Отец наш, Царь наш, нет у нас Царя, кроме Тебя. Рош аШана

Толковал рав Галински: каждый наш Рош ашана — это «царствования», как сказано: «и говорите предо Мной о царствовании, чтобы поставить Меня Царем над вами» (Трактат Рош ашана, 34). Но как просить у Него прощении, ведь «Даже если царь простил непочтение к себе, это прощение недействительно» (из-за его царского положения — прим. переводчика) (Трактат Кидушин, 32). Ответ: любимы сыновья Исраэля, называемые сыновьями В-здесущего, как написано (Дварим, 14:1): «Сыновья вы Г-споду Б-гу вашему». А если отец простил непочтение к себе, его прощение действительно.

И писал рав Хидо в своей книге «Биркей Йосеф», что об этом сказано: «Прости нас, Отец наш, ибо согрешили мы». Мы просим прощения, как у нашего отца, а если отец простил, его прощение действительно.

А в книге «Махазик браха» он пишет, что у одного мудреца спросили, что значит: «прости нас, Царь наш, ибо преступили мы» .Но ведь если даже царь простил, его прощение недействительно.

Тут нужно исследовать вопрос, каков закон сына царя, который восстал против отца. Может ли царь простить его, как милует царь своих сыновей, или не в его силах простить, подобно царю, прощение которого недействительно. Мы можем понять это из истории с Авшаломом, который восстал против своего отца, выйдя против него на войну. А царь Давид приказал: «Не делайте ничего юноше Авшалому» (Шмуэль, 2—18:5). И объяснял Радак: если схватите его на войне, не убивайте юношу, ради меня. Ибо, несмотря на то, что причинил мне зло, я — отец, чтобы миловать. А когда Авшалом умер, скорбел о нем и поднял из семи костров Геинома и ввел в Ган Эден (Трактат Сота, 10). Поэтому после того, как сказали «Отец наш», можно продолжить «Царь наш». Ибо сыновья царя мы.

Рассказывает рав Галински: иду я по улице, а возле меня останавливается машина.

«Куда раву нужно?» Сказал я ему. «Пусть рав сядет в машину».

Ну, огромное милосердие. В самом деле, таких сидений нет даже дома. И кондиционер, оживляющий душу. И запах освежителя воздуха.

«Что рав ищет? Может быть кнопку, тогда она внизу справа». Чтобы поднять или опустить спинку кресла.

«Нет, я ищу бриллианты»

Он посмотрел на меня. Чуть не сделал аварию. «Какие бриллианты?»

«Пойми, — сказал я — в мидраше написано, что добыча на море была большей, чем добыча в Египте, потому что египтяне украшали бриллиантами сбруи лошадей, как сказал Раши (Шмот, 15:22): “Украшали египтяне своих лошадей золотыми и серебряными украшениями. И драгоценными камнями”. Я этого никогда не понимал, но сейчас, когда я вижу роскошь машины, мне это понятно. Видишь ли, лошади были машинами древности».

Мы еще разговариваем, а он вдруг дает нервный гудок. Какая-то машина обогнала нас, и он покраснел от злости: «Какая наглость, семьдесят девятая модель обгоняет восемьдесят шестую!»

Спросил я его: «Скажи мне, об этом ты думаешь, когда говоришь “Нет у нас царя, кроме автомобиля?!” (игра слов: ата и ото — прим. переводчика)»

Теперь я жду, когда он перестанет смеяться.

Саба из Слободки удивлялся, почему мы не плачем, когда слышим такое. Нет, нет, не о нем мы должны плакать, а о себе. Ведь автомобиль — это лишь пример.

Пророк говорит: да не хвалится мудрец мудростью своей, а богатырь — силой своей, и богач — богатством своим, «ибо только тем пусть хвалится хвалящийся, что постигает и узнает Меня» (Ирмияу, 9:22). Нет разницы, чем выражают гордыню: через свои таланты, «мудрец мудростью своей», или через внешние качества, «богатырь — силою своей», или своим имуществом, «богач — богатством своим». Как можно говорить «Нет у нас царя, кроме Тебя», если короновал царем самого себя. «Царь нищий» — значит без народа. «Ибо только тем пусть хвалится хвалящийся, что постигает и узнает Меня» (Вэ-агада — ле-ямим нораим)

Спрашивают с человека в соответствии с его сознанием

В Рош ашана, после полудня, шел праведник раби Элимелех из Лиженска, благословенна память праведника, на реку, чтобы совершить обряд «ташлих», и встретил там рава города, гаона, автор книги «Лашон а-заав», благословенна память праведника. По окончании произнесения нужных слов вывернул раби карманы, как это принято, в знак, что мы избавились от наших грехов. Вдруг он заметил, что рав наклонился к земле и лихорадочно оглядывает все вокруг себя. Спросил его раби: «Вы что-то потеряли?»

«Нет, — ответил рав, — я наклонился, чтобы найти грехи, которые раби выбросил, чтобы поднять их, ведь “грехи” раби весят больше моих заповедей, и с ними я смогу выиграть суд»…

Это так понятно. Раби, если он сказал в молитве одно слово без сосредоточения, вся его молитва негодна. А мы — пусть бы наша молитва была такой, с ее трепетом и величием.

Понятие о грехах раби мы можем понять из следующего рассказа.

Однажды увидел один из больших учеников святого Хозе из Люблина, благословенна память праведника, что он плачет.

Заволновался он: о чем раби плачет?

Ответил раби: когда грешат, надо плакать!

Заволновался ученик еще больше: какой грех совершил раби?

Беседовал во время молитвы, — ответил раби. Беседовал? Почему?

Рассказал раби, что когда он начал молиться, ворвалась женщина. Она кричала, что ее дочь никак не может родить. Ее жизнь в опасности. Перестал рав молиться и спросил, как зовут ее и ее дочь. Молился он о ней, и слава Б-гу, родила женщина в добрый час.

Ну, если так, то это же заповедь.

Это, в самом деле так, но установлена алаха: даже если человек вынужден был поститься в субботу, он обязан поститься после окончания субботы за то, что постился в субботу. И назир, названный святым, должен принести жертву «хатат» за то, что удерживался от вина. Заповедь установлена, и сердце страдает.

Известно правило, что с человека спрашивают в соответствии с его сознанием. В вопросах молитвы, например. Святой гаон, раби Ицхак из Дрогобыча, благословенна память праведника, всю жизнь хотел молиться так, чтобы его молитва была абсолютно совершенной. В каждой молитве он говорил: может быть, в этот раз. А по окончании: пока нет, в следующей молитве.

Однажды он усилился в молитве. Его лицо покраснело, его тело дрожало, из глаз текли слезы, а губы произносили слова с большой сосредоточенностью. Но в конце молитвы он сказал: «Пока нет, будем надеяться, в следующий раз».

Удивились: почему, разве он произнес какое-то слово без сосредоточения?

Отпрянул он: халила. В чем его подозревают.

Тогда в чем дело?

Сказал он: когда я дошел до «благодарим», у меня мелькнула мысль, что еще немного, и мы закончим… а это уже не молитва. Когда стоят перед Царем с радостью, надеются, что это продолжится вечно.

А что тогда говорить о нашей молитве?

Сказал праведник, раби Исраэль из Ружина: Мы?! Похожи мы на того дрессированного медведя, который дает представление на площади. Общество тает от удовольствия, видя, как его научили «молиться». Надевают на него талит, и он рычит и качается, «перелистывает» своими лапами «молитвенник», отходит три шага назад, двигает головой вправо и влево. И все ему с восторгом хлопают. И никто его не спрашивает «на чем ты сосредоточился в молитве. Ты же проглатываешь слова», ведь он только медведь…

И об этом сказано (Трактат Шабат, 112): если первые были как люди, то мы — как ослы. А что можно требовать с осла. (Мааян а-эмуна)