Ангелы Дня Искупления

За трубление в шофар — под арест

Больше десяти лет под властью Британии Стена Плача не слышала голоса шофара. От арабских домов Котель был отделен только узким переулком, и англичане запрещали приносить к Стене Плача стулья, читать там Тору и даже молиться вслух, а уж тем более — трубить в шофар.

Так было до тех пор, пока одному молодому человеку по имени Моше Сегаль (который позже стал раввином) не пришла в голову дерзкая мысль: протрубить в шофар в конце молитвы Неила, которой завершается Йом Кипур. Прямо под носом у английских полицейских.

Моше просто подошел к раввину их общины Ицхаку Хоренштейну в перерыве между утренней и дневной молитвами и сказал ему: «Дай мне шофар».

— Зачем?

— Я буду трубить.

— Ты что, не видишь, сколько здесь сегодня полиции?

— Я буду трубить.

Раввин одними глазами показал на стендер, стоящий в конце переулка, и резко отвернулся. Значит, шофар был там, в ящике стендера. Когда Неила подходила к концу, Моше подошел к стенду и прислонился к нему, а через минуту незаметно выдвинул ящик и засунул шофар себе под рубашку.

Моше был еще неженат, и у него не было талита. Он повернулся к еврею, который молился рядом, и попросил его талит. Это была странная просьба, но еврей молча снял талит и протянул его Моше.

Моше завернулся в талит и вдруг почувствовал, что внутри него он будто находится в каком-то отдельном мире, где не властвует Британский мандат. Где правит народом Израиля совсем другой Правитель. Где Моше поступит так, как Он повелевает ему, и никакая сила на земле не остановит его.

Прозвучали заключительные слова молитвы Неила. Моше вынул шофар, и над молящимися полетел долгий и громкий звук трубления. Моше мгновенно был арестован и доставлен в полицейский участок. Неизвестно, какая бы участь ждала Моше Сегаля, если бы не ультиматум главного раввина Святой Земли рава Авраама Ицхака Кука. Узнав о его аресте, рав Кук потребовал у Верховного комиссара Палестины немедленно освободить его — иначе он объявляет голодовку. У Верховного комиссара не было другого выхода, как приказать выпустить дерзкого еврея.

Но все последующие годы Британского мандата другие евреи — более молодые и дерзкие, и почти вовсе не религиозные — продолжали выполнять эту заповедь. Они тайком приносили к стене плача в Йом Кипур несколько шофаров — и трубили. Их арестовывали, сажали на несколько месяцев в тюрьму, но они трубили всё равно. Вплоть до 1948 года шофар звучал у Котеля каждый Йом Кипур.

Вместо поминальной молитвы

Джине Франкель было 17 лет, когда она оказалась в лагере Берген-Бельзен вместе с единственной выжившей сестрой. Их отец умер в Лодзинском гетто. Мать и другие сестры были убиты в Освенциме.

Наступил день искупления и поста — Йом Кипур. Девочки и так были истощены до последней возможности, но это был святой день, и им было так важно поститься — в том месте, где их пытались превратить в нелюдей.

У них была припасена свеча, чтобы зажечь ее накануне праздника: консервная банка, фитиль из ниток, выдернутых из одежды, и немного масла. Сначала они сидели вокруг свечи в абсолютной тишине. Но потом в разных углах барака стали звучать неуверенные голоса. Женщины вспоминали слова и мелодии вечерней молитвы. Они молились вместе, и чувствовали, что в их обращениях к Вс-вышнему в День Искупления была такая великая сила, которая непременно дойдет до Небесных Врат.

Когда свеча догорела, с этой верой они тихо разошлись к своим нарам. В шесть утра в лагере начался новый день. Полученный «кофе» Джина и ее подруги вылили на землю, а хлеб закопали, чтобы съесть его после поста.

Зачем им было поститься, если они и так голодали каждый день? Решение провести этот день так, как заповедал Вс-вышний, выводило их в какую-то совершенно другую реальность. Там не было окружающего их уродства, пустоты, отвращения, потерь, тоски по родителям. Йом Кипур поднимал их над этой жуткой действительностью туда, куда фашисты не могли добраться.

Жаль только — не было ни одного молитвенника. Они вспоминали разные части молитвы, делясь ими друг с другом. Но никто не помнил поминальной молитвы «Изкор»: ведь те, у кого родители живы, всегда выходят из синагоги во время чтения «Изкора» и не слышат его.

Вдруг одна из девушек тихо и мелодично запела:

Майн идишэ мамэ
Эз гиб нит бэсэр ин дэр вэлт
Майн идишэ мамэ
Ой, вэй, вэй, битэр вэн зи фейлт…

Никто не переглядывался удивленно. Никто не спрашивал у подруги, при чем тут идиш, и разве это молитва. Все девушки пели вместе — и эта песня была самой проникновенной, самой теплой поминальной молитвой. И этот грязный барак в те минуты был святее любой синагоги.

Записка с того света

Вступая в Йом Кипур 1973 года, Ури Шахар и не подозревал, что этот Судный День даст название одной из арабско-израильских войн. В воздухе висело напряжение, но жизнь продолжалась, как обычно. Ури молился полуденную молитву Минха в одной из синагог Старого Города. Это был его первый в жизни Йом Кипур, который он проводил без отца. Отец Ури, Янив, скончался всего шесть месяцев назад. Хотя Ури уже давно был взрослым, но в этот день он чувствовал себя маленьким одиноким ребенком-сиротой.

Вдруг посередине молитвы завыли сирены, и все побежали к выходу. Началась война. Ури понимал, что скоро его призовут в армию, как и множество других резервистов. Он решил пойти к Стене Плача, которая была всего в трех минутах ходьбы. Прильнув головой и руками к Стене, он молился о том, чтобы он и все остальные евреи вернулись домой живыми.

Закончив молиться, Ури отнял руки от Стены и случайно зацепил одну из записок, которые люди просовывают между камней Котеля, и она упала на землю. Он поднял ее, чтобы вернуть обратно.

Ури не был любопытным человеком и никогда не читал чужих писем. Но почему-то, почти непроизвольно, он развернул записку и чуть не потерял сознание: он увидел, что она написана до боли знакомым почерком его отца — с высокими крючками «ламедов» и длинными хвостами «нунов». Ошибки быть не могло…

Б-же, я знаю, что жить мне осталось недолго, поэтому я прошу Тебя защитить моих детей от всякого зла. Ведь меня не будет рядом, чтобы позаботиться о них. Я обращаюсь к Тебе: сделай то, что я не смогу сделать. С благодарностью — Янив.

Ури читал и перечитывал строки, которые написал его отец перед смертью, и слезы застилали его глаза. Но времени стоять и плакать не было. Он положил записку в карман и ушел на войну.

Через несколько недель, вернувшись домой, Ури первым делом поехал к Стене Плача, вынул из кармана слегка потрепанную записку, которая все эти недели тяжелых боёв была с ним, поцеловал бумажный прямоугольник и поместил его в щель между камней. Ури благодарил Вс-вышнего не только за благополучное возвращение домой. Но и за то, что в самый праздничный и самый святой день, когда ему пришлось, не окончив молитву, идти воевать за свою землю, Вс-вышний дал ему знак: Он всегда будет с ним, защищая его от всякого зла.

* * *

Йом Кипур — это особенный праздник. В этот единственный день в году каждому еврею дается возможность полностью освободиться от своих физических ограничений и принять свое ангельское «я». В этот день мы возвращаемся к нашему истоку, к нашей совершенной душе. Всем нам дано почувствовать, как мы на самом деле близки к Вс-вышнему, ведь все мы подобны ангелам.