Теилим 32

Урокам рава Ицхака Зильбера, благословенна память праведника, первым или одним из первых урокам по теилим на русском языке в Эрец-Исраэль, посвящается.

¹От Давида, вразумление. Счастлив, чей грех прощен, чей проступок скрыт.

²Счастлив человек, за которым Г-сподь не числит вины и в духе которого нет плутовства.

³Пока я молчал, гнили мои кости и стенал я весь день.

⁴Ибо день и ночь тяготела надо мной Твоя рука, превратились соки мои в летнюю засуху навечно.

⁵О моем грехе я Тебе сообщу, и моей вины я не утаил, а сказал: «Поведаю о моих преступлениях Г-споду» — и Ты простил вину моего греха навечно.

⁶Поэтому пусть умоляет Тебя всякий праведник, пока есть время, пока разлитие больших вод не застигло его.

⁷Ты — укрытие мне, от врага охраняешь меня, радостью избавления окружаешь меня навечно.

⁸«Я вразумлю тебя и укажу тебе путь, по которому идти, с советом направлю на тебя Мое око.

⁹Не будьте же, как лошадь и мул, [который ничего] не понимает, [которого приходится] удилами и уздой взнуздывать, чтобы удерживать [на пути], чтобы не приближался к тебе».

¹⁰Много болей у нечестивца, а того, кто доверяется Г-споду, окружает милость.

¹¹Радуйтесь Г-споду, ликуйте, праведники, и воспевайте, все прямодушные!

Сила и величие раскаяния

В тридцать втором псалме Давид говорит о том, как остро он переживает свои прегрешения, и о том, как Всевышний прощает ему грехи. В названии псалма присутствует слово «вразумление», «наставление». Действительно, рассказ Давида о том, как и почему Б-г простил ему грехи, очень поучителен для каждого. Но это не все. Восьмой и девятый стихи содержат прямое поучение, обращенное, по мнению одних комментаторов, Давидом, по мнению других — Всевышним к людям. Здесь оно переведено как обращение Всевышнего к людям.

В первом стихе мы встречаем два термина, обозначающие прегрешение. На иврите они звучат как «пеша» и «хет».

«Хет» — это неумышленное нарушение закона Торы, совершенное человеком по ошибке или по неведению. «Пеша» — сознательное нарушение закона человеком вполне осведомленным, но не желающим считаться с заповедями. Существует еще и третий вид прегрешения, но Давид называет здесь именно эти два крайние варианта: один — наименее, а другой — наиболее тяжелый. Так что, сказав в первом стихе, что Всевышний может простить и хет, и пеша, Давид подразумевает, что человеку может быть прощен даже самый тяжкий грех.

В каком случае Всевышний прощает человеку грехи? Обобщенный ответ — когда человек раскаивается, причем искренне, без всякой задней мысли и обмана: «в духе которого нет плутовства» (стих второй).

Следуя далее за мыслью Давида, мы начинаем видеть детали и тонкости процесса, который называется раскаянием, на иврите — тшува.

«Пока я молчал» (имеется в виду — о каком-то своем неверном поступке), говорит Давид в третьем стихе, мне было очень тяжело: «гнили мои кости и стенал я весь день». Что это значит? По мнению Радака, когда Давид молча размышлял о своей вине, его терзала тревога. Тревога эта не оставляла его ни днем, ни ночью, потому что (стих четвертый) «день и ночь тяготела надо мной Твоя рука». Давида мучил страх перед карой, соответственной его вине, которую сам он сознавал очень серьезной, и он боялся удара от руки Всевышнего.

Пятый стих продолжает развитие темы: «Моей вины я не утаил, а сказал: “Поведаю о моих преступлениях Г-споду” — и Ты простил вину моего греха». Облегчение, прощение свыше Давид получил, когда признался в своем грехе перед Г-сподом.

Совершенно ясно, что Всевышний отнюдь не пребывал в неведении ни относительно поступка Давида, ни относительно его переживаний по поводу этого поступка. Что же изменилось от того, что Давид «поведал о своих преступлениях Г-споду»?

С точки зрения иудаизма, раскаяние, могущее привести к прощению Небес, к искуплению души, представляет собой сложное явление, состоящее из нескольких этапов. Этим вопросом занимается Талмуд, его анализирует в своем труде Рамбам, много книг написано на эту тему более близкими нам по времени мудрецами. Здесь мы скажем коротко: действенность раскаяния обеспечивается не просто раскаянием в душе, но и признанием своей вины, произнесенным устами, вслух, т.е. исповедью.

Если помните, беседуя о главе третьей, мы указывали на прегрешение Давида, связанное с Бат-Шевой, и рассказывали об упреке, который сделал ему пророк Натан в форме истории с овечкой бедняка, отнятой у него богачом (Шмуэль II, 12:1—7).

В ответ на упрек Давид немедленно вслух признал свою вину: «согрешил я пред Г-сподом» (Шмуэль II, 12:13). Он не только не возражал, но и не пытался оправдаться, привести какие-то «уважительные» причины, почему он так поступил. Такое поведение требует особого духовного величия от человека, а от царя — особенно. Царь Шауль, замечает Мальбим, в подобной ситуации вел себя иначе. Дважды получив упрек от пророка Шмуэля, он сперва вообще не признал за собой вины, а потом признал, но привел довод, оправдывающий, по мнению Шауля, его действия. Поэтому Давид был прощен, а Шауль — не прощен и отстранен от царствования (Шмуэль I, 15).

Нам известно, как возникла и как развивалась история с Бат-Шевой. Вспомним ее еще раз.

Беседуя о семнадцатой главе, мы говорили, что в трактате Талмуда «Санедрин», 107а, анализируется следующее предание. Давид получил пророческую весть, что в молитвах еврейского народа Всевышнего будут называть «Б-г Авраама, Б-г Ицхака и Б-г Яакова», и спросил у Всевышнего, почему будут упоминаться только трое праотцев, почему не вспомнят о нем. Всевышний ответил: потому что эти люди достойно вынесли все испытания, которым были подвергнуты в жизни. Тогда царь Давид, который тоже хотел, пройдя испытание, подняться на новый, более высокий духовный уровень, попросил, чтобы и ему было послано испытание, потому что он уверен, что в силах его выдержать. Всевышний согласился и даже предупредил, облегчая Давиду задачу, что он будет испытан на стойкость в соблюдении законов об отношениях между полами. Как мы видим по эпизоду с Бат-Шевой, Давид испытания не выдержал (заметим в скобках, что Всевышний, посылая человеку испытание, дает ему и силы для его преодоления, но не в том случае, когда человек навлекает на себя испытание сам). Давид совершает прегрешение.

В беседе о главе третьей мы говорили, что Давид был наказан за это прегрешение, что наказания были связаны с его детьми и что мятеж Авшалома — одно из этих наказаний.

Но ведь только что, чуть выше, мы сказали, что Давид был прощен? Да и в связи с главой тридцатой мы приводили мидраш, где сказано, что на мольбу Давида простить этот грех Всевышний ответил, что грех этот будет ему прощен, что знак о том, что прощение состоялось, будет дан в царствование Шломо, и что этот знак действительно был дан в момент, когда царь Шломо вносил в Святая святых ковчег завета.

Так как же все-таки — Давид был прощен или наказан?

И о первопричинах прегрешения с Бат-Шевой, и о самом прегрешении, и о знаке о прощении мы узнаем из трактата «Санедрин», 107а. Продолжая анализ истории, Талмуд рассказывает, что Всевышний сказал Давиду: для того, чтобы получить прощение, ему предстоит пройти через ряд трудностей, ибо нет событий без последствий или, как скажет в будущем его мудрый сын Шломо в своих притчах («Мишлей»), нельзя ступить на угли и не обжечься. Последствиями прегрешения Давида была, помимо прочего, проказа, которой он страдал полгода, и в этот период от него отдалилась Шехина, он не мог вступать в контакт с людьми, от него обособился Санедрин.

С другой стороны, Всевышний оставил Давида на троне, Давид чувствовал, что его близость к Всевышнему восстановилась и что он по-прежнему любим.

Раскаяние и признание еще не отменяют наказания. Человек признал свою вину — и с этого момента начинается ее искупление. Это похоже на лечение от болезни. Человек болен. Он слаб, он страдает, его мучают боли. Наконец он обращается к врачу, рассказывает о том, что с ним происходит, и тогда начинается лечение. Горьким лекарством. Но, как известно, чем раньше больной обращается к врачу, тем легче лечение.

«Поэтому, — говорит Давид в шестом стихе, — пусть умоляет Тебя всякий праведник, пока есть время, пока разлитие больших вод (т.е. посланное Всевышним более суровое наказание) не застигло его».

Сфорно комментирует этот стих так: поступил дурно — исправь сразу, при первом же предупреждении свыше («пока есть время»). Тогда ты избежишь последующих наказаний — «разлития больших вод».

Вы скажете: не всегда же трудности, неприятности и беды, с которыми сталкивается в жизни каждый человек, являются наказанием за проступок! Верно. Тем не менее, хотя, конечно, грех — не единственная причина трудностей, такой причиной может быть и посланное свыше испытание, Талмуд говорит: оказавшись в трудной ситуации, человек должен осмыслить свои предыдущие поступки и проверить, не надо ли что-то исправить (Брахот, 5а). Беды, которые являются не испытанием, а наказанием-предупреждением, можно сравнить с будильником. Прозвонил будильник — встань. И тогда ты можешь его выключить.

Восьмой стих, который мы здесь понимаем как наставление от лица Всевышнего, по мнению Мальбима говорит еще более того: понимай волю Всевышнего с полуслова, улавливай Его совет: «С советом направлю на тебя Мое око» буквально звучит как «посоветую тебе глазом», т.е. мигну, а ты понимай — не жди «одергиваний», не жди предупреждений.

Стих девятый продолжает «вразумление»: «Не будьте же, как лошадь и мул, [который ничего] не понимает, [которого приходится] удилами и уздой взнуздывать, чтобы удерживать [на пути] , чтобы не приближался к тебе». Лошадь не понимает, что всадник направляет ее на безопасный путь, она принимает благо за зло, и не понимает до такой степени, что начинает брыкаться и приходится удерживать ее на расстоянии. В связи с этим стихом Мальбим упоминает известное сравнение духовного начала и разума человека со всадником, а его физической сущности — с конем. Так же, как наездник сдерживает мула удилами и направляет уздечкой, чтобы он не нанес ущерба ни себе, ни всаднику, так разум человека сдерживает и направляет его эмоции и физические желания, чтобы тело не нанесло ущерба душе.

Десятый стих звучит просто: «Много болей у нечестивца, а того, кто доверяется Г-споду, окружает милость». Казалось бы, и понимать его надо просто: грешника Б-г наказывает, вот ему и плохо, а праведнику благоволит, вот ему и хорошо. Но суть стиха не так проста.

Мальбим считает, что дело в восприятии, а не во множестве или отсутствии страданий. Человек, который не «доверяется Г-споду», воспринимает всякое «предупреждение», всякое наказание Всевышнего болезненно, как беду и помеху, а праведник — как благо, как ориентир, помогающий душе вернуться в нужное состояние.

Сфорно, как бы продолжая сравнение с мулом, говорит: плохо приходится тому, кто упрямится, и чем больше он упрямится, тем ему хуже.

А Хафец Хаим, разделяя, в сущности, позицию Мальбима, приводит уже знакомое нам сравнение наказания с лекарством. Человек болен, рассуждает он, надо дать ему лекарство. Но оно горькое. Что же делать? Надо покрыть его сладкой оболочкой. А что может быть «сладкой оболочкой» для «лечебного наказания»? Доверие к Всевышнему — битахон. Это та «сладость», которая позволяет принять суровое испытание как благо.

И, наконец, одиннадцатый, последний стих главы призывает нас быть оптимистами, пребывать в радости, потому что все, что с нами происходит, — к лучшему, если наша цель — делать что должно.