Сон можно украсть?

Уважаемый Е.!

Гезель шена — выражение на иврите. По-русски это означает «похищение сна». Это выражение употребляют в тех случаях, когда человек будит ближнего без уважительной причины. Хафец Хаим сказал, что, в определённом смысле, похищение сна — более тяжкое преступление, чем «обычное» ограбление, потому что человек, укравший какой-то предмет, может раскаяться и вернуть его хозяину, а похищенный сон вернуть невозможно. В книге Мэорот а-Гдолим (Рабби Исраэль, 90) приводится высказывание рабби Исраэля Салантера о том, что похищение сна запрещено Торой.

Правда, галахисты пишут, что выражение Гезель шена («похищение сна») не точно, ведь слово гезэль (ограбление, похищение) можно употреблять, только когда речь идёт о похищении какой-либо вещи. Запрет будить ближнего без уважительной причины основывается на запрете Торы «не обижайте один другого» (Ваикра 25, 17). Отсюда выводят запрет причинять страдание ближнему. Кроме того, тот, кто будит ближнего без уважительной причины, преступает повеление Торы «люби ближнего твоего, как самого себя» (Ваикра 19, 18). Это повеление Рабби Акива назвал «главенствующим принципом в Торе».

Интересно привести решение рава Хаима Каневского, которое показывает «границы» действия этого запрета (из книги Дэрех Сиха, стр. 367). Раву Каневскому задали вопрос: в одной йешиве заперли аудиторию, не обратив внимания, что там оставался один ученик. Когда об этом стало известно, выяснилось, что ученик, у которого был ключ, обычно спит днём до начала следующего сэдэра (времени занятий). Следует его разбудить, или это будет похищение сна, которое невозможно исправить? Рав Хаим ответил: будить ближнего запрещено, т.к. сказано: «Люби ближнего твоего, как самого себя». Но и тот, кто спит, также обязан соблюдать эту мицву. Поэтому надо разбудить его (ведь «освободить» парня из закрытой аудитории — это тоже выполнение заповеди «люби ближнего, как самого себя»).

В заключение приведу рассказ, который показывает, насколько бережно относились мудрецы Израиля к сну других людей. Это рассказал рабби Калман Эпштейн о своём дяде рабби Лейбе Эпштейне (приводится в книге Меир Эйнэй Исраэль, ч. 3).

Это было очень давно, рабби Лейбу было тогда 14 лет и он учился в маленькой йешиве в России. Однажды ему нужно было приехать домой к родителям. Поезд отправлялся в час дня в четверг, дорога домой, в Щецин (Польша), занимала один день. Лейб знал, что даже если поезд приедет вовремя, он доберётся домой лишь за несколько часов до начала субботы. Но поезд прибыл на станцию только в четверг вечером, когда уже стемнело, и отправился только в шесть часов утра. Юноша понял, что шансов добраться в Щецин до субботы нет. Придётся провести субботу где-то в другом месте. Он спросил диспетчера, где останавливается поезд, надеясь, что один из городов окажется местом компактного проживания евреев. Тогда ему будет, где провести субботу. Диспетчер сообщил, к его радости, что одна из остановок — в городе, расположенном недалеко от Радина (Радуни). Лейб был счастлив, потому что его дядя, сам знаменитый Хафец Хаим, жил в Радине (дед Лейба был братом Хафец Хаима). Конечно, он сможет провести субботу у великого праведника.

Лейб сошёл на этой станции. Он узнал, как добраться до Радина, и поспешил туда. Когда он, наконец, добрался до дома Хафец Хаима, рабанит тепло приняла его и сказала, что рав уже ушёл в синагогу. Она объяснила, что Хафец Хаим всегда по пятницам уходит в синагогу задолго до наступления субботы — учится там с людьми до начала молитвы. Она предложила Лейбу немного отдохнуть, прежде чем идти в синагогу, ведь он почти не спал предыдущую ночь. Лейб обрадовался предложению, т.к. очень устал в дороге.

Проснувшись, он увидел, что Хафец Хаим уже сидит за субботним столом и читает книгу. Праведник благословил юношу, предложил ему омыть руки, прочесть молитву Встречи субботы и вечернюю молитву, а затем они примутся за трапезу. Когда юноша закончил молиться, Хафец Хаим позвал рабанит, произнёс Кидуш, и они втроём сели за субботнюю трапезу. После трапезы Хафец Хаим извинился и ушёл спать.

Лейб снова улёгся, но не мог заснуть, ведь он уже выспался. Тогда он встал и вышел в кухню. Там увидел часы и очень удивился. Часы казались исправными, но показывали четыре. «Не может быть, что уже четыре часа утра и через несколько часов рассветёт», — подумал Лейб. На улице было темно, понять, который час, невозможно. Так и не разобравшись, он снова пошёл спать.

Проснувшись утром, Лейб снова вышел на кухню, поздоровался с рабанит и задал вопрос, который не давал ему покоя со вчерашнего дня: «Вчера после трапезы я не мог заснуть, вышел сюда и увидел, что часы показывают четыре утра. Часы были исправны? Когда мы на самом деле закончили трапезу?».

«Действительно, — ответила рабанит. — Было уже очень поздно, когда мы закончили».

«Но ведь трапеза длилась недолго. Когда же мы её начали? — растерянно спросил Лейб. — Выходит, я так долго проспал, когда приехал?»

«Я расскажу тебе, как это вышло, — сказала рабанит. — Когда рав пришёл из синагоги, ты крепко спал. Я хотела разбудить тебя на Кидуш, но рав мне не разрешил. Сказал, что ты измучен поездкой и должен отдохнуть. Он подождёт и скажет Кидуш, когда ты проснёшься. Но ты никак не просыпался, и тогда он сказал нам с сыном Аароном самим сделать Кидуш и съесть субботнюю трапезу. Он к нам не присоединится, а будет учиться, пока ты не проснёшься. Мы договорились, что тогда он позовёт меня и мы все вместе сядем за субботнюю трапезу. Ты действительно проспал несколько часов, но рав твёрдо решил, что не начнёт субботнюю трапезу без своего уважаемого гостя».

Если бы юноша не увидел часы и не начал расспрашивать, ни Хафец Хаим, ни его супруга не рассказали бы ему, как они поступили, и никто бы об этом не узнал.

С уважением, Реувен Куклин