовщичеством и исполнением всевозможных поручений, хотя и не отказываются от такого рода прибыли; владеют землей, занимаются торговлей и посвящают себя даже изучению изящной словесности, медицины и астрологии. Они почти повсюду держат на откупе таможенный и провозной сбор. Они довольно состоятельны и не только принадлежат к числу уважаемых людей, но даже имеют таковых под своей властью. Они не носят никакого знака, отличающего их от христиан. Им разрешается даже носить саблю и быть вооруженными. Наконец, они пользуются правами прочих граждан…» (Из путевых записок кардинала Коммендони)
Поскольку у Исройлика не было ни кола ни двора, то рабби Гершон, заботясь о сестре, поселил молодую пару у себя в доме. Это было делом весьма мучительным, поскольку рабби Гершону и по знаниям его, и по званию полагались ученые родственники. Пусть бедные, но с головою.
Голова у Исройлика была, но ничего из того, чему ученый родич хотел научить его, туда как будто не влезало. Таких называют у евреев ам аарец — неуч. Рабби Гершон старался изо всех сил. Новый родственник смотрел на него сочувственно, повторял слова прилежно, но ни понять, ни запомнить ничего не мог. У рабби Гершона опускались руки. Он сказал сестре:
— Твой муж…
А закончить фразу не смог, да и так понятно было.
И тут мы могли бы спросить: зачем Исройлик его дурачил? Самый простой ответ заключался в том, что члены союза нистарим строго хранили свою тайну, надевая личину людей простых, неученых.
Но не только в этом дело. Исройлик по природе своей не переносил человеческой гордости. А этого добра у рабби Гершона, как у многих ученых людей, хватало. И вот Исройлик втайне, своим особым образом воспитывал его.
Как? Откуда мы знаем… Рассказывают, что однажды рабби Гершон сделал Исройлика своим кучером и, отправившись куда-то по делам, заснул в повозке. А когда он очнулся, то увидел, что Исройлик, видно зазевавшись, загнал упряжку в пруд, полный тины и грязи. И ни назад, ни вперед сдвинуть повозку уже нельзя — завязли.
Рабби Гершон сказал удалому кучеру:
— Эх…
Он подобрал полы раввинского своего кафтана, прыгнул в грязь и где ползком, где скачком выбрался на берег. А потом побежал в ближайшую деревню звать мужиков на выручку.
Что стало с его сапогами, с его шляпой, с его спокойными, мудрыми мыслями… А когда во главе бородатых людей с жердями в руках, словно какой-то глава разбойников, рабби Гершон приблизился к пруду, то увидел, что Исройлик спокойно едет на повозке ему навстречу.
— Да кто же тебя вытащил из грязи? — воскликнул рабби Гершон.
— Я стегнул разок лошадок, они и вышли сами без всякого труда, — объяснил Исройлик.
— Ни на что он не гож, — вздохнул рабби Гершон. — Не человек, а сплошная неудача…
С тем и поехали дальше. А те, кто читают эту историю, ломают голову, какой же урок собирался преподать Исройлик своему родственнику? Может, он хотел показать, что за своим животным началом еврей должен присматривать день и ночь — иначе заедет телега нашей жизни в такую грязь, что не выберемся… Или что животное начало тоже нужно заставить служить Творцу и тогда умеючи можно одним махом выбраться из любого житейского тупика… Что ж, поломайте голову и вы.
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Как строить и украшать сукку? Законы и обычаи.
Рав Шломо Ганцфрид,
из цикла «Избранные главы из «Кицур Шулхан Арух»»
Когда и как нужно находиться в Сукке (праздничном шалаше), чтобы выполнить заповедь? При каких условиях необходимо говорить при исполнении этой заповеди специальное благословение?
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Б-гобоязненный человек позаботится, чтобы за его столом каждый день сидел бедняк; он будет относиться к нему так, словно это один из праотцев, и подаст ему лучшие блюда, как подал бы их небесным гостям.
Арье Шерцер
В этот праздник евреи едят и пьют в шалашах, встречают гостей и учат Тору тоже в шалашах. Даже спать положено в шалаше
Рав Шломо Ганцфрид,
из цикла «Избранные главы из «Кицур Шулхан Арух»»
из книги "Кицур Шулхан Арух"
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Когда человек пребывает во временном жилище, под кровом Вс-вышнего, Шхина простирает над ним свои крылья, и Авраам и другие ушпизин находятся в суке вместе с ним.
Рав Шломо Ганцфрид,
из цикла «Кицур Шульхан Арух»
Избранные главы из алахического кодекса Кицур Шульхан Арух
Раби Моше Хаим Луццато РАМХАЛЬ,
из цикла «Дерех Ашем, «Путь Творца»»
Из книги "Дерех Ашем". Внутренний смысл праздников.
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Из Раамсеса — в Суккот
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Возвышенный урок упования на Всевышнего
Рав Шломо Ганцфрид,
из цикла «Кицур Шульхан Арух»
Избранные главы из алахического кодекса Кицур Шульхан Арух
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Тора предписывает жить в суке семь дней точно так же, как все остальное время человек живет в своем доме.