Местечко (от польского мястечко (miasteczko); на идише — שטעטל, штетл — городок) — поселение полугородского типа в Восточной Европе, как правило, с преобладающим еврейским населением. В еврейском обиходе понятие «еврейское местечко»/«местечко» также подразумевало своеобразие быта еврейства и его религиозно-культурную обособленность. Еврейские местечки существовали с XV-го до середины XX-го века. При этом, большая часть еврейских местечек Восточной Европы в XVIII — XIX вв. вошла в т.н. «черту оседлости» — территорию, в границах которой разрешалось проживать евреям Российской империи.
Оглавление
История возникновения местечек в Польше [↑]
Местечко зародилось в Польше, где с XV-XVI веков представители местной знати основывали новые города, в которых выстраивали мощные укрепления и приглашали евреев селиться там на сравнительно благоприятных условиях (например, на определенный период предоставлялось освобождение от налогов).
Большинство таких городков было на осваиваемых восточных территориях Речи Посполитой — в нынешних Украине и Беларуси.
Выгода польских хозяев была очевидной: евреи развивали экономику местечка, и в то же время служили своеобразной прослойкой между владельцами и местным православным населением, принимая на себя весь негатив и озлобленность крестьян против польских дворян.
Планировка местечка в первую очередь была ориентирована на защиту от нападения извне. Главным градообразующем элементом являлся замок, стоявший на возвышенности в пределах городской черты, а иногда и за ней. В противоположных частях местечка размещались другие каменные сооружения: костел и синагога. Костел всегда в верхней части, синагога — в нижней, что должно было подчеркивать превосходство католицизма.
Многие из таких населенных пунктов постепенно превращались в еврейские городки, большинство жителей которых по роду своей деятельности (аренда помещичьих имений, субаренда шинков, мельниц, мастерских, скупка сельскохозяйственных продуктов, коробейничество, ремёсла), а также по образу жизни были тесно связаны с деревней.
Еврейские общины со временем становились все более самостоятельными и получали возможность устанавливать собственные принципы общежития и законы. Например, уставы, составленные хозяевами местечек, как правило, запрещали торговлю на базаре по субботам и еврейским праздникам.
Пик развития местечка пришелся на середину XVII-го века, после конца Хмельничины и шведского вторжения, когда польское дворянство стремилось восстановить своё экономическое положение путем создания новых рыночных городов.
Постепенно местечками стали называть не только бывшие частные городки польской шляхты, а и все мелкие поселения такого типа в Восточной Европе.
Местечки заметно отличались от предыдущих видов еврейского поселения диаспоры во всех странах — от Вавилонии до Франции, Испании или Италии. В других странах евреи жили, разбросанные среди всего населения или, наоборот, населяли определенную часть города или еврейскую улицу (см. тему Гетто). Редко они образовали большинство. Это было не так в местечках, где евреи иногда составляли 80% населения или более, занимая большую часть города, особенно на улицах, сгруппированных вокруг рыночной площади.
Еврейские местечки в Российской империи [↑]
Еврейские местечки в Российской империи, как сказано выше, находились в областях, составлявших с конца XVIII века черту оседлости: Царство Польское (с 1815 года), Литва, Белоруссия, Бессарабия, а также часть территории современной Украины, которая была расположена в южных губерниях Российской империи. В остальной части Молдавского княжества местечки развивались с 1862 г. в составе Румынии.
Статус местечка определялся российскими властями на уровне губерний. В ряде местечек действовало городское самоуправление, другие подчинялись администрации ближайшего города.
Вопрос о признании за населенным пунктом статуса местечка приобрел для евреев России большое значение после издания в 1882 году «Временных правил», запрещавших евреям селиться, а также приобретать и арендовать недвижимость в сельской местности, то есть вне городских поселений, к которым относились и местечки. Тогда местная администрация стала произвольно переименовывать местечки в сельские поселения.
Согласно российской переписи 1897 года, треть еврейского населения проживала в «малых городах», но население местечек было, вероятно, гораздо выше, поскольку многие формально города были фактически местечками. Местечко могло насчитывать и меньше 1000 жителей, и больше 20 000.
Своеобразие местечка [↑]
Евреи имели свою классификацию населённых пунктов. В идише различается штот (שטאָט) — город, штетл (שטעטל) — городок, ште́теле (שטעטעלע) — маленький городок.
Штетлом назывался населённый пункт, достаточно большой, чтобы поддержать основную сеть учреждений, необходимых для еврейской общинной жизни: по крайней мере одну синагогу, микву, кладбище, школу. Это было ключевое различие между местечком и деревней.
Идиш, на котором говорили в местечках, был, с одной стороны, проникнут намеками на еврейские традиции и религиозные тексты, с другой — насыщен идиомами и поговорками, отражающими яркую народную культуру.
Еврейские общины местечек были в значительной степени изолированными от внешнего мира. Они придерживались законов алахи, и «идишкайт» (традиционные еврейские ценности) и «меншлихкайт» (гуманность) были двумя главными ценностями. Должности чиновников и полицейских в местечке оставались за христианами, зато набор профессий среди евреев был весьма разнообразен: ремесленники, рабочие, водоносы, ученые талмудисты, раввины, синагогальные служки, учителя, стряпчие, соферы, ткачи-надомники, изготавливающие талиты, врачи, адвокаты, моэли, шохеты, гробокопатели и кладбищенские каменотесы, даяны и даже профессиональные нищие.
Профессиональные нищие по пятницам регулярно обходили дома зажиточных евреев, где им годами подавали строго определенную сумму. Даже у самого бедного в местечке еврея должны были все же быть деньги на оплату учебы сына в хедере — начальной еврейской школе — и на субботнюю халу. Говорили, что еврей в местечке от голода умереть не может — соседи не дадут, а если все же умрет, то не от голода, а от гордыни.
Действительно, благотворительность была основой жизни местечка, различные общинные организации заботились о нуждающихся, спасая порой от голода целые семьи.
И в местечках, как и сейчас, были талмидей-хахамим, которые с пяти часов утра до двенадцати ночи в молельном доме штудировали Талмуд, появляясь дома только по субботам и праздникам. Пропитание они добывали себе чтением «кадиша» вместо кого-то, уроками и трублением в шофар на Рош аШана. Их семьи жили за счет заработка жен, которые летом, например, торговали кукурузой, зимой — керосином, и круглогодично — маринованными огурцами и выпечкой.
Известный немецкий писатель еврейского происхождения Альфред Деблин, путешествовавший в 1926 году по Польше, написал о местечке: «Здесь все одухотворено, хотя порой внешне и не привлекательно. Духовному религиозному этот народ предан, как никакой другой. Их не отвлекают государственные заботы. Все эти заботы у них отняли римляне еще две тысячи лет тому, и государство им нужно только для восстановления Храма».
Санитарно-бытовые условия были часто убогими. Образовательные учреждения, особенно для детей из бедных семей, могли быть шокирующе плохими. Школу, которую содержал, как правило, полунищий еврей, называли хедером — слово это на иврите означает «комната», так как школа располагалась часто в одной-единственной комнате, в которой также жили жена и многочисленные дети учителя.
Учениками в хедере были мальчики в возрасте от трех до семи лет. Преподавались Тора и Талмуд, к ним добавлялось знание правил арифметики. К концу обучения ученики уже обычно умели переводить главы Торы на идиш. В результате, дети местечек были сплошь грамотными. Это отличало их от крестьянских сверстников — в своем огромном большинстве неграмотных. Никакое правительство, никакая страна в мире не пришла в то время к такому уровню грамотности, которого достигло местечко: 100 процентов мужского населения могло читать и бегло писать, независимо от того, был человек бедным или богатым.
В Бердичеве, Дубно, Корце, Кременце и многих других местечках уже в начале XVIII века работали типографии. В них печатались книги религиозного содержания на иврите, позже и местные газеты, чаще всего на идише.
Семейные события (рождение ребенка, обрезание, бар-мицва, свадьба, смерть) становились достоянием всей общины, которая выражала одобрение или порицание любому поступку своих членов.
Этот общинный контроль стал одним из главных регулирующих факторов самоуправления, в течение столетий поддерживавшего соблюдение предписаний алахи и следившего за общественным порядком, обходясь без собственных органов принуждения и не прибегая к вмешательству полиции.
Социальные различия, которые разделяли местечковых евреев, ощущались повсюду, от синагоги до рынка. В верхней части социальной лестницы были состоятельные «шейне идн», которые содержали учреждения местечка и контролировали их политику. В синагоге они обычно сидели у восточной стены. Чуть ниже были «балебатим» — «средний класс», владельцы магазинов и небольших предприятий. Дальше по социальной лестнице шли квалифицированные ремесленники, такие как часовщики и особо квалифицированные портные. В нижней части были обычные портные и сапожники, а затем водовозы и извозчики. Еще ниже были нищие и маргинальные типы.
До XX века «хевро́т» (на идише «хе́врес») — «компании» — были основой коммунальной общественной жизни. К ним относятся не только похоронное общество «хевра кадиша», которое было самым престижным, но и другие: посвященные предоставлению приданого бедным невестам, посещению больных или распределению средств для субботы и праздников.
Синагога, игравшая центральную роль в жизни еврея местечка, была не только домом молитвы и изучения законов веры, но и местом собрания общины. В бейт-мидрашах и большинстве синагог местечка молодые люди самостоятельно изучали Тору и Талмуд.
По местечкам разъезжали магиды и даршаны — публичные проповедники, чьи проповеди зачастую захватывали и объединяли всех членов общины (магид — буквально: рассказчик, сказитель).
Раби Яаков Кранц, «Магид из Дубно» (1740-1804) — «даршан» поколения, проповедник, устный толкователь Торы, учитель. Был известен во многих местечках Литвы, Белоруссии, Польши. Своей исключительной популярностью Магид был обязан не только блестящему таланту оратора, но и проницательному уму, обширным знаниям Торы и Талмуда, а также огромному опыту и здравому смыслу. Большую часть жизни странствовал из местечка в местечко, давая в синагогах уроки. Славился своим умением любую сложную тему объяснить просто, ясно и образно; состоял в дружеских отношениях с великим Гаоном из Вильны, в доме которого его принимали как члена семьи.
Хасидизм, с его непререкаемым авторитетом и почитанием цадиков — духовных вождей, каждый из которых, в рамках обще-хасидских представлений, указывал своим приверженцам особую тропу к избавлению, возник именно в местечках, этих островках целостного еврейского мира, разбросанных в океане чуждой цивилизации.
Основатель хасидизма Раби Исраэль бар Элиэзер Бааль Шем Тов (Бешт; 5458-5520 /1698-1760/ гг.) — выдающийся знаток сокровенного учения и праведник, родился в местечке Окуп на рубеже между Подолией (юго-западной Украиной) и Валахией (Румынией). И названия возникших позже хасидских дворов (Белз, Бреслав, Буян, Вижниц, Гур, Карлин-Столин, Садагор (Садигур), Сатмар, Слоним, Сквир, Цанз, Чернобыль) — это, по сути, названия местечек, в которых они появились.
Несмотря на нищету и погромы, которые время от времени прокатывались по всем еврейским местам обитания, период местечек дал огромный импульс развитию еврейской общины и духовной жизни. Феномен местечка способствовал сплоченности людей и взаимопомощи среди евреев. В местечках Воложин, Мир, Тельз и других зародились крупнейшие ешивы.
Ешивы в местечках [↑]
Воложинская ешива (ешива «Эц а-Хаим» — «Древо жизни») была основана по инициативе Виленского Гаона, который поручил своему ученику, раву Хаиму из Воложина, создать ешиву для преподавания Талмуда в соответствии с методом, рекомендованным Гаоном.
Воложинскую ешиву часто называют «матерью всех ешив» — она стала прототипом для большинства всех ешив, существующих и сегодня по всему миру. Многие руководители других ешив, мэгидэй-шиурим, машгиахи были воспитаны именно в Воложинской ешиве.
В Литовском городе Тельшяй, который в еврейской традиции называют Тельз, в 1875—1880 гг. была основана другая известная ешива. В 1890-х гг. число ее учеников достигало 300—350 человек. Вскоре после присоединения Литвы к Советскому Союзу в 1940 году здание ешивы было конфисковано властями. Части раввинов и учеников удалось эмигрировать в США, где ешива продолжила свою жизнь под названием «Ешиват Телз».
Знаменитая ешива Мир была основана в 1815 году в местечке под названием Мир (сегодня это территория Беларуси) и стала одной из самых крупных и сильных ешив. Мирская ешива сыграла огромную роль в деле изучения Торы и в становлении мира ешив, воспитав целую плеяду талантливых учеников, ставших большими мудрецами Торы и духовными лидерами своего поколения, раввинами еврейских общин по всему миру и главами других ешив. Сегодня ешива Мир, которая находится в Иерусалиме и занимает почти целый квартал, считается одной из самых больших ешив в мире.
Мирской ешиве посчастливилось пережить царские преследования, которые не удалось преодолеть Воложину. Перед Первой мировой войной в Мире учились около двухсот пятидесяти студентов. Оттуда вышли многие выдающиеся раввины, ешива оказывала сильное влияние на еврейскую жизнь в Литве.
Крах местечек [↑]
В конце XIX — начале XX вв. эмансипация евреев, а также процессы индустриализации и урбанизации поколебали социально-экономические основы жизни местечек. В России, где продолжали действовать ограничительные законы против евреев, распад местечка был ускорен антиеврейскими репрессиями и экономическими стеснениями.
Экономические и социально-политические трудности, консервативность и традиционность жизни в местечке делали его все менее привлекательным для молодого поколения, среди которого росло увлечение революционными идеологиями и движениями.
Революция 1905 г. и сопровождавшие ее погромы, а также Первая мировая война и массовые выселения евреев из прифронтовой полосы нанесли тяжелый удар по укладу жизни местечка и еще более усилили миграцию евреев из него. Февральская революция 1917 г. отменила черту оседлости и антиеврейское ограничительное законодательство. Октябрьская революция и гражданская война, а также социально-экономическая политика советской власти разрушили экономический уклад местечка.
Во время гражданской войны в Украине и Белоруссии кровавые погромы устраивали армии борющихся сторон, а также многочисленные банды, которым в ряде местечек успешно противостояли отряды самообороны, бессильные перед регулярными войсками и крупными повстанческими отрядами.
Сотни местечек подверглись разгрому, часть из них неоднократно, а некоторые были буквально сметены с лица земли или покинуты еврейским населением. Не менее 60 тысяч евреев были убиты только на Украине, значительная часть еврейского имущества была разграблена или уничтожена.
«Новая экономическая политика» (НЭП) с ее налоговым прессом привела к окончательному обнищанию местечка. И хотя в 1921-25 гг. наметилась тенденция к возвращению беженцев в родные места, молодежь, обреченная в местечках на безработицу, предпочитала селиться в больших городах и внутренних районах страны.
Положение еще больше осложнилось в результате свертывания нэпа. Бывшие торговцы-нэпманы, «служители культа» (то есть раввины), а также кустари-одиночки были объявлены «нетрудовым элементом» и лишены не только избирательных прав, но и права на трудоустройство и получение жилья. Коллективизация в 1929-1930 гг. прикончила всё, что осталось от традиционных рыночных отношений между местечком и деревней.
Тем не менее, вплоть до Второй мировой войны местечко сохраняло национальный характер и служило хранилищем языка идиш, традиций и еврейского быта. Многие евреи сумели посещать религиозные службы, обрезать своих новорожденных сыновей, есть мацу на Песах и покупать кошерное мясо, а также продолжали говорить на идише и гораздо реже вступать в смешанные браки, чем их современники в крупных городах. Даже отошедшие от веры местечковые евреи, чаще всего, ходили в синагогу в субботу и праздничные дни, чтобы избежать общественного осуждения.
В Литве и Польше в период между двумя мировыми войнами местечко в известной мере сохраняло свой традиционный уклад жизни. В 1939 году около 40% всех польских евреев по-прежнему жили в местечках, чьи еврейские общины также претерпевали изменения.
Во многих местечках действовали новые современные светские и религиозные еврейские школы, порвавшие с традиционными образовательными моделями. Государственная политика ударила еврейских купцов и ремесленников особенно жестко. В 1930-е годы волна погромов прокатилась по многим польским местечкам.
Секуляризация ускорялась, и продолжали развиваться новые формы культурного самовыражения: в ежедневной прессе, театре, литературе, кино. К 1939 году большинство еврейских детей посещали государственные школы на польском языке, и еврейская пресса на нём становилась всё более влиятельной.
По мере того, как дороги и железнодорожный транспорт улучшались, многие местечки постепенно превращались в пригороды крупных городов. Танцы, спортивные мероприятия, фильмы, и даже конкурсы красоты стали общими чертами местечковой жизни!
Раби А.Миллер пишет в своей книге «Распад над бездной» о коренных изменениях в местечке Холешов: «На изображении, помещённом в брошюре, рассказывающей об истории этого местечка, запечатлено свидетельство глубины духовного распада перед Второй мировой войной. На фотографии — многолюдная демонстрация в местечке. Участники (с непокрытыми головами) несут огромный транспарант, протянувшийся от края до края колонны. На транспаранте надпись на идиш: “Долой клерикализм!” Эта демонстрация — одна из многих, проводившихся в поддержку лживых, захвативших умы, идей».
В период Катастрофы европейского еврейства обитатели большинства местечек были уничтожены. Жителям местечек было труднее эвакуироваться, чем жителям больших городов. Их уничтожение изменило весь характер восточноевропейского еврейства: была стерта с лица земли та часть еврейского общества, которая была наиболее близка к традиции, и в меньшей степени впитала нееврейскую культуру.
Лишь незначительные остатки еврейских местечек после Второй мировой войны сохранялись в течение нескольких десятилетий в Румынии, Молдавии, Закарпатье, Литве и некоторых других областях Восточной Европы, но и они растворились в европейском мире.
Местечко в литературе и искусстве [↑]
С середины XIX века местечко стало культурным и литературным термином. Образ штетла используется как метафора для обозначения традиционного еврейского образа жизни, бытового и культурного уклада, а также как символ утерянного традиционного мира восточно-европейского еврейства.
Этот «образ местечка», в отличие от «реального местечка», часто исключительно еврейский, где община жила в еврейском пространстве и времени и сохранила традиционную еврейскую жизнь. В литературе, в политической и культурной речи, «образ местечка» вызывал много различных реакций, которые варьировались от пародии и презрения до восхваления как предполагаемого бастиона чистого «идишкайта».
В период Хаскалы в новой литературе на идише и на иврите сложился cугубо отрицательный образ местечка, когда местечковые евреи изображалась убогими, бесправными, нищими и фанатичными, как, к примеру, в сатирических произведениях писателя, выбравшего себе псевдоним Менделе Мойхер Сфойрим.
В русском языке слово «местечковый» обрело негативную коннотацию как символ провинциальности и ограниченности.
В XX веке многие еврейские писатели, потрясенные страшными событиями своего времени и деградацией местечка, стали идеализировать его нравы, и этим способствовали его мифологизации.
Известный еврейский писатель Шолом Алейхем пишет о еврейском местечке и его обитателях с теплом и любовью. Жители Шолом-Алейхемского обобщенного местечка Касриловка встречали несчастья с достоинством, юмором и внутренней силой, веря в конечное торжество справедливости.
Характерные образы жителей местечка, их быт и сцены местечковой жизни запечатлели многие художники, самыми известными из которых являются Юдель Пэн и его ученик Марк Шагал.
Мифологизированное представление о жизни местечка, насыщенной подлинно еврейскими ценностями, возродилось после Катастрофы в сознании многих евреев — потомков жителей местечек, в том числе и израильтян. В идеализированных описаниях местечка — «мира наших отцов», — полностью игнорирующих негативные его черты, сквозит ностальгия по утраченному раю, где жизнь была цельной, религиозной, патриархальной, глубоко человечной и трогательно наивной, а само местечко представляется разросшимся до размеров поселения отчим домом.
Еврейское местечко несло в себе идею обособления и защищённости от внешнего нееврейского влияния, которого крайне не хватает в наш век.