Еврейская притча — это аллегорическая история, переданная языком иносказания и призванная объяснить сложные этические, мировоззренческие, философские концепции иудаизма. Притчи есть и в Письменной, и в Устной Торе. К притчам прибегали как мудрецы средневековья, так и наставники нашего поколения.
Оглавление
Чем хороша притча? [↑]
Притчу называют искусством слов попадать прямо в сердце. Притча затрагивает не только ум, но и эмоции человека. То, что воспринято на эмоциональном уровне, неизбежно становится частью личности. Информация, переданная в качестве притчи, доходит до всех слушателей, даже до тех, кто пока внутренне не готов к восприятию той или иной концепции в ее прямом и неприкрытом виде.
Бывает, что человеку не хватает мудрости, чтобы воспринять правильно то, что происходит с ним и вокруг него. И тогда приходит на помощь притча, которая может быть смешной, страшной, волнующей — этим она задевает какие-то струны в сердце человека и в конечном итоге помогает ему правильно понимать происходящие вокруг явления.
Притча хороша тем, что она предлагает человеку отвлеченную историю, на первый взгляд, не имеющую к нему никакого отношения. Когда он заинтересовался историей и нашел в ней что-то для себя, он может содержание притчи соединить с собой и не только понять что-то, но и принять это.
Цель притчи — помочь человеку взяться за какую-то идею, а потом показать ему, что у этой идеи есть еще уровни. На одном уровне притча обучает, воспитывает, показывает связь событий, на другом уровне может указать путь работы над собой, а на высочайшем уровне — рассказать о самых сокровенных тайнах мироздания.
Золото и серебро [↑]
Тайны потому называются тайнами, что они не могут быть открыты для всех. Те же самые притчи, которые открывают людям глаза и учат их морали, — они же и скрывают то, что людям пока не положено знать, и то, что они не способны постичь. Мудрецы в мидрашах передают тайны мироздания, и делают это в форме притчи. Царь Шломо в книге Мишлей (1:6) называет слова мудрецов «загадками». Загадочная форма заставляет несведущих полагать, что это преувеличение или шутка.
Однако тот, кто вдумается в слова мудрецов, поймёт, что они скрывают огромную глубину, и их простое понимание — всего лишь «притча» и «загадка». В книге Мишлей (25:11) слова мудрецов уподобляются золотым яблокам в серебряной оболочке. Виленский Гаон объясняет это подобие так: «Как золотое яблоко, покрытое серебром, а в серебряной оболочке — светящиеся отверстия. И тот, кто не рассмотрит его внимательно, увидит только серебро, но не золото. Тот же, кто рассмотрит внимательным глазом, увидит, что под серебром — золото».
Но, хотя высказывания мудрецов сформулированы как загадки, их стоит изучать даже человеку, который не сможет понять их глубокого смысла, не узнает «разгадку». Потому что слова мудрецов обладают интересным свойством — даже сами «загадки» могут многому нас научить.
Маараль в книге Беэр а-Гола объясняет, что именно поэтому слова мудрецов уподобляются золотому яблоку в серебряной оболочке: «Их скрытое содержание сравнивается с золотом, а открытое — с серебром. И то, и другое драгоценно. Так и слова мудрецов, в которых есть открытое и скрытое: скрытое драгоценно своей мудростью, а открытое интересно и приятно глазу».
Машаль и нимшаль [↑]
В «Шир а-Ширим Раба» говорится: «Не относись к притче пренебрежительно. Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается оброненный золотой или жемчужина, так с помощью притчи познается истина». История, которую языком символа, метафоры и аллегории рассказывает притча, называется машаль, а та истина, которую мы познаем из истории, — нимшаль.
Вот, например, притча, которую рассказал рабби Иехезкель Ландау из Праги (Цлах). Группа людей, потерпевших кораблекрушение, оказалась на необитаемом острове. Там у одной женщины родился ребенок. Когда он немного подрос, один человек из этой группы отвел его в сторону и начал учить алфавиту, рисуя буквы на песке.
«Сейчас это занятие может показаться тебе бесполезным», — объяснил он ребенку. «В самом деле, какой прок в этих буквах здесь, на необитаемом острове? Но когда нас спасут, когда мы вернемся домой, в нашу страну, ты увидишь там книги. Целые библиотеки книг. В этих книгах содержится вся мудрость мира. И ты сможешь читать эти книги, потому что выучишь буквы здесь. Сейчас эти буквы кажутся тебе разрозненными каракулями, и сама их польза для тебя сомнительна, но поверь: там, на большой земле, они станут для тебя ключом к мудрости».
На необитаемом острове ребенок может учить эти буквы, лишь опираясь на свою веру. Он не способен ощутить, увидеть их значение. Он просто доверяет своему учителю, верит, что эти буквы в один прекрасный день выведут его к свету знаний. Мы тоже изучаем глубинную мудрость Торы, которая нам пока неясна.
В более широком смысле, нимшаль состоит в том, что наш долг — трудиться, строить и служить с полной верой. Мы не требуем немедленного раскрытия истины, разрешения всех сомнений. Мы любовно растим скрытые в почве семена нашей жизни, зная, что когда-нибудь они пробьются на свет и дадут ростки. Но это будет потом — не сейчас. Когда нас вывезут с необитаемого острова.
Авторы еврейских притч [↑]
Притчи Танаха [↑]
Первым автором притч был царь Шломо. Раби Ханина говорил: «Был глубокий колодезь с превосходной, студеной водой, которою долгое время никто не пользовался, пока не нашелся человек, который, связав вместе несколько веревок, начал черпать воду из колодца, а за ним и другие стали черпать и пить. Так и Шломо: сказание за сказанием, притча за притчей — он достиг до сокровеннейших источников знания».
Царь Шломо говорит, что в своей книге «Мишлей» он создал «ручки для Торы»: Тора так велика, что обычному человеку трудно «взять» ее, если у нее «нет ручек». Вот этими «ручками» и становятся многочисленные притчи, из которых состоит книга «Мишлей», призванная помочь человеку в его работе над собой.
Есть в Танахе и другие притчи, кроме «Мишлей». Например, притчей о богаче, присвоившем овечку бедняка, пророк Натан хотел объяснить царю Давиду, как выглядит в глазах людей его женитьба на Батшеве (Шмуэль II 12:1-10). Пророк Йешаяу (5:1-6) приводит притчу о винограднике, обманувшем ожидания хозяина так же, как Израиль не оправдывает надежды своего Б-га.
Агада [↑]
В Талмуде притча становится одной из форм Агады — наряду с толкованиями, пословицами и баснями. Задача Агады — вдохновить человека, чтобы он смог подняться до морального уровня, некогда присущего нашему народу. В то время как Галаха жестко предписывает соблюдать определенный образ жизни, Агада менее бескомпромиссна и менее требовательна и даже, в зависимости от контекста, может быть шутливой или поэтичной. Агада побуждает к размышлениям и в основу веры вносит нравственный смысл.
Мудрецы Талмуда высоко ценили притчевую форму изложения мысли, считая ее эффективным средством передачи мировоззренческих и моральных уроков. Именно Агада говорит об основных философских понятиях иудаизма: бессмертии души, приходе Машиаха, награде и наказании в будущей жизни, природе пророчества и других понятиях, которые не формулируются прямо в Письменной Торе. Кроме того, Агада комментирует многие заповеди с точки зрения Иудаизма, а иногда приводит и рациональные основания для них.
Средневековые притчи [↑]
Многие еврейские мудрецы средневековья, такие как рабби Бахье ибн Пакуда, рабби Йеуда а-Леви, рабби Шмуэль Анагид и другие использовали в своих сочинениях притчу как сильный инструмент, при помощи которого они доносили свою мысль до сердец читателей. Один из сборников стихов рабби Шмуэля Анагида так и называется: «Бен Мишлей» («Ученик книги Притч»).
Хасидские притчи [↑]
Еврейская притча обрела новое дыхание благодаря хасидизму. Хасидизм по своей сути постоянно занимается трансформацией великих и трудных для массового восприятия идей в воплощаемое практически мировоззрение. В этих переходах от крайней абстракции к живому человеческому духу, к земной повседневности притча оказалась оптимальным средством для передачи идей от учителей к ученикам.
Жанр хасидской притчи-миниатюры многообразен: порой это отточенный афоризм, иногда — неожиданная фраза в конце рассказа, забавная или даже легкомысленная, на первый взгляд, концовка, а порой — всего несколько слов, разрывающих самое холодное сердце. В любом случае, хасидская притча — это целое учение, изложенное в нескольких фразах.
Хасидская притча может раскрыть человеку тайны его души, помочь ему решить экзистенциальные проблемы, а порой — и стать лейтмотивом всей жизни.
Основатель хасидизма Раби Исраэль бар Элиэзер Бааль Шем Тов (Бешт), утверждавший, что ученость не является обязательным условием для подлинного служения — ведь порой простая молитва, исходящая из чистого сердца, может привести к высочайшей степени двекута (близости к Вс-вышнему), постоянно обращался к простым евреям, используя притчи, пробуждающие их сердца.
В своих трудах часто пользовались притчами рабби Нахман из Брацлава и
Раби Яаков бар Зеев Кранц (Магид из Дубно). Рассказывали притчи рабби Барух из Меджибожа, рабби Дов Бер из Межерича, рабби Йехиэль Михл из Злочева, рабби Менахем Мендель из Витебска, рабби Аарон из Карлина, рабби Леви Ицхак из Бердичева, рабби Шнеур Залман из Ляд, рабби Яаков Ицхак из Люблина — и другие.
Притчи Хафец Хаима [↑]
Великий законоучитель и праведник Хафец Хаим во многих своих трудах приводил притчи. Мы находим их и в «Гедер Олам», и в «Хомат а-Дат», и в «Нидхей Исраэль», и в других его книгах.
Притчи последнего столетия [↑]
И в более позднее, и в наше время наставники поколения использовали и используют притчи в своих беседах и трудах. Известны притчи рава Элияу Лопьяна, рава Шалома Швадрона, рава Шимшона Пинкуса, рава Яакова Наймана и многих других.