Из цикла «Седер Песах в советском лагере», темы: Самопожертвование, Рав Ицхак Зильбер, Песах, Чудеса, Маца
Прошел Пурим. До Песаха оставалось немного времени, готовиться надо было заблаговременно.
Как-то меня спросили:
— Вы, наверно, готовились к Песах с особым чувством? Ждали перемен? Ведь Сталин умер!
Перемен ждал? Я всегда ждал освобождения. Машиаха я ждал. Каждый день. А про Сталина после его смерти не говорил и не думал.
Я говорил евреям в лагере:
— Не могу обещать, что это сократит нам срок, но мы — евреи, и должны стараться не есть хлеб в Песах.
Они в принципе были согласны, но не представляли себе, как это можно сделать:
— Нам и пайки не хватает, а если и ее не есть, что будет?
Я сказал, что попрошу жену, она достанет муку, выпечет мацу, а мы попробуем добыть картошки.
Жене удалось достать восемь пакетов муки, двадцать четыре килограмма. Это, как я уже говорил, было непросто. Но главная опасность заключалась в том, что тогда пересажали многих из тех евреев, что пекли мацу. Они получили по восемь-десять лет. Жене потому и пришлось добывать так много, что она хотела обеспечить мацой не только свою семью, меня и других заключенных в лагере, но и еще несколько еврейских семей: перед праздником к ней пришли несколько человек и сказали, что год очень тяжелый и они боятся идти за мацой, так что если она не решится купить и для них, придется их семьям провести праздник без мацы.
Мою жену от большой неприятности спасло чудо. Когда она на санках везла домой мацу, выпеченную в одном тайном месте, ее задержал милиционер-татарин:
— Что везешь?
Гиту сопровождал наш хороший знакомый реб Ицхак Милнер. Но, завидев милиционера, Гита дала Милнеру знак как-нибудь скрыться: женщине одной легче будет отговориться. И он ушел, а Гита осталась одна.
Гита стала обстоятельно рассказывать милиционеру, что у нее двое детей, у одного из них день рождения, и она везет печенье.
— А почему так много, а? Идем в милицию!
Она упирается, тянет время…
Он посвистел в милицейский свисток и вызвал еще одного милиционера. Они посовещались (говорили по‑татарски, Гита не поняла), и вдруг тот, что пришел, махнул ей рукой:
— Можешь идти!
Это было так невероятно, что жена потом говорила:
— Это, наверно, был Элиягу-га‑нави в виде татарского милиционера.
Об Элиягу-га-нави — пророке Элиягу — Талмуд говорит, что несколько раз после своей смерти он появлялся на земле и выручал людей из беды в ситуациях, когда выпутаться уже не было никакой возможности.
Гита не могла иначе объяснить себе это невозможное происшествие. Я тоже знаю один случай, при объяснении которого без Элиягу-га-нави никак не обойтись, настолько случившееся было невозможно.
Дома жена разломала мацу на куски, положила в мешочки, надписала — «печенье к чаю», и их удалось передать в лагерь. («Шулхан арух» — свод еврейских законов, о котором я уже упоминал в самом начале книги, — разрешает при отсутствии трех целых листов мацы произносить положенное благословение «аль ахилат маца» на кусочки, даже на пыль от мацы и на мацовую муку.)
Итак, маца есть. Есть даже «марор» (горькая зелень) — жена принесла, помнится, хрен. Но как быть с вином? Его вообще нельзя приносить в лагерь. Хорошо, что я знал: «Шулхан арух» указывает — если сварить изюм и отцедить отвар, то на него можно произносить благословение как на вино, «боре при га‑гафен» («сотворивший плод виноградной лозы»). Жена передала мне такой «компот» под видом банки с вареньем, я отцедил жидкость накануне Песах, и этого «вина» хватило на «арба косот» — требуемые законом четыре бокала вина в Седер Песах на всех участников Седера (естественно, не превышая требуемого законом минимума).
А где и в чем я буду варить картошку на Песах, как обещал? Я-то просто никогда не ел в столовой и довольствовался хлебом и чаем, так что мне не привыкать, но как быть с другими? У какого-то зека я нашел большой чугун, взял льдинки и песок и стал его отчищать, чтобы потом кашеровать. Мучаюсь, мучаюсь с ним… Подходит ко мне Мишка Косов, «пахан» (главарь) у блатных, здоровый такой, красивый мужик лет тридцати пяти. И говорит мне на чистом идиш:
— Я еврей. Слыхал, вы собираетесь не есть хамец? Так я тоже с вами.
Протягивает сотенную бумажку:
— Пусть ваша жена достанет мне кашерную курицу.
Евреи, стоявшие рядом, чуть в обморок не упали, да и я порядком оторопел. Мишка Косов — еврей? А Мишка мне объясняет:
— Что меня воры русским считают — так мне даже удобнее.
Теперь еще вопрос: где хранить мацу? В моем бараке сорок три человека, по одной маленькой тумбочке на четырех человек и полно воров.
Евреи меня спрашивали:
— Что же, в тумбочке будет лежать хлеб, а мы будем тут же держать мацу?
Я ответил:
— В Торе сказано: «ло ераэ леха хамец» — «чтобы в твоем владении не видно было хлеба». А тумбочка — не твое владение, и что в ней — тебя не касается.
Но все равно неприятно.
Кроме того, как известно, стоило в лагере кому-то получить передачу, как к нему тут же подходили «представители» от воров и им обязательно нужно было отдать треть, иначе ночью изобьют и отнимут все. Как же быть?
Косов «проявил инициативу». Он состоял в лагерном драмкружке, имел доступ в КВЧ и углядел там новенькую тумбочку. Он взломал дверь, украл тумбочку и принес ее мне в канун Песах:
— Вот тумбочка с замком. Чистая. Будет специально для Песах.
Потом подошел к «уркам»:
— Сегодня и еще восемь дней если кто подойдет к Зильберу, попросит «поделиться» — останется без головы. В тот же же день.
Они знали, что он слов на ветер не бросает, и не подходили.
Он и сам мучился, не ел хамец. Он рассказал мне, что уже успел посидеть в Сибири и там тоже был один еврей, который не хотел работать в субботу. По его словам, когда этот еврей умер, Мишка не захотел, чтобы его похоронили рядом с неевреями. Он пошел к начальнику, сказал, что это его родственник, добился разрешения похоронить его отдельно и похоронил. Тоже какая-то мицва!
А как проводить Седер в лагере, не подскажете? Где все будут сидеть? Я решил рискнуть, за несколько дней до Песах подошел к еврею, который работал в санчасти лагеря, и произнес такую речь:
— Ты раздаешь лекарства заключенным с восьми до девяти (вечера, я имею в виду). Но можно ведь раздавать с шести до семи. Делай так два дня (два — потому что в диаспоре, в странах рассеяния значит, праздничными являются два первых дня, а не один).
Этот заключенный из Белостока был из тех, что бросают своих еврейских жен и женятся на нееврейках. Но вот любопытно — войдя в санчасть, я услышал, как он, делая что-то, напевает: «Их хоб цу дир кин тайнес нит. Гот ун зайн мишпет из герехт» («У меня нет никаких обид на Тебя. Б-г и его суд справедливы». — Идиш.). Помнил, значит, все-таки, что он еврей…
Он меня послушал, на два вечера освободил санчасть, сидел с нами и ел мацу.
Азриэль Казаков
О смысле столкновения современной западной и консервативной мусульманской культур.
Рав Аарон Лупьянский
История отношений евреев и мусульман — точное отражение жизни Ицхака и Ишмаэля в Торе — конструктивного и деструктивново смеха.
Рав Александр Кац,
из цикла «Хроника поколений»
Авраам отделяется от Лота. К нему возвращается пророческая сила. Лота захватывают в плен, и праотец спешит ему на помощь.
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Авраму было уже семьдесят пять лет
Рав Реувен Пятигорский,
из цикла «О нашем, еврейском»
Юность Ишмаэля
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Сборник мидрашей о недельной главе Торы
Рав Реувен Пятигорский,
из цикла «Понятия и термины Иудаизма»
По материалам газеты «Истоки»
Рав Рафаэль Айзенберг,
из цикла «В конце дней»
Мировые войны и события в конце времен глазами еврейских пророков и книги Зоар
Рав Ицхак Зильбер
Статья р. Ицхака Зильбера о «награждении Ишмаэля»
Рав Ицхак Зильбер
Лекция рава Ицхака Зильбера
Рав Александр Кац,
из цикла «Хроника поколений»
Сару забирают во дворец Авимелеха, но Всевышний предостерегает царя от приближения к ней. У праотца и праматери появляется Ицхак.
Дон Ицхак бен-Иегуда Абарбанель,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
Смерть Авраама упоминается в Торе несколько раз. Различные слова, обозначающие кончину, не являются синонимами.