Кто сейчас является живым моральным эталоном?

Здравствуйте, Владимир!

Вы правы, что в последнее время в целом наблюдается «измельчание», мы не видим личностей такого уровня, какие были прежде. Скажем, в политике невозможно сравнивать нынешних лидеров ведущих западных стран с теми, что были в те времена, которые Вы упоминаете. И личности были более масштабные, и руководили они более разумно и ответственно. Как раз ушедший сейчас Буш-старший, один из представителей того поколения (хотя и не обязательно самый яркий), был назван одним журналистом «последним взрослым президентом США» — каждый из его преемников был уже в том или ином плане «ребенком».

В чем же дело?

Снижение уровня поколений

Прежде всего, люди всегда чувствуют, что последующие поколения ниже и мельче предыдущих. «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя, богатыри — не вы» написал почти двести лет назад Лермонтов. А почти две тысячи лет назад мудрецы Талмуда говорили: если прежние поколения подобны ангелам, то мы подобны людям, а если они подобны людям, то мы — ослам (Шабат 112 б). «Ну и молодежь пошла!» — это вечное. Так что во все времена люди ощущали то, что религиозные евреи называют «снижением [уровня] поколений» (йеридат а-дорот).

Почему у людей такое чувство? Человечество устроено как дерево: его рост и развитие — от мощных корней к более тонким ветвям. Поэтому есть ощущение, что на каждом этапе новые «ветви» тоньше старых. И часто бывает, что людей признают «великими» уже представители следующего поколения, хотя своим современникам они такими не казались. И то, что мы сейчас не видим «великих» людей, еще не значит, что потом кого-то из наших современников не объявят таковым.

Примеры в истории есть. Один из них — пример американского президента Трумэна, которому не повезло быть преемником «великого» Рузвельта. И во время президентства Трумэна всеобщим было чувство, что «не по Сеньке шапка». Но позже историки причислили и его к «великим». Уже упомянутого Буша-старшего тоже впоследствии оценивали более высоко, чем во время президентства. (Обоим повезло, что после отставки они прожили достаточно долго, чтобы еще при жизни увидеть признание).

Тем не менее, действительно невозможно отрицать, что сейчас трудно найти людей столь же авторитетных как те, кого Вы упомянули.

Олицетворение борьбы с признанным злом

Возможно, тут играет роль еще один фактор. Те, о ком Вы говорите, боролись с неким злом на том этапе, когда оно было признано таковым и побеждено. Нельсон Мандела олицетворял борьбу с апартеидом в ЮАР, и в этой борьбе была достигнута победа. Сахаров был одним из диссидентов, олицетворяющих борьбу с советской системой на позднем этапе ее истории — этапе, закончившемся ее падением. И апартеид, и советская система были тогда побеждены не только «физически», но и идеологически — признаны злом, которое должно быть уничтожено. От них отказались и те страны, которые их «вскормили». Поэтому борцы с этими режимами на последнем этапе оказались во всеобщем представлении олицетворением добра. Как, задним числом, и более ранние жертвы и просто оппоненты советского режима, оказавшиеся, таким образом, противниками признанного зла.

То же относится к упомянутым Вами авторитетным фигурам середины 20 века, если Вы имеете в виду таких, как Черчилль, Рузвельт, де Голль. Они боролись против нацизма, который на том этапе был признан злом и побежден, поэтому они оказались олицетворением противостоящего ему «добра» и моральными авторитетами.

Сегодня нет такого же общепризнанного зла, как апартеид или нацистский или советский режимы в эпоху их падения, чтобы противостоящие ему деятели становились общепризнанным моральным эталоном. Зло есть, и не одно, но не общепризнанное.

Так, главная сила, представляющая сейчас угрозу миру и жизни людей, — исламизм. Казалось бы, все теракты, вплоть до 11 сентября — какие еще доказательства нужны? Нет, на данном этапе главная сила, формирующая общественное мнение, — западная интеллигенция, господствующая в тамошних СМИ, — очарована Востоком и исламом так же, как была очарована СССР и коммунизмом в 30-е годы. Поэтому она отказывается видеть в исламизме зло — и, соответственно, олицетворение добра в тех, кто с ним борется.

Когда пал нацизм, то вместе с ним был во многом дискредитирован и национализм, крайним проявлением которого он был, и теперь интеллектуальная элита в целом смотрит косо на право-консервативные политические силы и поднимает в качестве морального авторитета в основном людей лево-либеральных взглядов. Но когда заходит речь об исламизме, те же люди готовы признать злом лишь крайние его проявления: Аль-Каиду, ИГИЛ. В целом же они глядят с опаской не на исламизм, а, наоборот, на тех, кому эта сила не нравится, выискивая и клеймя «исламофобию».

А вселенским злом эти люди назначили усилившийся в последнее время в разных странах авторитаризм, хотя он более мягкий, чем классические диктатуры 20-го века и пока что не устраивает ни репрессий и геноцидов в их стиле, ни терактов в стиле исламистов. А также причислили к этому злу «трампизм» в собственном лагере, видя в нем ветвь той же силы авторитаризма, «прорвавшую фронт обороны либерализма».

Моральным же авторитетом они видят тех, кто борется с этими силами — то есть себя, любимых — западных журналистов. (Как раз сейчас они объявили «людьми года» ряд своих же собратьев, павших жертвами тех сил авторитаризма). Но понятно, почему этот авторитет не может быть сейчас общепризнанным: ведь авторитаризм на данном этапе усилился именно потому, что имеет немало сторонников. Поэтому все многомиллионные народы либо поддерживающие свои авторитарные режимы, либо, по крайней мере, не видящие в них абсолютного зла, как и сторонники Трампа и ему подобных на самом Западе, не будут считать олицетворением добра и тех, кто им противостоит. Тем более что репортажи этих журналистов нередко можно квалифицировать как пропаганду — такую же, как та, с которой они борются.

Иными словами, на предыдущих этапах истории, когда рушились соответственно нацизм, апартеид и советский режим, в мире было определенное единение и согласие, которое вылилось во всеобщее почитание конкретных деятелей. Теперь же мир разъединен, спорит по поводу самого определения добра и зла, поэтому не может и сойтись на почитании того или иного «святого» борца со злом.

Такие ли уж моральные эталоны?

Возвращаясь к общепризнанным авторитетам предыдущих эпох, отметим также, что отношение даже к ним как к моральному эталону — не такое уж простое дело. Каждый случай следует изучать отдельно, но далеко не всегда при ближайшем рассмотрении оказывается, что все деяния данного человека достойны восхищения и подражания. Чаще человек в целом является символом чего-то позитивного, но не конкретные аспекты его жизни.

Например, упомянутый Вами Нельсон Мандела в целом является олицетворением и символом борьбы против расизма и апартеида. Но многие конкретные моменты его жизни уже не так впечатляют. Временами методы его борьбы были проблематичными, доходило и до терактов, жертвами которых становились невинные люди. Израиль он воспринимал с трудом, «оккупация палестинских территорий» казалась ему «расизмом» и «апартеидом», подобным тем, с которыми он боролся на родине.

В целом, будучи политиком, невозможно быть морально безупречным: в политике правят законы Макиавелли, и, если хочешь преуспеть или просто выжить, временами приходится действовать жестоко, идти на грязные сделки, лицемерить. Семейная жизнь Манделы тоже явно не была идеальной — дважды разведен. Это не значит, что «на самом деле он не был хорошим» — жизнь не черно-белая и значительные заслуги у него все-таки были. Но «живой моральный эталон» — это громко сказано, в реальной жизни мало кто идеален.

Это относится и к таким деятелям более ранних периодов, как Рузвельт или де Голль. У каждого, если изучить внимательнее, были свои несовершенства (и не такие простые отношения с евреями или Израилем).

Но так устроены люди: им нужны символы, кумиры и иконы, на которых можно равняться и которым можно поклоняться. Вот и создают себе их из реальных людей, которые в лучшем случае хотя бы частично похожи на те иконописные образы.

Легче всего создавать таких кумиров из знаменитых людей, поэтому ими часто становятся политики или деятели культуры: писатели, музыканты, звезды. Или спортсмены. Хотя качества характера и образ жизни именно таких людей во многих случаях, мягко говоря, неидеальны. И, даже если тот или иной человек действительно выступал на стороне некого добра, это могло выражаться скорее речами или отдельными жестами, чем постоянными действиями.

Поэтому, уж если искать в этом мире моральные эталоны, то лучше среди людей, возможно, менее знаменитых, но делающих добро на постоянной основе. Например, врачей, спасателей. Да и представителей многих других профессий, даже не обязательно напрямую спасающих жизни людей, но оказывающих им ту или иную помощь, приносящих им пользу. Чаще без помпы и медийного ажиотажа, но с истинной самоотверженностью.

Еврейские моральные эталоны

А что касается религиозных евреев, то для нас живыми моральными эталонами являются наши великие раввины и мудрецы. Они олицетворяют наши ценности, на высоком уровне — и на постоянной основе — изучая и преподавая Тору, выполняя ее заповеди, помогая людям, наставляя их.

В нашем обществе тоже бывает ощущение, что сегодня уже нет таких великих раввинов и духовных лидеров, какие были в предыдущих поколениях. Как мы упоминали, такое ощущение было и у мудрецов Талмуда. Тем не менее, в каждом поколении, включая и нынешнее, есть великие раввины и просто праведные люди, на постоянной основе делающие добро, которых поэтому можно ставить в пример и у которых можно многому учиться.

Надо только уметь замечать и ценить окружающих нас хороших и праведных людей: как сказано, найдем мы их не только и не столько на экранах и страницах газет, сколько непосредственно вокруг нас. И, когда найдем, окажем им должное уважение и поучимся у них тому добру, которое они делают, а то и олицетворяют своей жизнью.

С уважением, Меир Мучник