Субботний гость

Эта история произошла в Англии, примерно в середине XX века. Один религиозный еврей по имени Ицхак жил в лондонском районе Стэмфорд Хилл, и по работе ему часто приходилось ездить в сельскую местность на севере Англии. Как бы он далеко ни уезжал, к шабату Ицхак, конечно, всегда возвращался домой. Но в одну пятницу получилось совсем иначе…

Ицхак ехал на своем автомобиле в сторону дома, как вдруг мотор начал барахлить. Ицхак свернул с трассы и начал искать станцию техобслуживания. Пока он ее нашел, пока машину приняли в ремонт, пока ее чинили, всё утекали и утекали минуты, оставалось все меньше времени до субботы. Когда наконец, спустя несколько часов, автомобиль был готов продолжать свой путь в Лондон — сам Ицхак ехать уже не мог: суббота начиналась вот-вот, и он никак не успевал вернуться домой.

Делать было нечего. Ицхак поехал в ближайший городок, поселился в местной гостинице и наудачу спросил, где находится ближайшая синагога. К его радости, синагога была неподалеку от гостиницы. Это было старинное, некогда величественное, но запущенное здание. С заходом солнца к его входу стали стекаться молящиеся. По их виду Ицхак сразу определил, что еврейская община городка так же умирает, как и старая синагога.

Внезапно, словно из ниоткуда, появился пожилой джентльмен и подошел к Ицхаку. Его длинная борода и свободный идиш казались совершенно неуместными в этом типично английском городке.

— Будьте так добры, вы не согласились бы быть моим гостем в этот шаббат? — кроме вежливости в его голосе почему-то чувствовалось волнение. Услышав положительный ответ Ицхака, мужчина широко улыбнулся и представился:

— Яаков Франкиновиц. Но все зовут меня просто Янкель. Я живу один, всего в получасе ходьбы отсюда.

Домишко Янкеля оказался тоже старым, с грязными окнами. Сквозь стекла одного из окон струился слабый свет. Пока Янкель одолевал несколько ступенек крыльца, на него напал неудержимый кашель. Ицхак обеспокоенно посмотрел на него, но тот отмахнулся:

— Не пугайтесь, это просто астма. У меня бывает.

В столовой был накрыт стол на двоих. «Откуда он знал, что я приеду?» — подумал Ицхак, и, словно отвечая на его мысли, старик сказал:

— Я всегда готов к тому, что в шабат ко мне присоединится гость. Поэтому я всегда ставлю на стол два прибора — на всякий случай.

Еда была недоприправленной и пережаренной, но всё искупалось неповторимой атмосферой. Разговор шел легко. Мужчины обсуждали тонкости недельной главы, потом пели субботние песни, потом снова говорили — и завершили трапезу далеко за полночь.

— Какое у вас интересное издание Пятикнижия, — заметил Ицхак, когда Янкель закончил цитировать какое-то место из Торы по потрепанному, но все еще не потерявшему своей красоты томику.

— Да, — сказал старик с явным удовольствием, — это Пятикнижие принадлежало моему деду, как и сидур [молитвенник], который я использую в синагоге. Правда же, он неплохо сохранился для своих лет? Хотя и дед его открывал каждый день, и я тоже.

Уже шел второй час ночи, пора было и честь знать: Ицхак засобирался в свою гостиницу. Хозяин остановил его просящим взглядом:

— Пожалуйста, останьтесь. Не часто у меня есть возможность выполнить заповедь гостеприимства… Не лишайте меня этой чести.

Ицхак лежал на комковатом матрасе, от которого слегка попахивало плесенью, слушал надрывный кашель и хрипы своего хозяина из соседней комнаты и завывания ветра за окном. Ветер свободно дул через треснувшие оконные стекла, и Ицхак думал о том, как такой холод, должно быть, вреден его новому другу.

На следующее утро стало еще холоднее. Ицхак стал упрашивать Янкеля остаться дома, а не идти полчаса в синагогу, а потом еще возвращаться по такой погоде. Старик даже думать об этом не хотел, они завязали потуже шарфы и двинулись в путь. Еще две прогулки, еще две совместные трапезы — между этими, вчера еще незнакомыми людьми, крепла глубокая дружба. И к концу третьей субботней трапезы Янкель поделился с Ицхаком своей историей.

— Я родился в России и до сих пор помню те страшные времена — погромы, голод и страх. Когда мне было семь лет, мы уехали в Англию и поселились здесь. Мои родители вскоре скончались, и меня стали воспитывать бабушка и дедушка. Дедушка был главой общины, и именно благодаря его усилиям здесь была построена синагога, стала расцветать еврейская жизнь, сюда стали приезжать и другие евреи.

Мои бабушка и дедушка были исключительно щедрыми людьми. Никакой бедняк не уходил от них с пустыми руками. Всегда у них останавливались путешественники в доме. Никогда они не брали ни копейки за свои услуги. Они чувствовали, что выполняют заповедь, угощая других евреев кошерной едой и давая им место для ночлега.

Молодое поколение выросло и уехало. Кто в Манчестер подался, а кто и в Лондон. Остались только те, кто ходит в синагогу раз в неделю по привычке, — и я. Как и все остальные, я подумывал о том, чтобы уехать из города, но мой дедушка и слышать об этом не хотел. Он понимал, что без нашей семьи община скоро растворится в небытии. Я остался, женился.

Еврейская община продолжала сокращаться, и мы с женой снова заговорили о том, что хотели бы переехать в город, где есть другие евреи, такие, как мы, которые ценили соблюдение Торы и заповедей. Но дедушка был непреклонен. Он был уверен, что мы были нужны здесь.

Умирая, дедушка снова попросил меня остаться в нашем городке:

— Придет время, — сказал он мне, — когда еврейский путешественник будет проезжать через наш город, и ему будет нужно место, где можно поесть. Кто же накормит его, если не вы? Кто предоставит ему ночлег?

И поэтому я остался здесь для еврейского путешественника, который, возможно, нуждается в кошерном доме, — заключил Янкель, а Ицхак понял, что он был тем самым гостем, которого тот ждал несколько десятков лет.

Старик сильно закашлялся, а после продолжал:

— Я вижу, вам тяжело смотреть, как я кашляю, и вы думаете, что доставляете неудобства старому больному человеку. Не надо. Ваше посещение придало смысл всем годам ожидания. Значит, дед был прав. Круг теперь завершен.

На исходе субботы Ицхак и Янкель тепло пожали друг другу руки, и Ицхак уехал, пообещав, что вернется, уверяя старика, что ему вскоре надо будет вновь приехать в этот район по делам. На самом деле, он хотел вернуться с подарком для этого человека, который так многому научил его о терпении и вере.

Через два дня Ицхак вновь приехал в тот сонный городок, поднялся по ступенькам к старому дому Янкеля и постучал в дверь. Раз, два, три раза — тишина. Опасаясь худшего, он помчался в синагогу. Там ему сообщили, что г-н Франкиновиц скончался в воскресенье утром.

— Он пришел на службу, как обычно, начал кашлять, а затем его не стало, — сказал габай. — Подождите минутку. Ведь вы тот гость, который был здесь в шабат? Г-н Франкиновиц оставил вам что-то. Я нашел это на его столе, когда пошел к нему домой, чтобы привести в порядок его вещи.

Это был аккуратно завернутый пакет с запиской на идише. Янкель благодарил Ицхака за то, что смог, наконец, выполнить заповедь гостеприимства, и сообщал, что в знак своей признательности передает Ицхаку Пятикнижие и молитвенник своего деда. И надеется на то, что Ицхак воспитает своих детей в духе соблюдения Торы и заповедей.

У старика не оставалось никаких родственников, поэтому Ицхак взял на себя обязательство читать по нему кадиш. А кроме того, в семье Ицхака появился обычай всегда ставить на субботний стол дополнительный прибор — на всякий случай.