Соловьёв – философ, христианин, юдофил

Соловьёв Владимир Сергеевич – знаменитый русский философ, богослов и публицист, христианин (1853-1900).

Уже в зрелые годы В. С. Соловьёв начал изучать иврит и Священное Писание под руководством Ф. Б. Геца, причём, по словам учителя, «не довольствовался одним этимологическим и грамматическим разбором текста, а главное – интересовался объяснениями и толкованиями талмудических и раввинских комментаторов. Он прошёл трактат Авот, Авода Зара, Йома, Сука и неутомимо много читал о талмудической письменности».

В одном из своих писем В. С. Соловьёв пишет: «Кроме Торы и исторических книг, прочёл всех пророков и начал псалмы. Теперь, слава Б-гу, я могу хотя отчасти исполнять долг религиозной учтивости, присоединяя к своим еженедельным молитвам и еврейские фразы».

В. С. Соловьёв верил в возрождение «богорождающего народа», призванного воцарить справедливость. Израиль, полагал он, призван стать «деятельным посредником для очеловечения материальной жизни и природы, для создания новой земли, где правда живёт». С этой верой в провиденциальную миссию еврейского народа, призванного создать царство Б-жие на земле, жил и умер философ, воссылая на смертном одре горячие молитвы о возрождении многострадального «народа-богоносца».

В борьбе за «раскрепощение» русского еврейства В. С. Соловьёв выдвигает на первый план философскую тенденцию в истолковании исторических судеб еврейского народа, примиряя в стройном философском синтезе богословский метод с исторической оценкой религиозно-этических тенденций иудаизма. Если в глазах Соловьёва как историка христианства «еврейский вопрос есть, прежде всего, вопрос христианский», то философу-моралисту он представляется жгучим вопросом общечеловеческой или вселенской морали. В этом смысле еврейский вопрос для него, в сущности, – вопрос правды и справедливости: в лице еврея попирается справедливость, потому что «преследования, коим подвергают евреев, не имеют ни малейшего оправдания; обвинения, возводимые антисемитами на них, не выдерживают самой снисходительной критики: они большей частью – злоумышленная ложь».

Этот взгляд навеян не личными симпатиями Соловьёва, он логически неизбежно вытекает как вывод из предпосылок его системы и продиктован всем укладом его религиозного мировоззрения. В этом смысле весьма поучительно следующее признание философа, в котором вылилось его credo по еврейскому вопросу: «Меня величают юдофилом, другие укоряют в слепом пристрастии к еврейству… Но в чём, хотел бы я знать, высказывается моё юдофильство или моё пристрастие к евреям? Разве я не признаю слабых сторон иудейства, или разве я оправдываю последние?.. Я не скрываю, что живо интересуюсь судьбой еврейского народа, но это – потому, что она сама по себе в высшей степени интересна и поучительна во многих отношениях. Но иногда я заступаюсь за евреев? Да, только, к сожалению, не так часто, как я бы хотел и должен был сделать это в качестве христианина и славянина. Как христианин я сознаю, что обязан иудейству величайшей благодарностью, ибо мой Спаситель был иудеем, иудеями же были пророки и апостолы, и краеугольный камень вселенской церкви взят был в доме израилевом; а как славянин я чувствую великую вину против еврейства и хотел бы искупить её, чем только могу».

Сознавая, что «справедливость осуществится, может быть, только завтра, считая дни по Божьему счёту, т.е. через тысячу лет», В. С. Соловьёв полагал, однако, что этим не устраняется необходимость хотя бы временного и паллиативного облегчения для наиболее страждущей части еврейства». Если бесстрастный теоретик-идеолог может оставаться равнодушным свидетелем страданий целого народа, то публицист-гражданин не может и не вправе не заступиться за поруганные права угнетённой нации: «Когда дело идёт не о теоретических идеях, а о вопросах жизненных, решение которых в том или ином смысле имеет прямые практические последствия для множества живых людей, когда торжество или поражение известного взгляда связано с благополучием или бедствием наших ближних, – тогда философское бесстрастие и невозмутимость были бы совершенно неуместны: тут уже вступает в свои права и моральное негодование, и религиозная ревность; тут уже не достаточно одного изложения истины, а необходимо и беспощадное обличение неправды».

Верный этому принципу, В. С. Соловьёв в целом ряде публицистических статей (Еврейско-христианский вопрос, Грехи России, Талмуд и новейшая литература о нём в Австрии и Германии, Национальный вопрос, Оправдание добра, Рецензия на книгу С. Я. Диминского «Евреи, их вероучение и нравоучение» и др.) вскрывает несостоятельность наветов на еврейство, изобличая злонамеренную ложь антисемитизма.

Опровергая утверждение некоторых антисемитов, что еврейский вопрос не представлял бы никаких трудностей, «если бы только евреи отказались от Талмуда, питающего их фанатизм и обособленность, и вернулись к чистой религии Моисеева закона», Соловьёв посвящает блестящую статью рассмотрению религиозно-этических тенденций Талмуда и приходить к выводу, что идея эта лишена всякой почвы: «В Талмуде нет тех дурных законов, которые хотят отыскать в нём антисемиты», игнорируя три великих запрета этой книги – священие имени Божия, запрет хуления Его имени и проповедь миролюбивого отношения ко всем людям (мипней даркей-шалом).

Что касается выдвигаемых против еврейства обвинений этико-экономического характера, то «проходя через всю историю человечества от самого её начала и до наших дней (чего нельзя сказать ни об одной другой нации), еврейство представляет как бы ось всемирной истории; вследствие такого центрального значения еврейства в историческом человечестве, все положительные, а также и все отрицательные силы человеческой природы проявляются в этом народе с особенной яркостью; поэтому обвинения евреев во всевозможных пороках находят своё основание в действительных фактах из жизни евреев; но когда на основании этих частностей хотят засудить целиком всё еврейство, тогда можно только удивляться смелости обвинителей».

Полагая, что национальному характеру евреев свойствен «крайний материализм» и многие другие отрицательные черты, Соловьёв считает, однако, что для объективной оценки их характера «нужно понять совокупность и взаимную связь» всех сторон национального облика евреев, а не выхватывать отдельные черты и искусственно выдвигать их на первый план, затушёвывая остальные. Этой односторонностью в оценке национального облика евреев и грешат антисемиты, игнорируя «крепкую веру (евреев) в живого Бога, затем – сильнейшее чувство своей человеческой и народной личности».