К событиям в Хевроне

Бенцион Тавгер был известным ученым, активистом возвращения еврейского Хеврона. Его сын рав Эльягу Тавгер - один из крупнейших русскоязычных преподавателей Торы, воспитавший сотни учеников.

В связи с событиями в Хевроне мы публикуем отрывок из книги Бенциона Тавгера "Мой Хеврон"

 

Глава 3. СИТУАЦИЯ В ХЕВРОНЕ

  

  Как только поселенцы Кирьят-Арба узнали, что к ним приехал жить новый человек, не имеющий представления о местном быте, к тому же оле из России, едва владеющий языком, они тут же окружили меня самой теплой заботой. Руководство поселения выделило учителя иврита. Нашелся и местный рав, который вечерами стал учить меня Торе. По субботам приглашали в семьи. Словом, много приятных часов я провел в эти дни, знакомясь с Кирьят-Арба и ее жителями.

  Более всего опекал меня Ицхак Армони – руководитель местного совета. Видно было, что он придает большое значение приезду в Кирьят-Арба ученого-оле из России. Доктор Паша к тому времени отсюда уехала. Для ее мужа не нашлось здесь работы, и они перебрались в прибрежную полосу. О ней вспоминали с теплотой и признательностью. Вместо доктора Паши работал другой врач, из местных. Этот никуда уезжать не собирался. Было похоже, что в этом отношении он совершенно надежен.

  Армони дал всем понять, что со мной он связывает далеко идущие планы. Каким-то шестым чувством он понимал, что я не уеду. Что именно я могу стать тем центром, вокруг которого возникнет русская группа. Он так и говорил:

  – Израилю нужен хотя бы миллион евреев из России. А где им селиться, куда приезжать? Ясно, что мы в Кирьят-Арба принять миллион не сможем, но стать местом, которое бы их манило, – страшно важно…

  Ицхак Армони во всем помогал мне. Но я чувствовал, что некоторые жители поначалу отнеслись ко мне недоверчиво. «Что это, мол, за профессор, которого вдруг привлекла Кирьят-Арба? Ему что – девать себя больше некуда?»

  Как-то посетил Кирьят-Арба Моше Даян. К нему подошел Аркадий Маргулис и откровенно похвастал:

  – А знаете, господин министр, у нас поселился профессор! Тот в ответ улыбнулся и сказал:

  – Да бросьте, какой профессор к вам приедет?!

  Скоро отношение ко мне в корне изменилось – все поняли, что профессор я настоящий, серьезный, что со мной надо считаться.

  В Кирьят-Арба приехал Юваль Неэман. Приехал вовсе не для того, чтобы заверить их, что я нормальный профессор, а чтобы обсудить со мной на месте вопрос о создании лаборатории.

  Мы искали соответствующее учреждение, способное принять меня с моей группой. Деньги Министерство абсорбции уже выделило. Рав Левингер, Ицхак Армони, Юваль Неэман и я обсудили план дальнейших действий в этом направлении.

  Юваль Неэман твердо пообещал, что будет искать надежного спонсора. Такой метод абсорбции был принят в Израиле. Свое обещание Юваль Неэман полностью выполнил. Более того, благодаря ему, известному ученому, приближенному к правительству, меня вместе с Ицхаком Армони стали приглашать в университет Бар-Илан, в беэр-шевский и иерусалимский университеты. Нас принимали довольно любезно, выражали полную заинтересованность, но «да» не говорили.

  Тянулось это довольно долго. Кто-то был в отпуске, кто-то в отъезде, кто-то по заграницам… Покуда на одном научном съезде ко мне не подошел Юваль Неэман и не предложил:

  – Здесь находится директор Иерусалимского технологического колледжа профессор Лев, давай поговорим с ним. Он и директор, он и хозяин. Одним словом – и Бог и царь. Сам от себя зависит.

  Мы подошли к профессору Леву. Юваль Неэман все ему объяснил, и тут же на месте я получил согласие. Так я стал сотрудником колледжа «Махон Лев».

  Но сразу возникли новые проблемы. За эти полгода куда-то уплыли деньги Министерства абсорбции, выделенные для моей группы. По существу все пришлось начинать сначала. И взялся за это сам профессор Лев. Это был настоящий бульдозер. За ним, как за надежной стеной, я чувствовал себя вполне уверенно. Я больше никуда не ходил, ничего не писал, не добивался. Деньги нам были выделены, и все было сделано, как нужно.

  Тем временем я глубже знакомился с ситуацией в Хевроне. Мне бы хотелось поподробней остановиться на этом.

  Близкая дружба с Ицхаком Армони, встреча суббот в его доме, наши совместные поездки во многом обогатили меня. Армони по происхождению крестьянин, да и характер у него крестьянский. Он много и с любовью рассказывал мне о Стране Израиля. Говорил о плодородии земли, о том, какие культуры лучше выращивать, что выгодно, а что нет. По его теории, самые лучшие земли располагаются на побережье. Там чаще выпадают осадки, туда легче подводить воду для орошения. Мы же понастроили там города и поселки, залили все асфальтом и бетоном. Как это неразумно: жить в условиях сырого, нездорового климата … А ведь рядом с морем – горы, самым Господом Богом предназначенные для жилья, прекрасный горный климат! И вот горы пустуют, население скопилось в прибрежной полосе, отнимая само у себя пахотные земли и задыхаясь от испарений. На востоке горы переходят в пустыню. Эта местность приспособлена для индустриальной зоны. Господствующие здесь ветры – западные и северо-западные – могут рассеивать застоявшийся в атмосфере воздух промышленных районов. И получается идеальное распределение территорий: побережье – для земледелия, горы – для обитания людей, а восточные склоны гор, идущие к Иордану и Мертвому морю, – зоны промышленности. Мы же все перепутали, согрешив перед нашей землей и Создателем: не там живем, не там строим, не там пашем.

  Долгие часы провели мы в беседах с Армони. Он дал мне почувствовать, что такое наша земля – эти почвы и камни, долины и скалы. Я как новый человек не мог ни о чем судить: ни о политике наших властей, ни о позиции партий. Он как крестьянин и сабра ориентировался в этих вопросах лучше и знал, кого следует ругать за подобную бесхозяйственность. Я же еще мало в чем разбирался, но вместе с тем понимал, что есть множество факторов, которые делают нашу жизнь неестественной и уродливой. Государство наше – совсем еще молодое, еврейский народ вернулся на свою землю почти из двухтысячелетнего галута . Земли, что мы покупали вначале, это были не те земли, что нам бы хотелось иметь. Арабы продавали нам болота, и на этих болотах строились мошавы и киббуцы. Выбирать было не из чего, а строить и заселять – торопились…

  Так или иначе, а беседы эти были для меня в высшей степени интересны и очень полезны. Я видел, что этот человек, прямой и открытый, душой болеет за все и мыслит по-государственному. И еще видел, как он строит наш Кирьят-Арба, не считаясь со временем, не щадя своего здоровья.

  С Ицхаком Армони связано и начало моих работ в Хевроне.

  Летом 1975 года он взял отпуск и стал ежедневно ездить в прибрежную зону, где работал агрономом на хлопковых полях. Работа его заключалась в том, чтобы вовремя определить, когда следует опылять поля, чтобы защитить посевы от вредителей и насекомых. Моему младшему сыну Элиягу он предложил ездить вместе с ним. Все то лето они вставали в пять утра, а возвращались домой поздно вечером.

  По субботам мы, как правило, совершали продолжительные экскурсии по горам и окрестностям Хеврона. Водил нас на эти прогулки Хаим Магени, по профессии историк. Он поселился в Хевроне с первой группой и с самого начала жил в Кирьят-Арба. Вообще-то Хаим Магени – личность особая. Он собрал прекрасную библиотеку по истории Эрец-Исраэль. Был глубоким знатоком истории Хеврона, начиная с библейских времен и по настоящее время, горячим патриотом этих мест. Экскурсоводом он был не совсем обычным, знал буквально все, водил нас по горам, пещерам, тропинкам; проходя по одним и тем же местам несколько раз, обязательно расскажет что-то новое. Часто водил он гостей из Иерусалима и из других мест. Иврит его был изысканным, литературным, библейским. Я тогда еще многого не понимал. Да и не очень старался прислушиваться. Мне важен был сам поход, сама экскурсия. Я как бы приобщался к этим развалинам, к этим горам и камням. Это улучшало мое настроение. Поскольку я был неутомим и ходил на одни и те же экскурсии по многу раз, я все запоминал, и многое мне становилось понятным.

  Больше всего меня поражало, в каком ужасном состоянии находились еврейские места. Со времени знаменитого погрома 1929 года ничего не изменилось, будто это все произошло вчера. Более того, были заметны более поздние разрушения и осквернения.

  Начнем с Меарат га-Махпела, где похоронены наши праотцы, праматери. В Торе с документальной точностью сообщается, что Авраам-авину купил ее за 400 серебряных шекелей. Оно, это место, изначально еврейское. А евреев туда почему-то не пускают. Предание говорит, кстати, что первые люди на земле – Адам и Ева, тоже здесь похоронены. Всего четыре супружеские пары. Отсюда и происходит название нашего поселения – Кирьят-Арба, город четырех.

  Уже много веков в Меарат га-Махпела евреев не допускают. Издревле было такое выражение, как «семь ступеней». Это означает: еврей может подняться у входа только на семь ступеней. Не выше.

  После убедительной победы Израиля в 1967 году евреи должны были бы, по крайней мере, быть приравнены к арабам и получить свободный доступ к своим святыням. Но нет! Более того, вся власть в Хевроне над святыми местами, включая и Меарат га-Махпела, была передана шейху Джабри – главарю хевронских погромщиков 1929 года. Этакий жест «доброй воли» Моше Даяна.

  Впрочем, евреям позволили входить в Меарат га-Махпела, но только на правах туристов, в специально отведенные для этого дни и часы. А по пятницам вообще не пускают. В то время как арабам открыт доступ в любое время. Моше Даян буквально выразился так: «Вам разрешается ходить туда, как туристам, но в душу арабам не лезьте!»

  Чуть-чуть к западу от Меарат га-Махпела до 1929 года, как и в Старом городе Иерусалима находился Еврейский квартал. Этот квартал существовал пять веков. При погроме много евреев было убито, добро их разграблено, а те немногие, кто уцелел, – выселены. Когда пришел к власти король Хусейн, он разрушил квартал до основания. Теперь здесь раскинулся арабский рынок. Кругом грязь, вонь, невообразимый шум. А на самом святом месте, где находилась синагога «Авраам-авину», построили общественную уборную. Короче, страшное зрелище.

  В 1974 году, когда я впервые это увидел, не знаю, что испытал в большей степени: гнев или обиду… И сколько бы раз я это ни видел после, никак не мог смириться, не мог отделаться от обуревавших меня чувств. Синагога «Авраам-авину», говорил нам Магени, считалась одной из красивейших в Эрец-Исраэль. Но указать нам ее точное местонахождение он затруднялся.

  В больнице «Хадасса» в Хевроне в 1929 году был самый зверский погром. Внешне здание выглядит довольно прилично. Внутри пусто. Ни арабов, ни их скота. Лишь пыль, грязь и запустение. Все окна выбиты, на полу осколки стекла. Здесь была убита семья фармацевта Гершона Бен-Циона . Зверские пытки, которым их подвергли, описать невозможно. И в конце концов всех зарубили топорами. Это так «отплатили» арабы людям, которые их лечили, спасали от эпидемий и болезней. Можно ли себе такое представить?

  Все годы после погрома больница «Хадасса» пустовала. Никто из арабов не решался в ней поселиться, боясь «мести духов», если верить их рассказам. По сей день они полагают, что только с возвращением евреев это проклятие будет снято.

  Напротив стоянки такси на Беэр-Шеву пустует полуразрушенное здание. Здесь когда-то жил Элиэзер-Дан Слоним – один из самых уважаемых людей города, представлявший еврейскую общину в муниципалитете Хеврона, директор банка Леуми – Палестайн-Британия. Этот дом имеет свою трагическую историю: многие евреи, спасаясь от погрома, собрались тут, полагая, что убийцы сюда не придут, поскольку авторитет Слонима был очень высок. Однако именно в этом доме произошла страшная резня: в ночь на 18 ава здесь были убиты 24 человека … Вполне естественно, что на этом доме следовало повесить мемориальную доску или как-то его отметить. Но увы! И после возвращения евреев в Хеврон в 1967 году здание продолжало разрушаться Когда я впервые пришел сюда в 1975 году, оставались еще стена и угол. Сейчас – вообще ровное место.

  А теперь подойдем к ешиве «Слободка», основанной выходцами из Ковно в начале этого века. С этой ешивы началось поселение ашкеназов, выходцев из Европы, сторонников религиозного направления митнагдим. Йешива просуществовала недолго – до погрома, и погром, в сущности, начался отсюда. Был вечер перед наступлением субботы, бандиты пришли сюда, нашли одного ешиботника и зверски расправились с ним. Назавтра погром охватил весь Хеврон. Я был в полном недоумении, когда проходил по этим местам. Вот уже седьмой год еврейской власти в Хевроне, но нигде ни одной надписи о том, что здесь находилось еврейское поселение и разыгрался страшный, жестокий погром. Израильская военная администрация, видимо, «стеснялась» напомнить бандитам этого города, кто они есть на самом деле и на чьей земле живут.

  Поднявшись в гору с южной стороны, мы попадаем на еврейское кладбище – древнее кладбище, на котором евреи хоронили своих покойников со дня основания здесь сефардской общины – более четырех веков. Открывшийся взору вид можно назвать одним только словом – варварство. Все без исключения могилы осквернены, надгробные памятники, плиты отсутствуют: их растащили, разбили, использовали для мощения дорог и для изгородей. На большей части территории кладбища буйно растет виноград…

  Существуют снимки хевронского кладбища до 1929 года, сделанные с воздуха. Оно занимало большую площадь. Теперь же по нему проходят дороги. То тут, то там расположились арабские застройки. Но кое-что еще можно разобрать: на юго– западной стороне отдельно стоящая ашкеназская часть кладбища, напротив – караимское кладбище (они хоронили в Хевроне по соседству с евреями), а в центре – сефардская.

  На ашкеназском кладбище совершенно уничтожены все памятники, а территория превращена в сплошной виноградник, обрамленный густо разросшимися деревьями инжира. В стороне стоит будка – чья-то дворовая уборная.

  Когда я стал здесь работать с Ноахом Кейсаром, мы быстро выяснили, что деревья инжира растут прямо на могилах, а уборная стоит на месте захоронения знаменитой «бабушки Менухи-Рахель», про которую я еще расскажу.

  Сефардское кладбище в основном было засажено виноградником. На части территории арабы развели огороды. Могилы осквернены, надгробные плиты разбиты. В дальнейшем мы обнаружили эти плиты среди камней кладбищенской ограды. Тут же где-то находилась и братская могила погибших во время погрома. Но следы ее обнаружить было почти невозможно. Лишь позднее, в результате наших раскопок, мы смогли точно определить ее местонахождение. Тут же находился участок, где хоронили знаменитых раввинов. Он так и назывался «Хелькат Га-раббаним». Могилы сохранились, поскольку здесь была каменистая почва, непригодная для огородов. Согласно полo жению, существовавшему в еврейской общине Хеврона, на этих плитах нет имен и фамилий. Во избежание осквернения. И чтобы арабы не требовали у родственников платы «за охрану» могил. Одна могила сохранилась полностью – могила рава Элиягу де Видаса, знаменитого каббалиста, автора книги «Решит Хохма», похороненного в конце XVI века. На снимках, сделанных когда-то с воздуха, можно увидеть каменную постройку в виде беседки, где люди могли укрыться от солнца и дождя, когда приходили на могилу праведника. Сейчас же от постройки не осталось никаких следов.

  Поднявшись на небольшой холмик, можно увидеть центр Хеврона. В районе этого холма, к северо-востоку от кладбища, похоронены, согласно преданию, Ишай – отец царя Давида, и знаменитая Рут-моавитянка. Могилы эти находятся в относительной сохранности. Но никаких памятных досок, никаких следов почитания. Лишь грязь и запустение.

  На кладбище арабы из соседних домов сбрасывали весь свой хлам и мусор. В течение десятков лет здесь скопились горы всякой мерзости и грязи, участок превратился в нечто невообразимое. Понятно, что никто ни разу не наводил тут порядок.

  Таким я застал еврейский Хеврон, поселившись в Кирьят-Арба.

  О том, как здесь жила еврейская община до погрома, мне пришлось много услышать и узнать. Но повторяю еще и еще: никаких мемориальных досок, щитов или надписей в городе не было. Проще всего было подойти к куче мусора, к горам щебня, чтобы определить – тут жили евреи. Это было самым верным указанием.

  Все это вызывало во мне определенные чувства, которые не отличались от чувств других евреев: скорбь, печаль, омерзение. Затем появилась злоба … На погромщиков, на нынешние еврейские власти.

  Почему за годы, прошедшие после Шестидневной вой ны, ничего в городе не изменилось? Более того – продолжались разрушения, накапливалась грязь. Появились новые горы навоза на месте синагоги «Авраам-авину». И все это при полном попустительстве военной администрации.