Кто стучит в дверь?

Каких только людей не встретишь в иерусалимском районе Нахлаот! Тут тебе и бедные студенты, и коренные иерусалимцы, и богема, и носители самых разнообразных кип — от почти не видных на голове до прикрывающих уши.

Так что никаким посетителям в местных синагогах не удивляются: пришёл — и отлично, заходи, вот тебе стул, вот тебе молитвенник. Когда в одно субботнее утро в синагогу вбежал незнакомый мальчик лет одиннадцати с пейсами и в белой рубашке, Реб Пинхас уже готов был предложить место для его отца, который, как он думал, войдет следом. Но никто не зашел. Мальчик прошел несколько шагов по проходу между скамьями, развернулся и выбежал на улицу.

Реб Пинхас только пожал плечами и забыл про мальчика… до следующего шабата, когда он точно так же вбежал, огляделся, сделал пару неуверенных шагов и хотел было выйти, когда реб Пинхас подошел к нему и тихонько спросил:

— Ты кого-то ищешь? Тебе чем-то помочь?

Мальчик застенчиво взглянул на реба Пинхаса своими голубыми глазами и ничего не ответил.

На третий шабат реб Пинхас уже решил не отпускать мальчика без объяснений. Может быть, этот светловолосый ребенок не говорит на иврите? Попробовать спросить у него что-то по-русски или по-английски?

Но мальчик продолжал молча появляться и исчезать, не отвечая на обращения, на каких бы языках с ним не говорили. Зато в воскресенье реб Пинхас увидел его на улице, в странной компании: он шел рядом с типичным русскоязычным репатриантом в джинсах и футболке, без головного убора. Мужчина держал за руку девочку, которая ребу Пинхасу была знакома — она с его дочкой ходила в кружок рисования.

Дома реб Пинхас описал эту необычную троицу своей жене, и та сразу поняла, о ком речь:

— Так это же муж Мирьям с детьми. Они всего год в Израиле, вместе ходили сначала на уроки по Традиции, Мирьям стала продвигаться, а ее муж — нет, к сожалению. Дети в полном раздрае. Она по шабатам пытается устроить субботнюю трапезу под аккомпанемент телевизора — и так далее. Можешь себе представить.

— Ах, вот в чем дело. Значит, мама просто хотела отправить сына послушать субботнюю молитву, а он видел, что все мальчики с папами сидят, стеснялся и уходил. Скажи-ка мне их адрес, пожалуйста.

В тот же вечер реб Пинхас уже стучался в одну из дверей на первом этаже старинного дома на соседней улице. Ему открыла приветливая, но несколько обескураженная женщина. Реб Пинхас представился и сказал:

— Я заметил, что вашему сыну не с кем сидеть в синагоге. Я хожу туда со своими четырьмя сыновьями, пусть он не стесняется и садится рядом нами. Хорошо? Ну, я пошел.

— Подождите! Откуда вы знали?..

— Я же говорю — видел вашего сына…

— Нет, я не об этом. Откуда вы знали, что должны именно сейчас постучаться к нам? Стойте, я должна вам рассказать. Ведь я только что сидела здесь, за этим столом, и молилась. Мне так хотелось, чтобы у нас дома была Тора, и заповеди, и шабат, что мне казалось — все трудности преодолимы. А сегодня я поняла, что смертельно устала от постоянной борьбы. Я села, закрыла глаза и сказала: «Б-же, я делаю это для Тебя. Помоги же мне! Разве ты не видишь, что за друзья появились у моего сына? Как его оторвать от них, как направить в сторону добра, если я совсем одна? Если от мужа нет никакой поддержки? Если Ты не поможешь мне, я сдаюсь. Мне это просто не по силам». Вы понимаете, что вы постучали сразу, как только я закончила молиться?..

Реб Пинхас сказал что-то ободряющее и вышел. С этого началась история, которая могла бы развиваться дальше по-разному. Но если вас интересует, что случилось именно с этой семьей, то дети выучились в религиозных школах и выросли хорошими евреями. И муж Мирьям, очень нескоро, но тоже надел кипу и стал соблюдать шабат.

Что касается реба Пинхаса — хотя он и водил чужого мальчика в синагогу, и хотя он и его жена часто приглашали Мирьям с детьми к себе на субботние трапезы — он не считает, что сыграл какую-то значительную роль в приближении этой семьи к Торе. Он не сказал ничего особенно умного или убедительного. Он никак не направлял их и не говорил, что делать.

Он только вовремя постучал в дверь.