Традиции еврейского воспитания

 Краткий пересказ конспекта лекции, прочитанной автором на "Конференции по воспитанию и образованию" (Джойнт, Днепропетровск, 2005), а также год спустя на Курсах для сотрудников Джойнта, участвующих в проведении "Семейных лагерей".

Подзаголовок лекции:

Дети Яакова из Дома Израиля 

Содержание:

– Вступление. Семья нашего праотца Авраама

– Принципы еврейского воспитания

– Отказ от жесткого воспитания, или Как научиться не делать людям замечания

– Поощрение и наказание. Атмосфера радости

– Заключение 

Вступление

К настоящему времени западная цивилизация накопила достаточно знаний на тему воспитания и образования. Большая часть этого огромного массива знаний приходится на традиционную культуру европейских народов, основа которой зиждется на христианской морали, много заимствовавшей, как известно, из еврейской Торы. Так что нет ничего удивительного в том, что многие принципы сегодняшней науки воспитания имеют прямые параллели с методами иудаизма в той же области.

Но есть и отличия. Они, как правило, происходят из-за того, что общее воспитание, как мы только что обмолвились, стало именно наукой. Т.е., здесь, как и в других областях интеллектуального поиска, есть свои разработки, новые педагогические приемы, а значит, и влияние разных школ, в данном случае психологических, – с их новациями, неожиданными рекомендациями и соответственно "борьбой мнений и брэндов". В иудаизме же никакой борьбы мнений по поводу воспитания не наблюдается, поскольку давно выработан и опробован некий общий подход, основанный на главных принципах Торы.

Имея представление об общем воспитании, люди (в том числе ученые люди), как правило, мало знакомы с мнением Торы по этому вопросу. А ведь еврейство с самого начала заявило себя как мировоззрение, построенное именно на семейных ценностях. Поэтому позволительно задать вопрос: какими приемами пользуются еврейские воспитатели – учителя и родители? И что все остальные могут у них перенять полезного?

В более общем виде вопросы поставим так:

– На чем держится традиционная еврейская семья?

– Какой опыт накопила в этой области еврейская община за много столетий своего существования?

– Что лежит в основе этого опыта?

– Что полезного мы может из него извлечь для себя?

Не претендуя на полноту охвата темы и даже на безошибочность своих суждений, все же попытаемся хотя бы схематично дать ответы на поставленные вопросы.

Как видно из самого текста Торы, наш праотец Авраам[1] к своей миссии по созданию еврейского народа приступил после предпринятой людьми того поколения неудачной попытки "свергнуть" Всевышнего.

Строители Вавилонского столпа упивались силой своего единства[2]. Они поклонялись кумиру, имя которого – "общество". Все было положено ему на алтарь: свобода личности, цена человеческой жизни, поиски собственного "я", борьба мнений. Поколение Авраама мыслило и творило исключительно на языке общественной пользы и коллективной выгоды. Для них "Все вместе" было много выше, чем "Один". При этом они прямолинейно полагали, что для выживания мифического "Все вместе" надо максимально подавить "Одного". Лозунг того времени: "общество – мерило всего". Но так получилось, что уже на начальном этапе вся затея обернулась полным крахом. "Объединенное человечество" рассыпалось на множество не понимающих друг друга народов и племен. Люди, обладая прекрасным качеством находить общий язык, употребили его для неверной цели – и в результате утратили даже само это свойство, перестав отныне ладить и понимать один другого. Место контактов заняли конфликты.

Чтобы передать свои знания людям, Авраам задумал создать свою академию, школу, ту среду, где можно было бы черпать знания и передавать их другим. Классический пример успешных академий можно обнаружить у древних греков. То были серьезные школы с великими учителями и своими традициями преподавания. В древнегреческие школы стремились попасть умнейшие юноши своего времени, алкавшие знаний, просветления ума и приложения своим интеллектуальным силам. Но академию можно было оставить, перейдя в другую – с совсем иными методами, стоявшую на других основах, даже отрицавшую приемы и находки твоей прежней школы. Можно было открыть свою академию и, собрав вокруг восторженных учеников, вступить в прямую полемику с прочими адептами научных откровений. Так или иначе, именно это свойство необязательности и условности фундаментальных знаний привело к их распылению, к потере смысла в общем шуме, где все спорят со всеми. Древнегреческий философ "искал человека", но потерял даже себя.

У Авраама была своя школа, свои ученики[3]. Устная Тора сообщает, что Авраам "переводил в еврейство" многих. Но у Всевышнего он просил только одного – сына. И не просто сына. Ему был нужен народ! Еврейский народ.

Авраам прекрасно понимал, что передача главных знаний может быть осуществлена не в рамках школы, а только в семье. Школа нужна для общих знаний, семья нужна для передачи Главных знаний[4]. Школу можно поменять (в самом широком смысле), семья останется с человеком всегда. Ведь семья – как наше детство, оно всегда с нами, независимо от наших ретроспективных оценок.

Ну, и что за семью создал наш праотец Авраам?

Многостраничной истории семьи Авраама посвящена почти вся первая книга Торы. В ней сообщается, что становление нашего народа заняло диапазон на исторической шкале от Авраама до получения евреями Торы на Синае. После Синая мы – народ, до Синая – мы все еще семья, клан, родовое объединение.

Нам неизвестен психологически климат в семье Авраама. Опираясь на бесстрастное повествование Торы, можно проследить только внешнюю канву событий, каждое из которых свидетельствует о трудном становлении того, что принято называть еврейской семьей.

Всё было в ту пору внове – и цели семьи, и воспитательные приемы человека, поставившего во главе своего мировоззрения образ Всевышнего, Который любит Свои создания. Авраам проповедовал терпимость и милосердие. К себе он подходил с самой высшей меркой требовательности, от других просил сострадания к себе подобным. Наверное, это и есть тот краеугольный камень, на котором он строил свой маленький социум, выросший со временем в Семью, как ее понимает европейское самосознание.

Более того, если говорить о единстве психологической установки, присущей нам и древним людям, то можно предположить, что именно с Авраама начался период современного восприятия мира.

Все, что было до Авраама, – это другая галактика, Мы не понимаем тех людей; их мотивы и устремления нам чужды. Все, что пошло от Авраама, – это уже мы! Он научил все человечество быть людьми.

Мы плачем, смеемся, надеемся, негодуем абсолютно так же, как люди первых поколений после нашего праотца. Мы одинаково ведем себя в подобных ситуациях, на нас одинаково действуют одни и те же увещания и апелляции к совести. Мы можем перенимать опыт древних людей – и он станет нашим опытом. В частности, у нас одни и те же реакции на приемы педагогики, поэтому последняя может стать для всех людей мира, возводящих свою культуру к Аврааму, чем-то единым и объединяющим. Мы все потомки Авраама, домочадцы его гостеприимного крова.

Кстати, о потомках. У Авраама долго не было детей, жена оказалась бесплодной. Желание продолжить род привело к тому, что первого сына Аврааму родила служанка его жены – Агар (с полного ведома и даже при инициативе Сары). От Ишмаэля пошли арабские племена.

Любопытно, что, когда Аврааму было сообщено пророчество, что у него и его жены Сары вскоре родится сын, первой его реакцией был возглас: мне было бы хорошо, если б продолжал жить мой сын Ишмаэль! Дескать, большего и не прошу… Однако просил. Просил у Всевышнего, поскольку в Ишмаэле не обнаружил продолжателя своей идеи.

Ишмаэль ушел из еврейства. Тогда можно было, родившись от матери-еврейки, покинуть иудаизм, перестать быть евреем. Вторым, кто повторил этот путь, был Эсав, сын Ицхака, первый внук Авраама, родной брат Яакова.

Из всего, что происходило внутри семьи Авраама и Сары, доподлинно известно, что служанка Агар была однажды изгнана из семьи за пренебрежительное отношение к Саре. Хозяйка потребовала изгнания. Ее муж первым делом обратился к Всевышнему за советом: разве можно прогонять человека? На тот раз нужно было послушать "голос Сары", но все равно, мы видим, как работала воспитательная система Авраама: во главе всего лежат милосердие, прощение и терпимость.

С другой стороны, Сару он послушал. Значит, в шатре Авраама нашлось место не только поощрениям, но и наказаниям. Каким? Об этом поговорим чуть ниже. Пока отметим главную сторону душевного склада нашего праотца: хэсед, милосердие ко всем людям.

Русское слово "милосердие" не совсем адекватно еврейскому "хэсед". Первое окрашено в цвета прощения в адрес человека, заслуживающего порицания или даже наказания. Смилостивиться – значит, простить великодушно, не таить зла. В то время как еврейский термин подразумевает такое отношение к человеку, когда мы ему даем больше, чем ему полагается, если исходить из прямого указания закона. Хесед можно требовать только от себя, других людей хэседу можно только учить. И лучше всего своим примером.

Авраама безумно любили люди его эпохи. С ним никто не воевал, его повсеместно считали представителем Бога на земле. Воевать начали с его сыном Ицхаком, который откапывал колодцы Авраама, засыпанные другими племенами после смерти патриарха[5]. Ицхак, в отличие от отца, главным качеством которого был хэсед, нес в себе другое главное качество, скорее внутреннего свойства, более нужное ему и его потомкам, чем их окружению, – силу, убежденность, крепость в исполнении. Ицхак был непреклонным продолжателем, не умеющим останавливаться перед препятствиями.

Своих детей Авраам научил мягкому отношению к людям. Ицхак добавил к этому силу убежденности в своей правоте. Ишмаэль ничего не добавил – и ушел в пустыню. "Добавка" Ицхака стала тем необходимым ингредиентом, который требовался будущему еврейскому народу. Милосердие без убежденности в своей правоте вырождается в губительную мягкотелость, не умеющую за себя постоять. Авраам не был мягкотелым. Но новация его подвижничества заключалась именно в максимальном альтруизме, которого так не хватало в жестоком мире, где он прочитал свой первый урок.

Любовь к людям стала уроком для всех. Однако уверенность в собственной правоте была воспринята лишь теми, кто перешел в отряд учеников Авраама.

От Ицхака ушел Эсав, его старший сын, который настолько тяготился ролью старшего и ответственного, что с удовольствием продал свое "старшинство" Яакову, брату-близнецу[6]. Мы не знаем, какими приемами пользовался Ицхак-педагог, но Эсав безумно любил отца. Что не помешало ему стать на путь полного отрицания всех духовных открытий и отца, и деда.

Тем не менее, трогательное почитание Эсавом своего отца многократно подчеркивается. Эсав не захотел стать продолжателем, но он освоил главные принципы семьи, не больше того (без всяких философий, откровений и стремления к знанию), передав эти семейные принципы своим потомкам, расселившимся по странам Европы. Это обстоятельство, в частности, объясняет легкость, с которой европейцы восприняли христианское учение, основанное на проповеди морали и любви.

Итак, в фундамент иудаизма были заложены две главные, необходимые особенности – любовь и сила. Оставалось добавить еще одно глубинное свойство человека – искренность и прямоту[7]. Эту роль взял на себя Яаков. О нем говорят, что был человеком правды.

Триада "Авраам + Ицхак + Яаков" – не что иное, как "любовь к людям + уверенность в своей правоте + приверженность к истине". Эти качества мы и наблюдаем во всей "семейной политике", которую евреи принесли в мир людей. Другими словами, таки было know-how еврейского вклада в ту область, которая ныне называется наукой воспитания.

Завершим в двух словах краткий очерк о праотцах. Евреи как народ пошли из дома Яакова. Его двенадцать сыновей стали родоначальниками колен, единство которых многие века обеспечивало крепость существования еврейской нации. У евреев есть собственное самоназвание – "Дом Израиля". Именно дом, потому что семья настолько важна для евреев, что не будь ее – не появилось бы ни идеи народа, несущего Тору, ни самой Торы на земле.

Не все гладко шло внутри дома Израиля. Были ссоры и обиды. Было взаимное непонимание, приведшее к почти непоправимой катастрофе: продали Йосефа, потом в великих испытаниях и трудах его вновь обрели.

Если первые люди несли в себе врожденное качество умения договариваться друг с другом, то после Вавилонского эксперимента оно перестало быть внутренним, и его, это качество, теперь надо было сознательно усваивать, культивировать в себе. Из природного оно перешло в разряд социокультурного. Евреи – это и есть ответ человечества на вызов Всевышнего: нежелание увидеть себе подобного в другом привело к усугублению раскола, поставив человечество на грань вымирания, исчезновения; евреи выступили в роли "культурной прививки". Отныне взаимное понимание стали "выращивать" в семье.

В той или иной степени "домом Израиля" стала вся западная цивилизация[8]. Только налаживание коммуникативных связей между людьми, сама природа которых склона эти связи порвать, только умение мириться с другими смогло привести людей к производственной кооперации, результатом которой стал технологический прогресс и прорыв в области искусства.

Но в этом "доме Израиле", который мы только что описали, по-прежнему несколько обособленно живут люди, называющие себя евреями. Это "сыновья Яакова", прямые его потомки. Многое передав соседям, они выделяются на общем фоне "коммунальной цивилизации" некоторыми своими качествами. И любовь у них доведена до уровня отказа от соревновательности, и уверенность в себе поражает своей фанатичностью (чисто внешняя оценка), и правдолюбие побило все рекорды – когда стремление к справедливости по отношению ко всем подавляет чувство самосохранения.

Какими особенностями обладает еврейская система семейного воспитания? Чем отличаются внутренние отношения в среде "сыновей Яакова" от аналогичных "в европейском доме Израиля"? Это и есть наша сегодняшняя Тема. Всё остальное – коротко, лапидарно и конспективно. Ибо теме нет конца.

Принципы еврейского воспитания

О главном принципе мы уже упомянули. Это человеколюбие, хесед в том смысле как его понимал Авраам.

Создание детей и их подготовка к жизни (воспитание) – не является той главной целью, которая стоит перед человеком. Человек не рождается только для того, чтобы родить себе подобных. Иудаизм на это смотрит просто: каждый человек появляется в этом мире для решения собственной задачи, которая состоит как бы из двух областей: выполнить то, что поручено всем (заповеди), и выполнить то, что особенным образом поручено ему одному. Создание и воспитание потомства, а также забота о нем в материальном плане – все это элементы первой области, но и только.

Общие принципы воспитания настолько переплетены с основами еврейского существования, что впрямую из них следуют, являясь их продолжением. Тора фактически ничего не говорит о том, как воспитывать детей. Она говорит, каким надо быть человеку. И из этого следует первое. Хороший родитель, успешный воспитатель, учитель – это в первую очередь хороший человек. А хорошим, в рамках иудаизма, назван тот, кто удовлетворяет критерию великого мудреца Илеля: не делай никому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе. Возникающие при размышлении над этим правилом вопросы находят свои решения в изучении Торы, ибо Илель Тору называл комментарием к выше высказанной сентенции.

Если отметить, что вся проблематика практического воспитания выписывается в два положения: каким должен быть воспитатель и как он должен воспитывать, – то, согласно иудаизму, достаточно описать первое положение; второе будет следовать из него автоматически (не считая того, что считается приемами педагогики; они иногда вполне специфичны).

Итак, по Торе, никакого особого отношения к детям нет, есть отношение к людям – своим и чужим. Свои для родителей отличаются от чужих только степенью ответственностью за их судьбы и врожденной привычкой их любить, что немаловажно. Считается, что Всевышний специально вселил в сердце родителей изначальную бескорыстную любовь к собственным детям, иначе никто не заботился бы о младенцах.

Тем не менее (и это очень важно), мы понимаем, что наши дети даны нам для того, чтобы мы заботились о них больше, чем о других. Причем эта забота не должна идти за счет других и (не дай Бог) в ущерб другим.

В самом виде это фундаментальное правило можно сформулировать так: наш ребенок – такой же автономный и независимый человек, как все прочие люди, в частности – такой же, как и мы, его родители. А поэтому мы ни в чем не можем нарушить его право на самовыражение. Т.е., на то, чтобы стать, кем хочет, используя свой свободный выбор. Все, что мы можем – только помочь ему в этом выборе. Как помочь? Щедро делясь своим опытом. Но ничего ему не навязывая. Ничего в нем не подавляя.

В иудаизме есть такое понятие как йецер-ара, плохое начало. Под ним подразумевается как бы встроенное в человека врожденное качество распознавать зло и в некоторых случаях стремиться к нему. Плохое начало развивается вместе с человеком, становится сильнее по мере роста у человека потребностей абсолютно любого толку. Задача йецер-ара – "подтолкнуть" человека к плохому выбору, расписать ему (в виде внутреннего диалога) все выгоды и удовольствия, которые он получит, послушав его совета. Цель йецер-ара как творения Всевышнего: предоставить человеку возможность преодолеть этот зов, совершить правильный выбор, заслужить то, что в Торе называется наградой. Без сопротивления встроенному соблазну нет преодоления препятствия, которое, как экзамен в конце семестра, подводит итог нашей учебе, в данном случае – итог каждого нашего поступка.

Йецер-ара нужен человеку, как спортсмену нужен тренер, как студенту нужен преподаватель-куратор. Причем система внешних испытаний, которыми обставлена жизнь человека, реализована на уровне внутреннего диалога человека со своим йецер-ара.

Так вот, действия маленького ребенка полностью управляются его йецер-ара. Он телесно познает мир. На начальном этапе голос его тела (а это, практически, и есть голос йецер-ара) важнее, чем все духовные параметры, которыми он овладевает позже, когда научится управлять телом, окрепнет и подрастет.

И, если любя других людей, мы помогаем им (если они обращаются к нам за помощью) победить в себе плохое начало, то тем более нам надо помочь в этом своему ребенку. Считается, что наш ребенок уже обратился к нам за помощью. Мы не вправе ему отказать. Это и есть задача еврейского воспитания.

Ребенок – тот же взрослый. Просто он еще не вырос. И относиться к нему надо, как к взрослому человеку, который еще не вырос. Никакого пренебрежения ребенком, построенного только на том, что он маленький. Никакого взгляда сверху вниз. Мы с ним ежедневно общаемся так, будто вся хроника событий записана на пленку, и эта пленка проигрывается в будущем, причем зрителями являемся мы и наш выросший ребенок. Пусть нам не будет стыдно за свое поведение перед этими взрослыми людьми. Ведь они, возможно, будут опытнее нас, умнее и выше в духовном плане. То, что мы не знали, кем они станут, – не аргумент. Надо знать!

Акт воспитания как реализация требования Торы любить ближних

Итак, из двух тем: какими качествами должен обладать воспитатель и в чем заключается процесс воспитания, – мы остановимся на первой, ибо вторая тема из нее вытекает. Не будем говорить, какие качества мы хотим воспитывать в своих детях. Тора утверждает, что мы всегда воспитаем в них то, чем обладаем сами, но не больше[9]. А поэтому все слова об ответственности, трудолюбии, аккуратности и честности останутся словами, если этих качеств нет в родителях.

Первый предварительный вывод: никаких голословных призывов, а значит, и связанных с ними упреков или сверх-ожиданий. Воспитываем только личным примером!

Вообще воспитание – как систему нудного понукания – надо оставить. Ибо ничто так не толкает к плохому, как постоянные нравоучения. Мы же не хотим слушать чужие нравоучения! Аналогично надо поступать с собственными детьми.

А отсюда следует важный вывод: никогда ни в коем случае не делаем ни одного замечания ни одному ребенку – своему или чужому – и ни одному взрослому!! Никогда и никому! Под замечанием здесь понимается: упрек, укор, укоризна, одергивание, проявление недовольства совершенным поступком, выражение разочарования поступком не совершенным, жалоба, совет, наставление и многое другое из того же бесконечного ряда.

Категоричность только что высказанного заявления о недопустимости замечаний, конечно же, надо смягчить соображением, что совсем без замечаний не обойтись. Бывают случаи, когда требуется именно резкое одергивание или даже окрик, – но ровно в той степени, насколько за этот окрик нам удастся оправдаться перед своим выросшим ребенком на будущем "просмотре" кадров нашей жизни.

Посмотрим, как работает вето на замечания в обычной жизни обычного человека, не только родителя. Когда человек склонен сделать замечание другому человеку? Когда он видит, что тот поступил неправильно или собирается поступить неправильно. Рассмотрим первый случай: поступок уже совершен.

Схема работает следующим образом:

1. Мы определяем степень собственной ответственности за поступки указанного человека. Если ответственность минимальна, то и наше участие должно быть минимизировано соразмерно уровню общественной опасности. Чужих людей стараемся не поучать без острой нужды. Начальники на работе – только в степени производственной нужды. Учителя в школе – только в рамках эффективности учебного процесса. Чужих детей вообще не трогаем, если можно обойтись без этого (иногда обойтись нельзя).

2. При оценке чужого (не своего) поступка исходим из того, что видели сами, не опираясь на оценки поступка глазами других людей. В большинстве случаев негативной реакции можно избежать, если заметить, что никакой провинности не было. И даже там, где на лицо очевидное нарушение, не следует спешить с оценочными выводами, а тем более с хирургическим вмешательством в ситуацию, пока не станут ясны все побудительные мотивы, двигавшие автором поступка.

3. Если проступок совершен не в мнимой области, а наяву, и если нам необходимо на него негативно отреагировать, оцениваем, насколько наша вмешательство[10] будет эффективным. Если слова укора повиснут в воздухе, т.е. не дойдут до адресата, – их нельзя произносить. Если мы жалуемся на другого человека его учителю, родителю, начальнику, милиционеру, членам суда в Гааге, – то жалобе нельзя давать ход, если инстанция, в которую мы обращаемся – 1) не является авторитетом в глазах нарушителя или 2) отреагирует на его поступок неадекватно (например, наказав в степени, превышающей меру нарушения), или 3) действия этого органа приведут к усугублению ситуации (например, озлобят человека).

4. Замечание, если такового не избежать, будем делать человеку только наедине, ни в коем случае не позоря его перед другими. То же самое с нашими детьми!

4а. Важное следствие для случая с детьми. Отец, если высказывает укор в адрес ребенка, то старается это не делать ни перед мамой, ни перед сестрами, братьями, соседями, соучениками, учителем, директором и пр. Более того, если, допустим, один из родителей взялся за роль прокурора (иногда надо!), то другой не играет ни роль со-прокурора, ни роль защитника. В первом случае ребенок может почувствовать свою незащищенность, когда весь мир навалился на него одного. Во втором роль обвинителя будет нивелирована, а ведь мы предположили, что она в данном случае необходима.

5. Если даже замечание, которое планируется к произнесению, продумано и оценено как необходимое, все же стоит подумать, что случится, если оно, тем не менее, вовсе не будет произнесено. Ибо любое замечание – это своего рода удар. Главное, чтобы рана после удара не превысила степень важности самого проступка.

(Надо бы примеры показывать, да нет места, вот беда.)

6. Если человек замечен в совершении того же зла, которое он сейчас попытается искоренить, то ему запрещено открывать рот или подымать руку! Кем замечен? Да самим же собой, ибо нет более проницательного наблюдателя за нашими поступками, чем мы сами.

7. Самое главное требование. Поскольку Тора повелевает нам любить других людей, то делаем замечание другим людям (или другим образом наводим порядок в области поступков, совершенных не нами) только через любовь. Например, ребенка разрешается ударить (самый страшный случай замечания), только если по-другому не обойтись, если ему будет не столько больно, сколько обидно, и если тот, кто его наказывает родительским ударом, сам плачет (у себя внутри) теми же слезами, что и его ребенок!

Все остальное – следствие из этого многопунктного правила. Примеры следствий:

Нельзя верить ничьим словам негативного оценочного свойства о чужих проступках. Иногда их можно принять во внимание, если есть опасность серьезных последствий. Но и тогда реагировать нужно самым щадящим и любящим образом. Поступаем так, как хотели бы, чтобы поступали с нами.

Никогда не ведем себя как грозный прокурор, если наша задача – всего лишь защитить собственный покой, нервы, удобства и т.д. В общении с детьми это особенно важно. Мама, нервно требующая от детей тишины дома, должна так и попросить: я устала, у меня болит голова после работы, прошу у вас тишины. Но не прикрываться фразами о том, что она, дескать, воспитывает в детях чувство уважения к чужому покою. Чувство уважения воспитывают не криками, а собственным примером, и только. (Если случаи, когда нужно именно защищаться, но они относятся не к нашей теме замечаний, а к тебе социальной самообороны.)

Борьба за собственный авторитет в чужих глазах (в том числе своих детей) абсолютно недопустима. В противном случае это не авторитет, а тоталитарное правление. Авторитет человек зарабатывает более трудным путем, он следствие наших поступков, а не цель.

Лучше дать ребенку вдоволь набегаться по лужам, чем травить его окриками запрета. Обычное возражение, обоснованное боязнью простуды, легко снимается еще более простым соображением: иногда лучше немного простудиться и полежать в постели, чем всю жизнь носить в себе шрамы родительских понуканий и окриков. Последние или приведут к истеричности характера, или закалят в ребенке способность вообще никак не реагировать на наши замечания, а потом и на позитивную критику других людей. Еще не известно, что страшней – легкая детская простуда или черствость души.

Высказанная угроза в замечании с условием ("если не соберешь игрушки, то на ночь не будет тебе книжки сказок") не может не быть реализована, если условие свершилось. Иначе слова взрослого воспитателя теряют для ребенка любую значимость. Но иногда ребенка можно и простить – если ребенок видит, что прощение тебе дается с видимым трудом и в следующий раз его можно не получить.

В чужую жизнь без спроса вмешиваться запрещается[11]. Следствие: лишний раз не вмешиваемся в споры и игры детей. Они помирятся или придут к консенсусу, а мы рискуем остаться с кем-нибудь из них в конфронтации. По той же причине не следует бежать к родителям ребенка, который поссорился с нашим чадом. В детские споры вступаем на правах третейских судей, если нас к тому приглашают обе стороны. (Повторяем, случай защиты слабого от посягательств сильного является не моментом воспитания и поэтому здесь не рассматривается.) В чужие игры вступаем, если уверены, что наше участие приведет к общей радости. В противном случае стоим у бровки поля и старательно просим дать и нам возможность побегать с мячом по весенней травке…

Можно еще выписать сорок четыре необходимых правила и сто следствий из них, но, кажется, главное их свойство усвоено.

Поощрения и наказания

Сказано: "тот, кто жалеет палку (розгу, ремень) для своего ребенка, тот ненавидит своего ребенка. И наоборот: кто не жалеет палку для своего ребенка, тот его любит".

Отсюда следует простой вывод: никогда детей не бить, если битье всего лишь доказывает несостоятельность тебя как воспитателя. Ребенка можно в редком случае наказать показным ударом, если переживаешь с ним этот удар в не меньшей степени, чем он.

И никогда не бить в гневе! Вообще надо взять себе за правило: или никогда ни на кого не гневаться, или – если уж такова твоя природа – никогда не предпринимать никаких действий пока гнев не прошел. Причина в том, что гнев "отключает" осознание реальности, как говорят: гнев застит глаза. Это единственное качество, у которого нет "золотой середины". Чистое чувство гнева нельзя использовать. Его в некоторых случаях можно имитировать. Потому что дети, как все люди, но только в большей степени, боятся исполнения угрозы.

Как используется гнев? Когда все аргументы (высказанные с любовью и участливостью) кончились, стоит сымитировать гневное состояние, как бы предупреждая: сейчас я выйду из себя, перестану контролировать свои действия, и тебе достанется больше, чем полагается, много больше, так и знай. Среднее количество гневных состояний для одного родителя ограничивается двумя-тремя на всю жизнь.

Кстати, важное побочное добавление (а что у нас тут не важно?): нельзя приступать к наказанию (а также замечанию, нудному чтению морали и пр., потому что все это виды наказаний), если человек не был предупрежден заранее о том, что поступок, который он собирается совершить, не желателен или вреден, преступен, просто предосудителен, нехорош и т.д. (Сложная формулировка? Попробуйте упростить. Стопроцентная гарантия, что у вас получится.)

Мы начали эту главу с наказаний, а не поощрений только потому, что многие родители видят свою родительскую роль именно в наказаниях, считая, что другие ресурсы менее действенны. На самом деле надо было начать эту главу именно с поощрений и наград. Кстати, таково правило еврейского воспитания: если хочешь, чтобы твое замечание было услышано, начинай с приятных слов, с поощрения и похвалы. Только потом высказывай свою критику (если она говорится по делу, к месту, вовремя и, повторяем, с любовью) – но не раньше. В случае, когда ребенка (или любого человека) не за что похвалить, – его нельзя критиковать. Добавьте этот пункт к тем, что выписаны выше в разделе замечаний.

Система традиционного воспитания строится исключительно на поощрении. Любое позитивное действие воспитуемого должно быть поощрено воспитателем в том или ином виде. Не надо бояться, что ребенок вырастет и будет работать только за награду. Страшнее, если он вырастет и будет руководствоваться исключительно страхом перед наказанием.

Нет ничего страшного в том, чтобы ввести в семье систему прямых материальных выплат за помощь по дому или школьные успехи. Всем хороши конфеты или другие сладости, если умеренная их раздача не связана с денежными затратами на услуги дантиста. Дети отвечают старанием на признание их успехов, и тут нет ничего общего с действиями дрессировщика, раздающего кусочки сахара прыгающим через трапецию цирковым кошкам. Так или иначе, не следует апеллировать к "детской совести" такими, например, криками: помой посуду, мама работает на кухне бесплатно, и ты поработай бесплатно… Потому хотя бы не следует, что мама завела себе ребенка сознательно, а ребенок маму вообще не заводил, она сама к нему пришла.

Есть старинное правило, как вести себя в доме, чтобы он стал приятным для всех, кто в нем живет. На языке нам привычных понятий оно будет звучать примерно так: я должен взять себе в обычай каждому домочадцу высказывать не менее десяти приятных слов, фраз или даже выражений восторга и восхищения на каждое критическое замечание. Пока я не скажу этих десяти слов поощрения, мне нельзя раскрывать рот для колкого, или даже мягкого, но не очень приятного замечания. Под последним мы понимаем даже сказанное самым участливым и задушевным голосом: ой, что случилось милый? у тебя сегодня мешки под глазами[12]…

Итак, пропорция между приятными словами и неприятными правдивыми словами – один к десяти. Пока нет первых десяти – нет места и тому одному, которое мы припасли для критики. Так поступаем по отношению к супругу или супруге, так поступаем по отношению к своим детям или родителям. (Правило не работает только по отношению к другим людям вне семьи, да и то при неравенстве полов.)

В принципе, правило работает при контактах со всеми людьми в том смысле, что в их адрес не надо искать выражений упрека и порицания – но только слова дружеского к ним расположения, даже когда, вроде, нет почвы для дружбы или хотя бы приятельских отношений. Вывод прост: если нет слов для дружбы, то не произносим ничего, кроме того, что требуется для производственных или соседских контактов.

Есть еще один важный момент, который характерен как раз для еврейской традиционной семьи, но почти не заимствован нееврейским окружением. Примерять этот пример к себе нужно с известной долей осмотрительности. Ибо он может не только не сработать позитивно, но и привести к некоторым негативным последствиям, лишив ребенка, вступающего в жестких мир взрослых отношений необходимого умения. Речь идет о соревновании. Никаких соревнований нет ни внутри еврейской семьи, ни в еврейских учебных заведениях. Ни рейтинги не вывешиваются, ни отметки вслух не объявляются. Все, что может привести к травме того, кто выполнил работу неудачно, выводится за рамки воспитания.

Итак, задавая контрольный вопрос, мы не прибавляем: интересно, как ты ответишь? Получив ответ, мы не переспрашиваем: ты уверен? Получив неправильный ответ, мы не заявляем: подумай-ка еще… На любой ответ мы говорим: верно, правильно, – после чего мягко поправляем его, давая понять ребенку, что до правильного ответа он только что пришел с тобой вместе.

Этот отказ от соревновательности отлично работает в еврейской среде, где соперничества любого рода нет и среди взрослых. Что делать вам в вашей жизни – решайте сами. Главное соображение людей Торы можно сформулировать так: лучше не научить ребенка какому-то практическому знанию, чем привить к нему комплекс неполноценности и неверия в собственные силы. Необходимые знания он все равно получит, а травма может (не дай Бог) остаться на всю жизнь.

Заключение

Краткость конспекта не указывает на бедность темы, обозначенной нами как "Еврейское воспитание". Мы привели лишь те самые общие правила и принципы, которые можно обсудить в кругу заинтересованных евреев, волею судьбы оторванных от традиционного еврейства и Торы.

Все, что здесь было сказано, – это роль Авраама в Доме Израиля. Есть еще роль Ицхака. И роль Яакова.

Авраам принес в мир уважение к чужому достоинству, любовь и взаимопомощь. Это центральная ось еврейской семьи. Богатство идеи Авраама воспринял Ишмаэль, построивший свою семью на том же принципе. Но он отказался от опыта Ицхака, своего родного брата.

Ицхак внес в шатер Авраама и Сары нечто новое, но необходимое: уверенность в избранном пути, непоколебимую волю в преодолении всех жизненных препятствий. Ишмаэль этот опыт заменил на свой, когда гибкая, осмысленная непоколебимость Ицхака обернулась фанатичным упрямством, при котором врага видишь в каждом, кто не твой.

Эсав принял от Авраама и Ицхака оба свойства, но ничему не научился у своего брата Яакова. Последний дополнил свод принципов отца и деда одним важным правилом – необходимостью жить по правде. Без этого, основываясь только на милосердии и внутренней твердости, сосуд наших праотцев можно было наполнить всем, чем угодно. Эсав отказался от правды, увлекшись личным спасением (в том ключе, как он это понимал). Яаков искал содержание, он жил только поиском смысла – и обрел его в правде.

(Про отношения внутри триады Яаков-Эсав-Ишмаэль см. в статье "Три портрета".)

– Авраам спросил: для чего жить среди людей? И ответил: для любви. Но с любовью можно и воевать, – как показывает опыт мусульманских народов.

– Ицхак спросил: как жить среди людей? И ответил: непреклонно, опираясь на внутренний ресурс. Но непреклонность может привести к ненависти, которая вкупе с любовью порождает гремучую смесь ксенофобии (и антисемитизма), – как показывает опыт христианских народов.

– Яаков спросил: на каких основах жить среди людей? И ответил: на правде. Это и есть еврейское воспитание.

[1] См. выпуски "Наш праотец Авраам".

[2] См. статью "Вавилонская башня – модель бунта".

[3] Один из них – Элиэзер. Будучи посланным Авраамом за женой для Ицхака, его сына, он привез из-за границы Ривку.

[4] На языке Торы эти Главные знания – не что иное, как Вера. На языке атеистов – это знание человека о своем врожденном потенциале, который нужно раскрыть.

[5] Колодцы – символ знания, поскольку в иудаизме любое упоминание о воде – прямой намек на Тору.

[6] См. статью "Покупка первородства".

[7] Авраам и Ицхак тоже были прямодушными людьми. Но смотрите, Авраам умел подготовиться к встрече с тем или иным явлением, исходя из качеств этого явления или человека. (Так, изначально готовясь, он шел в Египет и к Авимелеху. Так он лукавил, когда просил Эфрона продать ему землю для могилы умершей жены, хотя тот, вроде, собирался отдать ее в подарок.) Ицхак в этом смысле был проще, но он тоже не все договаривал, когда общался с тем же Авимелехом. В то время как Яаков принципиально не мог вести себя подобным образом. Яаков был человеком во всех отношениях "без двойного дна".

[8] Евреям не нравятся христианские претензии на самоназвание "Новый Израиль". Но раз европейцы, в лице церкви, так себя называют, значит, они находят в себе некую причастность к открытиям Авраама… Строго говоря, Израиль – второе имя Яакова. В реальной схватке победив ангела-патрона Эсава (а значит, и ангела-охранителя европейской цивилизации), Яаков получил добавочное имя – "Победитель Сил", Израиль. С другой стороны, в иудаизме имеется также узкое понимание термина "Дом Израиля" – это еврейские женщины, благодаря усилиям которых еврейский дом фактически существует. Мы этот термин в нашей Методике трактуем самым широким образом, поднимая его до уровня всей западной культуры.

[9] Мы не говорим, что из них в конечном счете получится. Кроме воспитательного процесса, существуют генетические факторы. Мы говорим о том, чему мы как родители можем способствовать развиться в наших детях или помешать проявиться.

[10] Замечание в адрес своего ребенка – тоже частный случай вмешательства в чужую жизнь.

[11] Еврейский вариант этого правила звучит еще более резко: не вмешиваются в чужие дела без личного на то приглашения. Только если тебя настоятельно просят дать совет или поучение, ты можешь его дать. Но только при соблюдении следующих пунктов: 1) тебе на самом деле есть что сказать полезного и ценного; 2) ты даешь совет, исходя из интересов данного человека, а не других людей, в том числе твоих интересов; 3) совет будет должным образом оценен.

[12] И это, заметьте, правда. Ибо неправду нельзя высказывать даже после миллиона приятных слов!

Теги: Хидуш, Воспитание