Смартофобия и смартомания

«Как? Ты заказываешь такси по телефону, а не через мобильное приложение? Ведь это долго!» «Что, ты до сих пор просто набираешь номер подруги, а не спрашиваешь ее сначала по вотсапу, удобно ли ей сейчас говорить? Ведь это невежливо!» «Хм-м… Ты не можешь мне прислать фотографию прямо сейчас, потому что тебе надо сперва скачать ее с фотоаппарата на компьютер? Так еще кто-то делает?!»

Соня не уставала от этих вопросов. Ей всегда нравилось быть «не как все». «Все» ехали в США, а она уехала в Израиль. «Все» крутили пальцем у виска, глазея на евреев в шляпах и лапсердаках, а она облачилась в длинную юбку и закрытую блузку. «Все» тратили зарплаты на то, чтобы единственный ребенок был одет во все фирменное, а Соня и ее муж радостно вверили своих девочек религиозной школе, где главными требованиями к одежде были чистота и скромность.

На косые взгляды и недоуменные вопросы знакомых Соня лишь таинственно улыбалась. У нее был маленький черный мобильный телефон, который умел только звонить, и другого ей на самом деле было не нужно. По крайней мере, так она думала, пока не грянула пандемия.

Это началось не сразу. Соня даже не поняла, как это случилось, что смартфон, который она и ее муж считали не просто ненужным, но и вредным прибором, стал необходимостью в жизни буквально каждого, даже самого религиозного их знакомого. Просьбы помолиться за здоровье — по вотсапу. Расписание миньянов — по мэйлу. Уроки Торы — по зуму. Курсы английского и шахмат для сходящих с ума от безделья детей — через аппликацию. Не говоря о заказе продуктов и видеобеседах с немолодыми родителями, живущими в другой стране.

Во время второго локдауна Соня и ее муж сдались и стали «как все». «Нет, не как все!» — убеждала сама себя Соня. — «И мы, и дети используем смартфоны только для учебы и для общения с близкими людьми. Сейчас это необходимость, иначе невозможно. Закончится локдаун — вернусь к своему старому телефону…»

Локдаун закончился, но «жизнь в телефоне» продолжалась, став для Сони источником ежедневной радости, а в некоторые, особенно тяжелые, дни — чуть ли не единственной причиной открыть глаза, проснувшись, и начать очередной «день сурка», где утро посвящено коронавирусным новостям, день — малоуспешным попыткам занять детей, параллельно работая, а вечер — еще менее успешным попыткам детей успокоить, одновременно готовя ужин, развешивая стирку и раскладывая по местам бездомные предметы.

Бездомных предметов, кстати, становилось все больше — ведь теперь так легко стало их заказать одним движением пальца по смартфону. Тем более что поход на почту за посылкой был единственным доступным «выходом в свет» — шел третий локдаун, и ни конца, ни края не было видно этой новой реальности. Зато воткнешь в уши наушники — а там подкаст или урок, совершенно другая жизнь.

Дети, правда, всё стали переспрашивать по два раза и, кажется, немного раздражаться, и, кажется, больше сидеть по своим комнатам… Ну что ж, мама тоже человек, и у нее могут быть свои интересы, не так ли? До детей тоже не всегда докричишься: зовешь их, зовешь — а для них твой голос, как заезженная песня по радио.

Кажется, пандемия наконец-то пошла на спад, и даже — не может быть! — открылся парк аттракционов, куда Соня повезла предвкушающих радость девочек. В кассу уже выстроилась немаленькая очередь, и, пока они дружно стояли на солнцепеке в компании других истомившихся детей и родителей, то одна, то другая дочка пыталась заговорить с Соней.

Впрочем, заметив, что мама ведет бойкую переписку в своем смартфоне и отвечает им невпопад, они спокойно переключились на свои разговоры. Только самая младшая, трехлетняя Тали, смотрела на маму своими серьезными глазами снизу вверх, а когда та на секунду оторвалась от своего «тамагочи», громко сказала, стараясь перекричать гомонящую толпу:

— Мама, теперь ты стала совсем как другие мамы…

— Какие другие? — опешила Соня.

— Которые не разговаривают со своими детьми, когда куда-то ездят с ними…

Вот тут у Сони и возникла мгновенная ассоциация с «тамагочи» — детской игрушкой, которую она в далекие 90-е долго выпрашивала у родителей, а потом месяцы напролет с упоением «кормила», «поила», «купала» и «укладывала спать» электронного монстрика, полностью взявшего ее жизнь под контроль. Слава Богу, он тогда сломался где-то через полгода.

«Неужели мой смартфон должен сломаться, чтобы я перестала ему подчиняться? Он все время велит мне, что и когда я должна делать: отвечать на сообщения, читать новые письма, слушать подкасты… И если честно, я ведь не только уроки Торы слушаю, но и постоянно смотрю видеоролики, которые мне шлют по вотсапу, и картинки в ленте Фейсбука. Если уж и Тали чувствует, что я стала “совсем как другие мамы”, то всё зашло слишком далеко!..»

В тот день, проведенный в парке аттракционов, Соня больше не вынимала телефон из сумки — почти. Только ответила на два звонка. И еще проверила рабочую почту. И один раз послушала кусочек урока — но только когда все три ее дочки прыгали на батутах. Ну, ленту инстаграма она пролистала вообще без свидетелей — около раковин в женском туалете.

Через неделю Соня поняла, что играет сама с собой в какие-то игры — потому что все эти решения: отменить уведомления, или не подходить к телефону два часа, или проверять почту не чаще трех раз в день, или удалить учетную запись в Фейсбуке — были полу-мерами, мысли ее все равно постоянно крутились вокруг смартфона и того, что в нем происходит, когда она туда не заглядывает. В один прекрасный день Соня, в смешанных чувствах, разместила объявление о продаже «почти нового смартфона в отличном состоянии».

Покупатель нашелся довольно быстро, «тамагочи» был вынесен из дома и отправлен приручать своего нового владельца. Соню же еще месяца полтора мучили «фантомные боли», и она начинала нетерпеливо искать телефон, но натыкалась только на своего старого маленького черного друга, который не умел даже отправлять сообщения, не то что постить фотографии или вызывать такси.

Было тяжело, что уж говорить. Но вернувшееся к Соне чувство «я не как все» снова заставляло ее губы раздвигаться в загадочной улыбке, когда приходилось в очередной раз отвечать, как она остается на связи с родными, заказывает продукты, учит Тору, находит дорогу в незнакомой местности, проверяет свой банковский счет — без смартфона.

Потому что всё это — только вопрос привычки, и все технические вопросы так или иначе решаются. А вот когда к Соне стали возвращаться все потерянные за последние полгода разнообразные удовольствия — тогда в голову начали приходить совсем новые мысли: «Пусть уж я буду как все, я согласна этим поступиться. Но пусть эти добрые, хорошие, интеллигентные, милые люди — коллеги, знакомые, прохожие — попробуют избавиться от своих поработителей, сжирающих их энергию и время. Может быть, и они тоже…»

Да, может быть, и мы тоже:

• Прочитаем те книги, которые так любовно собирались, а теперь пылятся на полках?
• Наладим отношения со своими подрастающими детьми? Ведь они непременно заметят, что когда мы здесь — мы на самом деле здесь: мы их слушаем, видим и чувствуем. И отвечаем гораздо более терпеливо.
• Сможем работать более сосредоточенно, не отвлекаясь поминутно сами-знаете-на-что?
• Обнаружим, какими приятными и доброжелательными могут быть случайные прохожие, у которых мы будем спрашивать дорогу?
• Будем переполнены разными идеями и инновациями — от дизайна собственной квартиры до изобретения безболезненных уколов?
• Не сможем унять открывшуюся тягу к творчеству? Захотим выразить себя в рисунке, лепке, вышивке, столярном искусстве?
• Починим, наконец, оконную раму, привинтим ножку стула, разберем ящик письменного стола?

А главное — снова получим то бесценное, обесцененное, уценённое: роскошь живого человеческого общения!