Джошуа Сафран: из язычества в еврейство

Для еврейского ребенка, выросшего в Америке 1980-х годов, детство Джошуа Сафрана было, по меньшей мере, нетрадиционным. Большая часть его была проведена в путешествиях автостопом по Дикому Западу вместе с его матерью Клаудией. Жилищем им служили то палатка в коммуне неоязычников, то полуразвалившийся фургон, на котором раньше развозили мороженое, а иногда и просто «чистое поле» — без электричества, водопровода и туалета.

Обладая большой стойкостью и острым умом, к 25 годам Джошуа стал одним из 10 лучших выпускников юридического факультета, был счастливо женат и с гордостью носил кипу.

В начале

Джошуа Сафран родился в 1975 году в неоязыческой коммуне ведьм («викка») в округе Хейт-Эшбери в Сан-Франциско. Эти просвещенные ведьмы конца XX века не варили снадобья в котлах, а «направляли свои духовные энергии на спасение богини и исцеление мира».

«Моя мать — невероятный идеалист, — рассказывает Джошуа. Она искала несуществующую страну Утопию и брала на поиски и меня…»

Таких детей, как Клаудия, называли в Америке «красными подгузниками», потому что буквально с пеленок их растили коммунистами. Отец Клаудии даже был внесен сенатором Маккарти в черный список за то, что тот призывал угнетенный пролетариат к марксистской революции и свержению правительство США. «Они были готовы на жертвы ради своего утопического идеала», — объясняет Джошуа.

Когда Джошуа было 4 года, Рональда Рейгана выбрали президентом, и началась гонка вооружений. Опасаясь ядерной войны, Клаудия взяла сына и уехала с ним на северо-запад страны. Там они прожили пять лет среди первозданной природы, лесов и утесов — и вдали от цивилизации. У Джошуа не было ни правил, ни отца, ни стабильности.

Вскоре Клаудия вышла замуж за партизанского командира из Сальвадора, который тоже был марксистом и оккультистом, но, к тому же, и жестоким алкоголиком. Напившись, отчим бил мать, а Джошуа, прячась под одеялом, замышлял восстановить справедливость одним махом, убив своего отчима.

Я еврей?!

Клаудия не сразу отдала сына в государственную школу, где «обучают плохим ценностям капитализма, насилия и конкуренции», и поначалу учила его сама. Когда Джошуа впервые попал в школу, поступив в шестой класс, он читал и писал на уровне колледжа, прекрасно разбирался в русской литературе, марксистской теории, географии и геополитике — но ничего не знал из курсов математики и физики. Одноклассники смеялись над Джошуа, который выглядел как хиппи. Одежда его была в заплатках, а волосы — в смоле.

Однажды вечером Джошуа и его мать шли домой — в свою брезентовую палатку в тропическом лесу — и встретили человека, который, бросив короткий взгляд на Джошуа, сказал ни с того ни с сего: «У него нос раввина!» Джошуа попросил мать объяснить, что это значит, а она спокойно ответила на это:

— Как, я разве никогда не говорила тебе, что мы евреи? Да, евреи — это такая большая семья, куда входят Фрейд, Маркс, Эйнштейн и другие великие люди.

Джошуа был потрясен, когда узнал, что у него тоже есть какие-то корни, что он не просто бездомный хиппи, а человек, который к чему-то принадлежит. Немного переварив эту мысль, он принялся за новые расспросы, на что Клаудия дала классический еврейский ответ: «Давай пойдем в библиотеку и почитаем про это».

И они почитали. С каждой страницей Джошуа убеждался, что еврейская история отражает его собственную жизнь: изгнание, блуждание, невзгоды, поиск высшей цели!

Первой книгой, которую они тогда взяли в библиотеке, была энциклопедия «Британника», из которой следовало, что он является потомком «древнего племени, которое вышло из тумана предыстории, чтобы научить мир этике и Богу». Джошуа разглядывал портрет Маймонида на странице энциклопедии, и у него было чувство, будто перед ним — его собственный семейный фотоальбом…

Он также узнал, что евреи — рассеянные по ветру, угнетенные и униженные — двигались дальше, сохраняя свою веру и оказывая влияние на людей, где бы они ни оказались. Джошуа, который много лет был изгоем, видел в еврейской истории отражение своей жизни, в которой было много невзгод — и высшая цель. Он только уже не совсем был уверен в истинности той цели…

Когда Джошуа было 12 лет, он услышал песню Боба Марли: «Камень, от которого отказался строитель, всегда будет главным краеугольным камнем», — и эти слова поразили его. Отверженность и искупление — вновь та же последовательность, как и в еврейской истории. Он напевал эту песню целый день, а Клаудия сказала ему, что Боб Марли здесь ни при чем, и слова эти принадлежат царю Давиду.

Джошуа стал спорить с матерью со всей самоуверенностью 12-летнего подростка, и чтобы доказать, что она ошибается, перечитал всю книгу Псалмов — и обнаружил, что царь Давид говорит с ним сквозь три тысячелетия…

Перевернув последнюю страницу Псалмов, Джошуа отправился в публичную библиотеку. Там он стал пропадать целыми днями: Библия, еврейская история, еврейская литература — не отпускали его, заставляли читать еще и еще, узнавать всё больше.

«К Моше-рабейну у меня сложилось особое отношение, — вспоминает Джошуа. — Он, как и я, рос оторванным от еврейского народа, отправился в пустыню, чтобы искать Б-га, а потом воссоединился со своим народом. История Моше для меня была как приглашение — приглашение вернуть свое наследие и вернуться самому».

Наконец — дома

Джошуа хорошо окончил школу и поступил в Оберлинский колледж (штат Огайо). Изучая там политику, антропологию и философию, он пришел к выводу, что идеалистический путь его матери — через оккультные практики и марксизм — был просто фантазией, выдумкой, которая никогда не сможет привести ни к каким преобразованиям — ни личным, ни социальным.

«Сейчас я еще сильнее стремился найти то подлинное, единственное и оригинальное, без подделок или замен. Я отправился в Израиль, в Иерусалим».

В Иерусалиме Джошуа больше всего впечатлило истинно авраамическое гостеприимство и чувство принадлежности. «Я выглядел довольно странно с моими длинными волосами и фланелевой рубашкой. В Америке бы люди позвонили шерифу. В Израиле же они спорили за честь принять меня в своем доме».

«Когда я пришел в синагогу, и пришло время благословения коэнов, раввин спросил: “Есть ли сегодня здесь коэны?” И парень, что стоял передо мной, — типичный лондонский панк с оранжевыми дредами и булавкой в носу — поднял руку. Я подумал — как неловко будет, когда охрана начнет выпроваживать его. Но панка провели вперед, развернули талит над его плечами, и все мы, включая уважаемых раввинов, с трепетом приняли благословение коэна, который вовсе не был похож на священника. В тот момент принятия и единства я понял, что я, наконец, дома».

Вернувшись в США, Джошуа рассказал матери о своем решении начать жить по-еврейски, и Клаудия заметила: «Какая ирония судьбы: ты вырос без правил и без отца — и теперь подписываешься на патриархальную систему, основанную на правилах!»

«Я всегда был в духовном поиске, но знал очень мало. Я знал только, что производные и поддельные продукты мне не нужны. Я видел, как все надуманные духовные системы оказываются несостоятельны. Иудаизм же был первоначальной монотеистической верой, и чего нельзя у него отнять — так это его подлинности».

Джошуа окончил университет и уехал на год в мистический израильский город Цфат. Чистый горный воздух, овеянные легендами камни и древняя еврейская мудрость освещали возвращение Джошуа к его еврейским корням.

«Американская мечта»

Джошуа подал заявление в престижную юридическую школу Беркли и был принят. Вскоре он познакомился со своей будущей женой Леей, стал отцом и начал строить карьеру в крупной юридической фирме.

«Я так долго был на задворках общества, — говорит он, — что мне хотелось, наконец, испытать “американскую мечту”. Какое-то время мне казалось, что, работая в престижном офисе, имея собственного секретаря и получая хорошую зарплату, я получил то, чего хотел».

Уже через полгода Джошуа понял, что материальные удовольствия не могут удовлетворить его жажду жизни, наполненной настоящим смыслом. «Я крутился, как белка в колесе, посвящая работе несусветное количество часов. В юридической фирме средний срок выгорания юриста — с первого дня работы до того времени, когда он либо рухнет, либо уволится — составляет 18 месяцев. Я продержался 8 лет — только благодаря соблюдению шабата — дня остановки и подзарядки. Но я понимал, что просто обязан объединить свои духовные стремления и работу».

За рамками сегодняшнего дня

«Я не знаю, что будет со мной дальше, но постепенно вижу, как складывается пазл моей жизни, и каждый кусочек в нем встает на свое, запланированное заранее Создателем, место. И даже мои детские переживания за мать, когда мой отчим избивал ее, не остались запечатанными в памяти, а стали толчком к тому, что я сейчас как адвокат занимаюсь делами жертв насилия — и понимаю их лучше, чем кто бы то ни было».

«Я всегда задавался вопросом, почему моя мать позволяет, чтобы с ней так обращались. Потом я узнал, что мой прадед стал сиротой, когда казаки убили его родителей. А он в это время… да, прятался в шкафу, как и я. Эта трагедия оставила моего прадеда опустошенным и обозленным — и только мне, пять поколений спустя, дается возможность остановить цепь последствий того погрома. Я благодарен за это».

В настоящее время Джошуа — признанный на национальном уровне эксперт по вопросам насилия в семье и незаконного тюремного заключения, он является автором книг и лектором.

«Я благодарен, что унаследовал от моих коммунистических бабушки и дедушки идеализм. Я думаю, так выражались их мессианские стремления — просто они применили их к коммунизму, популярному “изму” того времени».

«Если бы мне пришлось вновь прожить мою жизнь — я не знаю, что бы я хотел там изменить. Мое странное детство оставило много шрамов в душе — но я чувствую, как, воспитывая своих дочерей в любви, постоянстве, устойчивости и красоте, я исправляю и свое детство, залечиваю свои шрамы».

* * *

Сафран — эту фамилию Джошуа и его жена Лея выбрали вместе. Им был важен корень этой фамилии, сефер — книга. Так они начали свою семейную жизнь как жизнь мужчины и женщины, принадлежащих народу Книги. И так они перенаправили стремление предыдущих поколений к несбыточной Утопии — в стремление к еврейским идеалам: вечным и неподдельным.