Дом, милый дом

Если послушать окрестных сплетниц, то Сэму Левину совершенно не стоило становиться домовладельцем. Всем было известно, что он сдает квартиру пожилой г-же Каплан за сумму в четыре-пять раз меньше рыночной. Сплетницы подсчитали (а расчеты их были исключительно точны, как это обычно бывало, когда речь шла о чужих деньгах, а не об их собственных!), что Сэм Левин теряет деньги, а не зарабатывает.

Это правда. Он на самом деле терял деньги, учитывая инфляцию, износ, потерю дохода, извлеченную прибыль, влияние старых людей на озоновый слой атмосферы и множество этих и подобных им деталей, слишком незначительных, чтобы быть здесь упомянутыми.

— Г-н Левин, — упрекала г-жа Зануда, — вы меня удивляете! У моей приятельницы точно такая же квартира, как Ваша, и она сдаёт её за 150 долларов в неделю. Если я не ошибаюсь, Вы сдаёте свою квартиру г-же Каплан за те же 150 долларов, только в месяц. Разве Вы не знаете, что она может позволить себе гораздо больше? У неё полно денег!

— Это правда, — вступала в разговор г-жа Мандельбаум, — я это знаю наверняка. Я слышала от Сильвии Файн. А она слышала от Глории Бухсбаум, которая слышала от уборщицы золовки г-жи Каплан! Её золовка говорит, что г-жа Каплан заработала на бирже тысячи и миллионы долларов!

— И наличными! — повысила голос г-жа Залманович. — Наверняка у нее по всей квартире распихано столько денег, сколько мы в жизни не видели! И при этом она никогда не тратит ни цента! Она даже просила у меня старую одежду моего сына — для своих детей!

— Довольно, — протестовал Сэм. — В Поучениях Отцов говорится, что «Зависть, сладострастие и честолюбие сживают человека со свету». Похоже, что вы, дамы, собираетесь отправиться на тот свет… первым классом!

— Помяните моё слово, г-н Левин. Она вас использует. Она могла бы позволить себе жить на вилле, и чтобы ее обслуживали с ног до головы десятки человек! Но Вы справляетесь не хуже. Вы берете с нее немного. Вы покупаете для нее разные вещи. Вы иногда даже готовите для нее еду!

— Я больше не хочу ничего слушать, г-жа Мандельбаум. А то я не оставлю никаких куриных ножек для вашего субботнего бульона!

И она тут же замолчала.

* * *

Сэм Левин был мясником. Каждый день он пилил, рубил, нарезал и молол мясо для друзей, родственников и нескольких незнакомцев, которые случайно забредали в его крошечный магазинчик на улице Гроув.

— Кому какое дело, что г-жа Каплан отложила немного денег? — сказал Сэм компании женщин. — Скорее всего, их не так много, как вы думаете. И даже если там на самом деле большая сумма, это ее личное дело.

— Мы говорим это Вам исключительно заботясь о Ваших интересах, — вмешалась г-жа Залманович.

— Большое спасибо, г-жа Залманович. В следующий раз, когда мне понадобится совет, я обязательно к Вам обращусь.

Когда команда женщин вышла из магазина, болтая на ходу о том-о сём, Сэм облегченно вздохнул. «Я не знаю, где они набрались этих идей и почему они себя так ведут, но я бы о-очень хотел, чтобы они прекратили!»

* * *

Каждый вечер, когда Сэм возвращался домой, он стучался в дверь старенькой г-жи Каплан, чтобы узнать, всё ли в порядке. Через пару минут он обычно слышал звук небольших шажков, медленно приближающихся к двери, а потом скрипучий голос: «Кто там?»

— Это я, г-жа Каплан. Могу ли я Вам чем-то помочь сегодня?

— А, да, вообще-то. Зайдите, пожалуйста.

Сэм аккуратно открывал дверь. Перед ним стояла старушка-одуванчик, которой было хорошо за восемьдесят.

— Что я могу для Вас сделать? — спрашивал он.

Сегодняшняя просьба была Сэму хорошо знакома:

— Г-н Левин, мне нужно передвинуть мебель. Вы могли бы помочь?

«Ой-вей, опять!» — думал он про себя. Как по расписанию, два раза в неделю, она передвигала у себя в квартире мебель. Первые несколько раз Сэм делал это доброе дело, потому что ему было жаль её. Но сейчас это уже превратилось в привычку. Причем в дурную привычку. И все же, это делало ее немного счастливее…

— Хорошо, куда на сей раз Вы хотите поставить пианино?

— Вот сюда, рядом с журнальным столиком. А горшок с каучуковым деревом надо передвинуть на тот конец гостиной. Вот так лучше. А сейчас осталось только втиснуть диван между стеной и креслом.

— Г-жа Каплан, он не поместится. Здесь только полтора метра, а диван у Вас — метр восемьдесят.

— А мы не можем хотя бы попробовать?

— Я в прошлый раз пробовал. И перед этим — тоже.

— Пожалуйста…

— Ладно, ладно. Но ничего не выйдет.

Не вышло.

— Ой, Вы были правы. Могу я Вас побеспокоить еще раз и попросить расставить всё, как было изначально?

Если бы на Небесах выдавали премии за актерское мастерство, Сэм бы ее непременно получил.

После того как все закончилось, всемерно признательная г-жа Каплан возвышенно изрекла:

— Благодарствую, г-н Левин. Вы такой милый молодой человек!

У г-жи Каплан были дети: два сына и дочь. Они были уже взрослые, но ни они сами, ни их дети никогда не приезжали к г-же Каплан. По особым случаям звонили или писали, этим их общение и исчерпывалось. Г-жа Бухсбаум утверждала, что всё это потому, что она не тратила на них денег, когда они были маленькими. Но Сэм не обращал внимания на ее слова. «Это не моё дело!» — восклицал он. — И хотя все вы думаете иначе, но это и не ваше дело тоже!»

О терпении, с которым Сэм относился к своей жилице, ходили легенды. Когда г-же Каплан стукнуло 75, она с наивной прямотой спросила, не будет ли он против поменяться с ней квартирами, а то она стала слишком стара, чтобы карабкаться по ступенькам на второй этаж. Любой другой хозяин квартиры просто дал бы ей название и телефон дома престарелых. Но не таким человеком был Сэм. Он сказал, что подумает об этом. И конечно, неделю спустя, он уже помогал ей переносить вещи на первый этаж.

— Я всегда мечтал подняться в жизни! — объяснял он глазеющим на это зрелище соседям. — А сейчас Вс-вышний дал мне такую возможность.

* * *

Почти два десятка лет Сэм Левин и г-жа Каплан прожили в этом двухквартирном доме. Но однажды всё закончилось.

Как обычно, Сэм постучал в дверь г-жи Каплан, придя с работы. Когда она не ответила, он постучал еще раз и крикнул: «Г-жа Каплан, г-жа Каплан!» Но ответа не было.

Озабоченный и несколько напуганный, он побежал к себе наверх — за ключом от ее квартиры. Он поискал ключ в кладовке, потом в ящике стола, и наконец нашел его в своей старой шкатулке для драгоценностей, рядом с шестью парами модных в конце пятидесятых запонок.

Сэм бросился вниз по ступеням. Старый ключ легко поместился в замочную скважину, и с легким щелчком дверь отворилась. Сэм вбежал в кухню:

— Г-жа Каплан! Г-жа Каплан!

— Здесь. Я здесь, — раздался ее слабый бесцветный голос.

Сэм поспешил в столовую, но ее там не было. В гостиной тоже. Он заглянул в спальню — нет.

— Г-жа Каплан, где Вы?

— Здесь… — голос звучал еще слабее. Сэм толкнул дверь в ванную — Г-жа Каплан лежала там уже без сознания.

* * *

Наконец Сэм услышал приближающуюся сирену. Он выскочил из дома, чтобы «скорая помощь» не проехала мимо. Машина с мигающими огнями затормозила посреди дороги, оттуда выпрыгнули мужчина и женщина.

— Она здесь, здесь, — говорил Сэм, размахивая руками и подводя их к ванной комнате.

Два парамедика наклонились над г-жой Каплан. Они проверили ее слабый пульс и побежали за носилками. Через несколько секунд они вернулись и осторожно положили старушку на переносную кровать. Потом они вставили ей внутривенную иглу, и какая-то жидкость начала по капле поступать в ее вены. Они загрузили носилки в машину, и Сэм тоже хотел зайти.

— Вы родственник? — спросили его.

— Да… то есть нет. То есть я не родственник, но я забочусь о ней.

— Если вы не родственник, вам придется следовать за нами в своей машине.

Сэм неохотно согласился, двери закрылись, немедленно включились мигалки, мотор завелся, заверещала сирена, и машина «скорой помощи» унеслась.

Сэм пытался угнаться за машиной, но это было бесполезно. Путь в больницу был долгим, в городе были пробки, и буквально через два квартала он застрял на красном светофоре. Он доехал до больницы гораздо позже, чем машина «скорой помощи».

Сэм подбежал к справочному окну:

— Г-жа Каплан… в каком она состоянии?

Дежурный врач посмотрел на дрожащего мясника:

— Вы ближайший родственник? — спросил он.

— Я… ближайший… — голос Сэма затих.

— Мне очень жаль… — доктор медлил, не решаясь употребить стандартную фразу, которую медики говорят, когда не знают, что сказать. Его слова были для Сэма как нож в сердце. Он прикрыл глаза.

— Мне очень жаль. Ее больше нет…

* * *

Сэм не торопился домой. «Наверное, мне надо всё организовать», — пробормотал он, пытаясь мыслить трезво. — «Первым делом, нужно сообщить ее детям. Но как? Я даже не знаю, где они живут».

Паркуя машину возле дома, он заметил, что второпях оставил дверь в квартиру г-жи Каплан широко распахнутой. Он зашел внутрь. «Поищу-ка я какие-нибудь письма, или телефонный счет, или еще что-то такое. Может быть, так я смогу понять, как связаться с ее детьми».

Сэм начал свои поиски в гостиной, потом перешел на кухню. Г-жа Каплан была очень аккуратной женщиной, но ему не удавалось найти даже счёта за электричество, а тем более — письма от родных.

Он зашел в спальню и почувствовал себя крайне некомфортно. Как будто г-жа Каплан могла неожиданно появиться и спросить, что он тут делает. С внутренним трепетом он открыл комод. Там, среди множества головных платков, он обнаружил небольшую обувную коробку. «Должно быть, здесь», — подумал он.

Сэм поднял неожиданно тяжелую коробку, снял крышку и в недоумении уставился на содержимое. Коробка была полна долларовых купюр: десяток, двадцаток, пятидесяток — сотни купюр!

Сэм видел, что деньги были старые, потому что это были не «Банкноты федеральной резервной системы», а вид долларов, который перестал выпускаться в 1971 году. Они были не только старые, но и редкие, и их стоимость намного превышала номинал. Сердце Сэма забилось быстрее и громче. Он выдвинул другой ящик комода и нашел там еще одну коробку. Она тоже была наполнена деньгами! Глаза Сэма расширились: там были серебряные монеты, много монет, наверное, около тысячи!

Быстро и методично Сэм Левин осмотрел всю спальню г-жи Каплан. Из шести ящиков комода он достал двенадцать коробок, набитых монетами и купюрами. В шкафу он нашел еще пять коробок, а под кроватью — еще десять.

Кроме того, в комнате был старый чемодан — закрытый на замок и необычно тяжелый. Сэм напомнил сам себе, что он пока не нашел способ связаться с ее детьми, и через секунду замок чемодана был сломан. Внутри оказались пожелтевшие биржевые сертификаты, упаковки монет, купюры, купюры и еще купюры.

Сэм был поражен. Он нашел клад стоимостью в сотни тысяч долларов.

Хозяин квартиры вышел из спальни в состоянии шока. Все эти годы он жалел ее. Все эти годы он ни разу не повышал квартплату. Все эти годы он носил ей продукты из магазина, двигал ее диваны, бегал по ее поручениям.

Сэм Левин чувствовал себя полным дураком.

* * *

Он вернулся на кухню, чтобы продолжить искать: имя, адрес, номер телефона — что-нибудь, чтобы найти детей г-жи Каплан. Его руки обшаривали выдвижные ящики, а мозг пытался привести в порядок мысли: «Часть этих денег по праву принадлежит мне. Ведь я же заботился о ней. Я, а не ее дети. Если бы я захотел, я мог бы всё это спрятать, и ее дети этого никогда бы не узнали. Полагаю, это бы называлось воровством. Но взять пару тысяч долларов — никакое не воровство. Это только плата за всё, что я для нее сделал».

В конце концов, между ламинированными рецептами «Кисло-сладкой фаршированной кишке» и «Диетического кугеля» он нашел то, что искал: маленькую потрепанную телефонную книжку. Сэм пролистнул ее на букву «К», и там были написаны номера ее двоих сыновей.

Сэм взял телефонную трубку… и тут же ее положил обратно: его глодало любопытство. «Может быть, мне следует пересчитать деньги», — оправдывался он перед собой. — Ведь ее сыновья захотят узнать, сколько здесь».

В течение последующих трех часов те же самые пальцы, которые разделывали голяшки и отрубали хрящи, перебирали пачки банкнот. Сэм терпеливо пересчитывал и раскладывал сотни купюр, записывая промежуточные суммы на большом листе бумаги. Всего получилось 72 589 долларов наличными и 843 755 долларов в ценных бумагах (плюс проценты). А кроме того, несчетное количество облигаций и акций неизвестной ценности.

«Только десять тысяч долларов, всего-то», — зудел внутри него настойчивый голосок. — «Я не собираюсь жадничать».

Сэм помотал головой, пытаясь избавиться от этих мыслей, но они продолжали возвращаться. «Да ладно, десять тысяч — это меньше пяти процентов. Подумай только, сколько цедаки ты сможешь дать. Могу поспорить, что ее дети не станут говорить Кадиш. А за пару сотен ты сможешь попросить рава колеля читать Кадиш весь год. Г-жа Каплан хотела бы этого! Она наверняка даже хотела бы заплатить за это. Ведь во всем остальном она полагалась на тебя».

Собрав всю свою волю в кулак, Сэм прошагал обратно на кухню, полный решимости позвонить. «Не говори им», — торговался внутренний голос. — «Посмотри сначала, как они отреагируют. Может, им вообще безразлична смерть их матери. Может, они оставят тебя со всеми расходами на похороны».

Сэм взглянул на телефон, а потом — на пачки купюр. Он почесал затылок, поразмышлял, снова посмотрел на кучу денег. Нет, он не возьмет себе ни одной купюры.

— Алло, это Сэм Левин, — сказал он мужчине, ответившему на телефонный звонок. — Вы Карл Каплан?

— Да, это я.

— Я хозяин квартиры Вашей матери. Сожалею, но я вынужден сообщить Вам… что Ваша мать умерла сегодня утром.

— О Боже…

— Она оставила Вам и Вашим брату и сестре около 72 тысяч долларов наличных, а также некоторое количество сберкнижек и биржевых сертификатов.

* * *

Г-жа Мандельбаум и другие дамы, живущие по соседству, были бы счастливы рассказать вам конец этой истории. Как ее дети приехали и обыскали всю квартиру в поисках наличных, которые могли там быть спрятаны. Как они увезли все деньги и не дали Сэму Левину ни цента. Как они даже не поблагодарили его за все, что он делал для их матери в течение многих лет.

Да, если послушать окрестных сплетниц, то Сэму Левину совершенно не стоило становиться домовладельцем. Но Истинный Домовладелец — Вс-вышний — наверняка считал его Человеком Совести.

Перевод: Б. Эскин

Книги р. Ханоха Теллера можно купить в магазине Толдот здесь и здесь.