Золотой телец

Вверху, на горе, (где Моше получал Устную Тору от Создателя), наставления по строительству Святилища Закона и презентации Свидетельства Закона подвели Откровение к той точке, где Закону предстояло обрести приют в народе. С места своего пребывания, как самой душе нации ему надлежало питать народ в целом и отдельные составляющие его индивидуальности духом провозглашенного Б-гом призвания, которое состояло в том, чтобы добиться для нации Присутствия Б-га в их среде, как обещано (25:8): «Они сделают Мне Святилище, и тогда Я буду пребывать в их среде».

Но в то само время когда все это происходило на горе Синай, внизу, в лагере, происходили события, которые должны были подчеркнуть со всей бесспорностью... пропасть между реальностью, отраженной в народной ментальности, и идеалами, сформулированными в Законе, который этой нации предстояло получить. То, что этот народ не сумел перенести сорокадневного отсутствия своего лидера Моше, и что так скоро после вспышек молний, под которые им заповедали: «Не делай себе... никакого изображения», сыны Израиля оказались в состоянии изготовить себе «золотого тельца», показало, что нация все еще была далека от истины и требований Б-жественного Закона.

Это с очевидностью показывает, что такой Закон невозможно истолковать как продукт своего времени. Он не может быть законом, который, подобно всем другим религиям и сводам законов, появился в среде самого народа в какой-то конкретный период его истории. В то же время, эти события демонстрируют нам Закон в его абсолютном качестве - абсолютном в силу его Б-жественного происхождения и его неотменимого предназначения пребывать среди людей и действовать на земле. В тот момент, когда этот Закон впервые вступил в мир, недостойность нации, которая должна была первой получить его на земле, ясно показала, что из двух кто-то должен уйти: либо Закон, либо все поколение того народа, для которого он предназначался. Решение было мгновенным: все поколение должно сойти с исторической сцены, и должно быть создано новое поколение, которое бы было готово и могло принять Закон. До этого момента Закон будет ждать своего часа.

Заявление Б-га Моше: «Я уничтожу их и произведу от тебя великий народ» (ст. 10); т.е. то, что нация, созданная для получения Закона, должна быть уничтожена, тогда как Моше и Закону обеспечено иное будущее, показывает с самого начала абсолютный характер судьбы, предопределенной для Закона, судьбы, которая гарантируется Самим Б-гом и которой движет Сам Б-г. Этому Закону никогда не придется приспосабливаться к меняющемуся времени; напротив, любой данный период получает право на настоящее и будущее только до тех пор, пока он приспосабливает себя к требованиям этого Закона. Закон являлся абсолютным предназначением еврейской нации, но поколение пустыни находилось все еще бесконечно далеко от этой цели. Если, тогда, этот Закон со своими идеальными неизменными требованиями смог, тем не менее, войти в среду народа в тот момент его истории, это не могло произойти лишь для того, чтобы позволить нации изменять его в соответствии с меняющемся временем, т.е. для обеспечения национального удобства. Нет, нации предстояло меняться до тех пор, пока она не проложила себе путь наверх к моральному и духовному уровню этого Закона.

Резюме: как только этот Закон вошел в среду народа, которым ему предстояло править, ему был брошен первый вызов происшествием с «золотым тельцом» . Закон должен был продемонстрировать свою Б-жественную силу, научив этот народ признавать его, а затем научив тому, как воздвигнуть Святилище, в первую очередь и прежде всего в качестве места искупления, места, где народ неустанно готовился бы к лучшему и более чистому будущему.

Прежде чем Святилище Закона было возведено, народу и коэнам необходимо было внушить сознание необходимости искупления.

СДЕЛАЙ НАМ БОГОВ, КОТОРЫЕ ПОЙДУТ ПЕРЕД НАМИ, ПОТОМУ ЧТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК МОШЕ... Пояснение назначения этих богов, «которые пойдут перед нами», и обоснование «потому что этот человек Моше» и т.д. делают очевидным, что происшедшее не было падением, возвратом к язычеству в смысле обычного отступления от Б-га. Люди хотели, чтобы Аарон изготовил объект, который заменил бы не Б-га, а Моше. Люди полагали, что с Моше произошло несчастье, что он умер, и поэтому они требовали от Аарона сделать им нового «Моше», которого они никогда не смогли бы лишиться. Но тот факт, что они связывали свои надежды на будущее с существованием Моше, и их представление, что человек может, имеет право и должен сделать для себя «образ Моше», совершенно расходятся с базисной еврейской концепцией Б-га и взаимоотношений между Б-гом и человеком, которые уже разъяснило Детям Израиля Б-жественное предостережение: «... Я говорил с вами с небес; не делайте при Мне (изображений) богов...» (Шмот 20:22-23).

Сказавшие Аарону: «Встань, сделай нам богов, которые пойдут перед нами, потому что этот человек Моше, который вывел нас из Египта, мы не знаем, что случилось с ним», оказались в плену языческой иллюзии субъективизма. Они рассматривали Моше не как инструмент Б-жественной воли, избранный и посланный по почину Б-га, но как человеческое существо, которое в силу своих личных качеств возвысилось над обычной человеческой природой и достигло уровня Б-жественности. Поэтому они считали, что Моше может влиять на волю Б-га и что существование Моше может обеспечить им Б-жественное покровительство. В их глазах не Б-г посредством Моше вывел их из Египта, а Моше вынудил Б-га совершить это освобождение. Они не считали Б-жественные законы и указы, приходившие к ним через Моше, чем-то таким, что останется с ними даже после того, как смертного, сообщившего их сынам Израиля, больше не будет в живых; они не видели в Законе средства своей неотъемлемой связи с Б-гом и своей неотъемлемой гарантии Б-жественного покровительства. Вместо этого они рассматривали личность Моше, человека, близкого к Б-гу, как основное звено в их связи с Б-гом. Лишь до тех пор, пока был жив Моше, они могли быть уверенны в Б-жественном покровительстве. Они считали, что отношения между Моше и Б-гом были установленны по инициативе Моше, а не Б-га; следовательно, рассуждали они, если Моше больше нет в живых, они могли и должны были предпринять со своей стороны какое-нибудь действие, чтобы привязать к себе Божество. Они еще не вполне усвоили еврейскую концепцию, согласно которой человек имеет непосредственный доступ к Б-гу и не нуждается в посредничестве, если ведет себя в соответствии с Б-жественной волей. Или, быть может, страх, что отныне они вынуждены будут бродить по пустыне без направляющего их лидера, заставил их усомниться в этой истине.

* * *

 ... Стоит задуматься, почему Аарон, имевший свободу выбора формы, которую предстояло отлить, выбрал фигуру тельца. Предполагали, что телец, видимо, представляет собой Аписа, священного быка древних египтян. Однако египетский Апис был не рукотворным идолом, а живым быком определенной формы с особыми отметинами на шкуре. Кроме того, почему Аарон должен был выбрать именно фигуру животного, которому поклонялись как верховному божеству в той стране, где когда-то обитал его народ?

Выбор Аароном именно этой формы показывает с абсолютной точностью, что она не должна была представлять Аписа или что-либо еще, что должно было напоминать священного быка. Мы уже несколько раз упоминали - это нашло подтверждение в нашем исследовании ритуала жертвоприношения - что в символизме жертвоприношения в иудаизме виды      פר ( бык),      שור ( вол) и      בקר ( крупный рогатый скот), используемые человеком в его трудовой деятельности, символизируют силу, поставленную на службу высшей сущности. В этом причина выбора Аароном тельца: с одной стороны, он стремился удовлетворить требования народа, который на самом деле искал не другого Б-га, а лишь нового «Моше», а с другой стороны, он стремился ограничить заблуждения народа пределами полуязычества. Для этой цели ни одна другая фигура не подходила в такой степени, как фигура быка, который представляет не главенствующую силу, а лишь послушное орудие. Кроме того, выбирая из этого вида не взрослого быка, а лишь теленка, Аарон стремился представить даже это послушное орудие в его наименее могучем варианте.