Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Продолжение серии «Проблема Яакова» из цикла «Трудные места Торы».
Вступление в тему см. здесь.
А теперь самый «криминальный» случай, связанный с подлогом и мошенничеством, который многими читателями Торы вменяется в вину нашему праотцу Яакову.
Действующие лица: Яаков, Эсав, Ривка, Ицхак.
Место в Торе: недельный раздел «Толдот» в книге Берешит, глава 27. Вся глава, а в ней 46 стихов. Настоящая повесть, если мерить в масштабах, принятых в Пятикнижии.
Написано, что «Ицхак состарился, и притупилось его зрение». Комментаторы, на основе данных, приведенных в Торе, отмечают, что Ицхаку к этому времени исполнилось 123 года (из 180, которые он прожил). Близнецы тоже достигли зрелого возраста.
Со времени продажи первородства, согласно Письменной Торе, не произошло никаких значительных событий. Кроме того, когда Ицхак с семьей в дни голода вынужден был переехать в Страну филистимлян, где, как мы знаем, пытался выдать Ривку за свою сестру; и там же он занялся сельским хозяйством — сеял зерно, урожай получал сам-сто (на иврите — мэа-шеарим[1]), потом бежал от завистливых филистимлян; его догнал Авимелех и заключил с ним союз, своего рода договор о ненападении.
И сразу после этой истории — «И было, когда Ицхак состарился и притупилось его зрение, позвал он Эсава, своего старшего сына, и сказал…»
Написано — старшего сына. Значит, никто о той сделке с перепродажей старшинства еще не прослышал. А теперь происходит то, о чем любой из нас знает. Постаревший Ицхак хочет дать благословение Эсаву. Судя по всему, какое-то очень важное благословение, особое. Отсюда вся торжественность приготовлений: «налови мне дичи», «я поем, чтобы благословила тебя моя душа, прежде чем умру». А ведь до смерти Ицхаку еще 57 лет. Впрочем, не наше дело судить, почему он счел нужным именно сейчас дать старшему сыну самое важное, Генеральное благословение. Мы уже говорили об этом: Ицхак все больше отходил от действительности, в которую и до того-то был погружен меньше остальных, а со временем и вовсе вышел из круга людей, способных ошибаться, жить страстями, подвергаться испытаниям Всевышнего. Ицхак и в молодости почти не ошибался; он как бы остался там, на горе Мориа, где отец принес его в жертву. Нигде после сцены с двумя благословениями, данными им сыновьям, мы больше Ицхака не встретим, хотя умрет он — когда Йосеф уже двенадцать лет будет находиться в Египте[2].
То была очень важная браха. Ее ждали, к ней готовились. Авраам такой брахи Ицхаку специально (перед смертью) не давал[3]. Не надо было. Все знали, что после ухода из семьи Ишмаэля, сына Авраама от Агар, наложницы его жены Сары, полным наследником патриарха становился Ицхак. Он должен был дать начало будущему народу.
Но не так происходило с третьим поколением. Ни Эсав, ни Яаков из дома, подобно дяде Ишмаэлю не ушли. Поэтому все волновались: кому быть третьим праотцем евреев после Авраама и Ицхака? А может быть, они оба справятся с этой ролью, как справились в будущем 12 сыновей Яакова?
То был исторический день. Беспокойный, нервный. Больше всех волновалась Ривка, мать близнецов. У нее не было сомнений относительно будущего, в котором только один из сыновей Ицхака получит право на создание народа Торы. Этим одним должен стать ее любимец Яаков!
Откуда она это знала? Из пророчества. Все наши праматери были пророчицами. Всевышний сказал Аврааму: слушайся голоса своей жены. То же самое и с Ривкой, а за ней и с Леей и Рахелью. Те знали даже, сколько у них будет сыновей и кому кого родить.
И еще был у Ривки источник знаний. Глаза. Ее зрение не притупилось. Она прекрасно знала, кем является Эсав. Ее он не обманывал. Да и зачем, когда благословение-то будет давать отец? Она знала обоих, потому что видела их. И глазами, и внутренним оком. Пророчица!
Послал отец Эсава в поле наловить дичи, приготовить ему блюдо, по любимому рецепту, а затем: готовься, мой первенец, — получишь Главную браху.
«И услышала Ривка». Из пророчества услышала. Никто ей ничего не говорил. Не при ней велся тот разговор. А если бы она сама догадалась, увидев, как Эсав берет свои лучшие доспехи и выходит на охоту, то было бы написано — и увидела Ривка. Но сказано: «и услышала».
Услышала и сказала Яакову: послушай меня, пойди в стадо и принеси двух ягнят. Я приготовлю из них блюдо, любимое твоим отцом. Он поест и благословит тебя.
Первый вопрос: как Ривка могла пойти на такое?
Читаем дальше. Яаков возразил. Дескать, отец догадается, кто перед ним, — и будет еще хуже. Если не пойду — всего лишь не получу благословение. А пойду на обман — получу проклятие. Но мать сказала: не бойся, на мне будет то проклятие; а пока иди принеси ягнят. И Яаков пошел.
Второй вопрос: он что, испугался только проклятия? А участвовать во лжи не испугался? Получается, что если бы заранее знал, что все пройдет гладко, то пошел бы без всяких сомнений?
Дальше. Отправился Яаков и принес, что требовалось. Ривка приготовила блюда по любимому отцом рецепту. Тут начинается самое интересное. Шкурки тех ягнят навязала на руки Яакова (Эсав был волосатым, об этом только что сказал сам Яаков, отказываясь идти на обман) и толкнула сына в шатер к отцу.
Теперь — знаменитая сцена. В самой Торе она дана очень наглядно и зрительно. Как монтажный лист кинофильма. Детали, которых нет в тексте, легко дописать, они сами просятся.
В полутемном шатре лежит древний старик, накрытый шкурами. Слабо мерцает очаг. Входит юноша с блюдом в руках. У него бледное лицо. Говорит почти шепотом. «Кто ты?» — спрашивает Ицхак. У Яакова спазмы в горле. Он выдавливает из себя три едва различимых слова: я — Эсав — твой первенец. Как будто пытается сказать: это я; что касается Эсава, твоего первенца, то он… Что он? Но не слушает Ицхак его слов. Не слова ему нужны, а голос. А странный посетитель продолжает, голос вроде крепнет: я сделал, как ты просил; поешь, мой отец, и благослови.
Наконец отец вступает в диалог: а что так быстро? (И правда, получаса не прошло, как вышел Эсав. Мыслимо ли так быстро управиться с охотой и с приготовлением кушанья? Не иначе как моему сыну помог Сам Всевышний.) Юноша отвечает: мне помог Сам Всевышний.
Эсав так никогда не говорил!
Подойди ко мне, мой сын, я ощупаю тебя, — говорит отец. Вот она, та минута, которую пуще всего боялся Яаков. Но мать к ней была готова. Яаков подходит, отец ощупывает шкурки и произносит свою, одну из самых великих в Торе фраз: «Голос — голос Яакова. Руки — руки Эсава».
У отца нет глаз, он не доверяет ушам. Он верит только своим рукам. Тем, что были связаны во время жертвоприношения.
Еще один контрольный вопрос: «Ты ли это, мой сын Эсав? И тот сказал: я». Короткий ответ. После него уже нельзя будет заявить, что вся ответственность лежит на матери. Сказал, как выдохнул — решительно и твердо.
Третий наш вопрос: это ли не явная ложь Яакова?
Дальше — Ицхак ест. (Не замечая, что подали ему мясо ягнят из стада, а не диких антилоп, которых он, якобы, так любит в приготовлении Эсава. Видно, знала Ривка вкусы своего мужа.)
Тут каждое слово Торы важно. Пропусти одно — и цельность всей картины разрушится. Один из самых критических моментов еврейской истории. Специалисты в области механики говорят — неустойчивое равновесие.
Например, такая деталь. И попросил Ицхак сына подойти и поцеловать его. Тот поцеловал. «И обонял он запах его одежды. И благословил».
Причем тут запах одежды? Но это замечание в скобках[4]. Главное, свершилось. Яаков получил благословение!
И больше у Ицхака ничего не осталось. Так следует из самого текста. Так его спросил и Эсав: отец, у тебя что, нет второго благословения? Тогда отец дал и ему браху. Уровнем пониже, насквозь земную, материальную: мечом своим будешь жить. Хотя о качестве жизни не беспокойся — «от тука земли твое существование»[5]. Но вопрос все равно остается: неужели он не мог повторить ту же браху? — Понятно, что не мог. В первом благословении он сказал Яакову: будешь господином над своим братом[6]. Теперь нельзя повторить то же самое — иначе будет путаница. Пришлось возвестить взволнованному Эсаву: «будешь служить своему брату, но, когда восстанешь, свергнешь его со своей шеи». (Тоже отдельная тема.)
Основное, на что хотелось бы обратить внимание, — не Ицхак, судя по всему, дает благословение в этой сцене. А Всевышний. Ицхак только произносит то, что надо произнести. Т.е. выбор Всевышнего очевиден: Яаков, а не Эсав.
Но почему?
Итак, три вопроса. Почему на обман пошла Ривка? Она тоже из прародителей нашего народа. Почему на обман согласился пойти Яаков? Его пугали детали с антуражем, типа волосатых рук и прочего, но не сам факт лжи. И почему он таки пошел на этот обман?
Когда вы приходите в еврейский дом, где еще не перешли на кашрут, и садитесь за стол, чтобы выпить стакан чая с самым простым бутербродом — хлеб и кусок сыра, то вы, конечно, спрашиваете — невиннейшим из голосов, чтобы не обидеть хозяев подозрением, хотя все отлично знают, что вы давно соблюдаете все предписания Торы: откуда, любезные хозяева, вы достали такой симпатичный сырок? И вам отвечают: в соседней коммерческой лавке. — А нельзя ли взглянуть на обертку? — К сожалению нельзя, выбросили. Но ты ешь, дружок, не опасайся, сыр самый что ни на есть кашерный, на нем торчало с пяток печатей… Что вы делает в таком случае? Правильно. Отказываетесь, сославшись на то, что полчаса назад ели дома мясной паштет, а после мясного молочное, сами знаете, не идет[7]. И тут, представим себе такую сцену: хозяйка дома, уважаемая культурная женщина, полная всяких достоинств, мягко говорит: миленький, он и вправду кашерный, не сомневайся, весь грех я беру на себя. Другими словами, если что не так, то за это отвечу перед Всевышним я, а не ты. Вроде бы это я съела… Есть хоть что-нибудь в ее словах? Абсолютно ничего. Я отвечу за то, что ел недозволенное. Если сыр не кашерен. Ведь мог же не есть! А она — за обман. Если был обман.
То же самое с Ривкой. Какой смысл в ее словах «на мне твое проклятие, мой сын; только послушай моего голоса и пойди»? Никакого! Вроде бы никакого. Тогда зачем сказала?
Ривка происходила из дома Лавана. Вернее, дома Бетуэля, родного племянника Авраама. Его родичи не перешли в еврейство, не оставили «дом своих отцов», как оставил Авраам. Они предпочли остаться арамейцами, проявив полное равнодушие к призывам Авраама принять веру в Творца мира. Но достаточно высокий уровень нравственности на фоне тогдашнего всеобщего падения нравов родня сохранила. Две вещи соблюдались неукоснительно в доме Бетуэля, а за ним и в доме Лавана, его сына: чистота семейных отношений и гостеприимство. И то, и другое в те времена было редкостью. Гостеприимством отличался Авраам. Но таким же радушием к гостям отличались и арамейские его родственники.
Скажите, если вам доведется встретить на улице человека, который объявит, что прибыл к вам погостить, и это окажется правдой, а у вас в доме живет отец, который руководит всей семьей, то что вы сделаете? Позовете человека в гости? Скорее всего, вы попросите его подождать и побежите спрашивать у отца — пусть он решает. Когда слуга Авраама прибыл со сватовской миссией в город Бетуэля и встретил у колодца Ривку, будущую жену Ицхака, что он от нее услышал? «И соломы (для твоих верблюдов), и корму у нас много, а также место для ночлега». Она его пригласила, не дождавшись, что скажет отец. Т.е. не сомневалась, что отец будет рад. Таков был обычай их семьи. То же самое и об отношениях между мужчинами и женщинами в их среде. Если Ривка говорит, что она дочь Бетуэля, сына Нахора, которого тому родила Милка, дочь Арана (и Аран, и Нахор были братьями Авраама), то можно не сомневаться, что так оно и есть. Потому-то и брали мужчины из дома Авраама жен в семье Бетуэля, а не из окружающих народов Кенаана, где жили.
Что касается остальных качеств, то арамейская родня в этом плане ничем не выделялась из всего остального человечества. Те же идолопоклонники, те же лгуны и обманщики. Родились в их среде несколько ярких искр, чистых душ — Ривка и ее племянницы. Но и все.
Ривка происходила из дома обманщиков. Она знала, что такое ложь. Сама ни разу свою душу в этом грехе не запятнала. Но тонкости искусства неискреннего ведения дел понимала прекрасно. В доме родителей видела ложь ежедневно. Умела ее распознать по малейшим оттенкам поведения.
Ни Ицхак, ни Яаков не могли ни соврать, ни понять вранье[8]. Ривка могла соврать, но не хотела. В этом вся разница между ними. Будучи родной сестрой Лавана, крупнейшего в ту эпоху лжеца, она тоже была своего рода специалисткой. Потому-то Эсав и не мог провести свою мать, целясь (а о нем так и написано — охотник) только в простодушного отца.
Ривка объявила: внимание, сейчас может завершиться долгий спектакль, разыгрываемый Эсавом. Отец окончательно даст ему то, чего он так долго добивается. Сейчас произойдет финал, апофеоз лжи, ее триумф. Не дадим этому случиться!
Раскрыть глаза Ицхаку невозможно — он слеп, т.е. он не услышит нас. Дорога каждая минута. Счет идет именно на минуты: Эсав уже вышел в поле. Остается надеяться, что Всевышний задержит его там. Но сделать Он это может только если мы начнем что-то предпринимать. Потому что известно правило: Всевышний помогает тем, кто хочет совершить хорошее дело, и не мешает тем, кто вышел на плохое дело[9]. Мешать Эсаву Всевышний не будет. Но помочь нам Он может. Надо только включиться в происходящее, а не наблюдать пассивно за тем, как совершается несправедливость.
Ривка знала толк в ведении дипломатических игр. Она получила пророчество: поступай, как задумала. Потому и сказала Яакову: не бойся, если будет проклятие, то оно на мне. Заранее знала, что проклятия не будет. Решила просто: придет Яаков, выдаст себя за Эсава, Ицхак распознает подделку — и даст браху. Если и тогда не поймет, то значит, ушло пророчество от сына Авраама, и тогда не надо никому его брахи[10]. Но если поймет, то даст благословение Яакову, — зная, кто перед ним стоит. Так и вышло.
Откуда мы знаем, что так и вышло? Когда Эсав пришел к отцу, тот «содрогнулся великим трепетом[11] и сказал: кто же, наловивший дичи, приходил ко мне перед тобой, а я его благословил?» Эсав тоже закричал и попросил его тоже благословить. Тут Ицхак и сказал: «Приходил твой брат!» Значил, знал и до этого[12]. Просто утешал Эсава: ах, как нескладно получилось.
Ицхак уже в середине беседы с первым посетителем понял, кто перед ним. На это надеялась Ривка. А все остальное — чистая импровизация. Вся ее надежда была только на чистоту их помыслов. Получить благословение для еврейского народа. Не дать Яакову уйти из рода Авраама, не изменить магистральное направление, намеченное первым евреем, не свернуть в сторону, как свернул Ишмаэль, и как сейчас свернет Эсав — надо только помочь Эсаву, чуть-чуть подтолкнуть. К тому же и сам Эсав потом скажет нам спасибо, получив вполне достойную компенсацию — то, о чем он, собственно говоря, и мечтает: благословение на успешность материального существования. Ведь в грядущую жизнь он не верит. Зачем ему место в этой грядущей жизни? Вкусно пожил — и хватит.
Мнение о том, что Эсаву нельзя дать получить «еврейское» благословение, разделял с ней и Яаков. Только он не знал, как не дать. Потому и смотрел, наверное, с удивлением на овечьи шкурки, навязанные на его руки. — Что с ними делать, мама? — Отец подзовет, дай себя ощупать. Спросит, кто ты, отвечай: Эсав. — А если проклянет? — Проклятье на мне.
Яаков вздохнул, взял поднос с дымящимся мясом и вошел в шатер к отцу.
На первые два вопроса мы ответили — почему Ривка не сомневалась в своей правоте и почему вместе с ней не сомневался Яаков.
А теперь маленький штрих, проясняющий всю картину[13]. Перескажем отрывок из книги рава Йосефа Дова Соловейчика «Бейт Алеви», посвященный обсуждаемому нами эпизоду Торы и опирающийся на комментарий Рамбана, с которым, впрочем, не все из толкователей согласны.
Ривка посылает своего любимца, Яакова, получить браху от отца, притворившись Эсавом. Яаков возражает: а если отец ощупает меня? Он же сразу поймет по моей гладкой коже, что перед ним не Эсав!
Обращаем внимание, что умный Яаков не боится, что его узнают по голосу. Может, у них одинаковые голоса? Нет, ведь Ицхак скажет свою фразу: «голос — голос Яакова…» Значит, голоса у них разные. Почему Яаков не опасается быть разоблаченным как только откроет рот? Объяснение только одно: не боится, потому что с легкостью может подражать голосу Эсава, — как, впрочем, и Эсав, который умеет имитировать голос брата. Поэтому опасаться надо лишь непохожести телесной, той, что обнаруживается на ощупь. Ривка находит самое простое решение: берем овечьи шкурки и покрываем ими руки. Но неужели Эсав был настолько простодушен, что не подозревал возможности заговора со стороны Ривки, которая не скрывала своей любви к Яакову и верила, что только от него произойдет еврейский народ? Представьте себе, Эсав допускал, что сюжет может развиваться отнюдь не в его пользу. Поэтому, как только узнал, что отец готов дать ему долгожданное благословение, предупредил его о своих опасениях: дескать, скорее всего Яаков, наученный матерью, предпримет попытку получить причитающуюся мне браху. Как это избежать? Очень просто, — говорит Эсав, — надо договориться о симаним, условных знаках, которые, как пароль, помогут вскрыть обман. — Какие симаним? — Когда я приду, я заговорю голосом Яакова, — предлагает отцу Эсав, — потому что Яаков, я в этом уверен, заговорит, придя к тебе, моим голосом, чтобы сбить тебя с толку. Чтобы ты не ошибся, я буду подражать его голосу, со всеми его любимыми словечками, с его вежливостью, с упоминанием имени Всевышнего. А ты можешь проверить — ощупай мои руки и убедись, что перед тобой именно я. Тогда и благословляй.
Так он договорился с отцом. Но Яаков рассчитал на ход дальше. Он пришел — и заговорил своим голосом. Ицхак подозвал его и пощупал руки. После чего сказал, обнаружив, что все условия соблюдены: «И голос — голос Яакова, и руки — руки Эсава». Это не было восклицанием-недоумением, он констатировал факт — все как договорились. Написано: «И не узнал его отец, ибо руки у того были как у Эсава — волосатые».
Кстати, посмотрите на арамейский перевод, сделанный Онкелосом. Фраза Ицхака, сказанная неудачнику Эсаву — «Пришел твой брат с обманом и взял твое благословение», — переведена по-другому: «Пришел твой брат с мудростью». Яаков не обманул, он взял то, что ему причиталось. Причем своего голоса вообще не менял, пришел честно и говорил так, как всегда разговаривал с отцом. К чему ближе хитрость — к мудрости или к обману?..
Так написал автор книги «Бейт Алеви». Осталось сделать несколько замечаний. Эсав с горечью признал, что Яаков вот уже во второй раз обводит его вокруг пальца. — Когда в первый раз? — мог спросить его отец[14]. — Когда купил мое первородство. — Купил первородство? Очень интересно. Ну-ка расскажи. — И Эсав рассказал. Так всплыла их старая сделка, о которой до сих пор знали только участники.
Любопытно, — продолжил Ицхак. — Так что ж ты плачешь, если сам отказался от того единственного, что позволяло тебе претендовать на благословение!
Только теперь и раскрылась подоплека той коммерческой сделки. Вот для чего Яаков пошел тогда на более чем странную операцию — купил первородство за тарелку вареной чечевицы. Если б он тогда рассказал, над ним бы посмеялись. А теперь — кусайте локти, господин Эсав, сами виноваты, надо было раньше думать.
И еще. К вопросу о наказаниях. Как ни правы, как ни честны были в своих вынужденных действиях Ривка и Яаков, но все же применили не совсем достойные методы. Обман. Или, как говорят на святом языке, «пыль обмана» (по-русски сказали бы «запах обмана»). Все-таки что-то здесь не совсем чисто. Расскажи людям — не поверят, придется долго и нудно объяснять. И все равно слушать будут лишь те, кто изначально верят Яакову, кто хотят убедиться в его искренности и честности. Другие махнут рукой и, посмеиваясь, уйдут[15].
И Ривка, и Яаков, хоть и оказалось в конце концов, что правы, но причинили боль Ицхаку. Причинили страдание. Он позвал Эсава, а браху получил Яаков. Признал свою ошибку, не «отменил» благословение, данное брату Эсава. Переступил через свою боль.
Что за это полагается? Какую боль ты причинил человеку, такая же будет испытана тобою. Причем той же природы, в том же качестве. Например: воспользовался слепотой отца — рано или поздно воспользуются твоей слепотой. Яаков выдал себя за старшего, зная, что отец его не видит. Так же поступил с Яаковом Лаван: подсунул ему Лею, вместо той, за которую, согласно договору, много лет работал Яаков. Сыграли свадьбу. Яаков ввел Рахель в брачный покой. Написано: «А на утро, вот она — Лея!» Другое дело, все обошлось, все остались довольны. И Яаков, получивший в результате 12 сыновей от четырех жен, и Лаван, пристроивший старшую, и мы, еврейский народ[16].
Но страдание у Яакова было — утром, когда обнаружил, что с ним рядом не та, ради которой он готов работать хоть десятилетиями. Что сказал в оправдание Лаван? «Не принято у нас младшую выдавать раньше старшей». Ты бы и получил младшую, но знай, с детства обе они, Лея и Рахель, предназначались в жены сыновьям Ицхака. Лея — Эсаву, Рахель — Яакову, т.е. тебе. Потому и проплакала Лея все глаза, что знала, что идет замуж за злодея. Не будь у Леи заплаканных глаз, ничем бы она от Рахели не отличалась. Две девочки-близнецы, причем, как теперь говорят, однояйцовые (в отличие от Эсава и Яакова — разнояйцовых). Из-за некрасивых глаз Лея чуть не потеряла возможность выйти за старшего сына нашего уважаемого родственника Ицхака. Ведь ты же, если не ошибаюсь, старший?
Ты обманул отца. Мы обманули тебя, — так мог сказать хитрый Лаван. Только мы оказались хитрее. Так что нечего жаловаться.
Кстати, свое наказание понесла и Лея, участвовавшая в том ночном спектакле. Страдание она доставила Яакову — и тоже воспользовавшись тем, что он ничего не видит. Темнота была ночью! Ну, так вот, не добилась она горячей любви со стороны мужа. Всю жизнь тот предпочитал ее сестру — Рахель. Что только не делала Лея — и мандрагоры ела, и родила больше всех сыновей. Ничто не помогло. Родился первенец, она его подняла и сказала всему миру: смотрите, сын! Все смотрите! Отсюда его имя — Реувен, «смотрите, сын». Опять смотрите. Глазами. Ибо из-за глаз вся история. Последний акт которой называется — Трагедия нелюбимой женщины[17].
А когда Яаков обзавелся всей семьей, устроился, дети подросли, завели свои семьи, — случилась другая история. Однажды пришли Леины сыновья к Яакову и показали ему детскую рубашку: смотри, отец, что мы нашли. Взглянул отец и — обмерло его сердце: то была рубашка его любимца Йосефа, сына его единственной, горячо любимой, рано ушедшей из жизни Рахели. В крови рубашка. Видно, растерзали его дикие звери… Такое страдание перенес тогда Яаков, что до конца жизни не мог прийти в себя. Не рассмотрел, что кровь была поддельная, кровь ягненка, очень похожая на ту, что брызнула из ягнят, которых он принес перед тем, как идти по наущению матери к отцу за брахой. Та же кровь, а он не рассмотрел. Слаб стал глазами. И ушла от него способность к пророчеству. (Об этом, как и об истории с Леей, разговор пойдет ниже.)
А что Ривка? Она тоже активно участвовала в сцене с получением благословения из уст ослепшего Ицхака. Что с ней? Как ее наказал Всевышний?
Очень просто. По совету Ривки Яаков получил благословение. В результате бежал к Лавану. В результате получил Рахель. Когда настало время уходить от Лавана, Рахель прихватила отцовских божков. Комментаторы объясняют: чтобы отец прекратил заниматься идолопоклонством. Вернувшись домой, Лаван обнаружил, что зять ушел, прихватив всю свою семью, а с ним, несомненно, ушло и благословение. Так мало того! Пропали еще и семейные божки. Бросился вдогонку, предъявил все претензии. Яаков в ответ вспылил: никогда мы не были ворами! У кого найдешь свои деревяшки, тот смертью умрет! — Откуда ему было знать, что Рахель сидит на тех деревяшках, пока отец устраивает тщательный обыск во всех шатрах Яакова. Как праведник скажет — так Всевышний и сделает. Умерла Рахель. В юном возрасте умерла. При вступлении всей семьи в Эрец Кенаан, на родину Яакова. Ей исполнилось только 36 лет. Совсем ничего на фоне столетних и двухсотлетних возрастов той эпохи. И в один день с ней умерла Ривка! Не было у нас воров, а если будут, то умрут! — сказал Яаков. Так и произошло. Способствовала Ривка тому, что Ицхак не ведал, кто перед ним стоит, — а это и есть кража сознания. Обман — частный случай кражи[18].
Все происходит по закону справедливости: мера за меру; на иврите — мида кенэгед мида.
В финале рассказа о Ривке и Яакове повторим очень важное соображение, однажды нами высказанное. Кто-то спросит: но почему в самой Торе все рассказано в таком запутанном виде? Нет, чтобы показать ясно и просто: вот что сделал Яаков, вот что он при этом думал, вот чего опасался. Теперь же читай и догадывайся, что за всем этим стоит.
Хороший вопрос. Но давайте подумаем, зачем Тора вообще рассказывает все эти истории? Понятно, чтобы научить нас. Без этого вся ее повествовательная часть превращается в исторический, антропологический и просто литературоведческий очерк. Ряд ветхих эссе и новелл, к нам отношения не имеющих. Но евреи за Тору жизнь отдавали, а значит, это не просто памятник нашей национальной древней культуры. Это книга про нас.
Поэтому следует понять, зачем Тора рассказывает сложные и запутанные сюжеты, которые читателю надо уметь распутывать и толковать.
Яаков стоял перед испытанием. Он мог пожать плечами на все призывы матери и пойти продолжать учиться: будь что будет. Всевышний знает, что творит. Помните, что сказал Мордехай своей племяннице Эстер, попавшей на царский трон, когда, испуганный указом Амана, предложил ей пойти пожаловаться венценосному супругу? Эстер засомневалась в успехе предлагаемого обращения. Ахашверош — восточный деспот, он может запросто казнить того, кто явился к нему без специального вызова, по собственной инициативе. Что сказал Мордехай? «Не думай в своем сердце, что, сидя в царском доме, одна спасешься из всех иудеев. Смолчишь в такое время — спасение и помощь придут иудеям из другого места. А ты и дом твоего отца погибнете!»
Запомните эти слова — это очень важное правило. Знай, еврей, Всевышний спасет твой народ и без тебя. Но Он хочет, чтобы спас ты!
В случае с Яаковом евреи еще не возникли. Так знай же, Яаков: они все равно возникнут, но ты и дом твоего отца (все дело Авраама и Ицхака) пропадете. Их дело пойдет насмарку. Тебе это надо?
И тогда у Яакова останется одно, последнее возражение, нам уже известное: а что скажут люди?! Если я и мои отцы призывают их к высокой морали, то мне не безразлично, что они подумают о моем поведении в этой истории. Пусть тогда в Торе будет все написано четко и ясно, без всех двусмысленностей, которые требуют домыслов и игры развитого воображения.
Хорошо. Давайте представим себе, что так в Торе все и написано. Что мы теперь имеем? Хорошее описание благих поступков, совершенных полными праведниками. Но чему это нас учит? Когда мы встанем перед испытанием и когда нам будет надо объяснять свои мотивы другим людям, то на что опереться, на примере кого учиться?
О Господи, — скажу я, стоя перед испытанием, подобным испытанию Яакова, — я не могу на это пойти, хотя и знаю, что прав и поступаю правильно. Люди скажут, что я обманщик!
Смотри, — ответит мне Тора, — Яаков тоже знал, что другие сочтут его обманщиком, и все же не дрогнул. И окружение его так считало, и последующие поколения, которые могли прочесть о его делах в Писании. Потомки его, — те, что сейчас читают книгу Берешит, — тоже мучительно пытаются понять его правоту. Он знал об этом и все же шагнул в шатер к отцу с овечьими шкурками на руках. Так что учись у Яакова!
Потому и написано, чтобы мы учились.
[1] Отсюда название известного квартала в Иерусалиме.
[2] Точнее, за год до освобождения Йосефа из темницы.
[3] Некоторые объясняют, что Авраам нарочно не давал благословения Ицхаку, опасаясь, как бы тот не передал его дальше — Эсаву. Авраам разглядел внука лучше, чем отец. По крайней мере, так толкуются слова Торы (25:11): «После смерти Авраама Всевышний благословил Ицхака, его сына». Пока Авраам жил, только он мог благословлять, — так ему было обещано. После смерти праведника Всевышний дал Ицхаку ту же браху, что в свое время Аврааму. И Ицхак собрался передать ее Эсаву!
[4] Толкователи пишут, что отсюда мы видим, что, кроме шкурок на руках, Яаков облачился и в одежды Эсава, которые тот держал у матери, ибо не доверял своим кенаанским женам. На охоту пошел в «охотничьей форме», а «парадную», ту, в которой всегда входил к отцу, оставил. Непонятно только, во что Эсав облачился, когда вернулся с охоту и пошел за своим благословением. Если бы не нашел одежды, сразу бы догадался обо всем. А так, узнал о том, что его опередили, только со слов отца… Есть комментарий, указывающий на то, что Ицхак обонял запах одежды именно Яакова, поняв, кто перед ним. Написано — «запах его одежды», и все.
[5] Так и произошло. Народы, родословная которых возводится к Эсаву, — европейские народы — получили первенство перед всеми остальными расами и цивилизациями именно в материальной составляющей. Европа и Америка — символы материального успеха. Общество высокого потребления. И пр., и пр. Догадывались бы они, откуда происходит их благословение.
[6] В тексте сказано — над братьями. Но это тема уже выходит за границы нашего рассмотрения.
[7] Внимание! Обманывать нельзя. Вы помните об этом правиле! Так что изворачиваться придется на самом серьезном уровне.
[8] Яаков обучился искусству различать обман, когда пожил в доме Лавана. Не обманывать научился, а отличать его от правды в словах других людей. Приобретенное умение помогло ему выжить в логове лжецов. Об этом разговор дальше.
[9] Если бы Он мешал, то никто бы на плохое дело не пошел. А не пойти на плохое дело — это и есть хороший поступок, за который полагается награда. В противном случае у человека не будет свободы выбора, реализуя которую он получает или награду, или наказание. На эту важную тему надо говорить отдельно.
[10] Или другой вариант, который брала в расчет Ривка (приводится некоторыми толкователями): если и не распознает отец Яакова, то придет Эсав, все откроется — и тогда Ицхак скажет: да останется в силе то, что произошло!
[11] Смотрите, какая метаморфоза! Раньше на жертвеннике не дрогнул ни одной мышцей. А теперь содрогается великим трепетом. Почему? Потому что раньше, когда лежал на камне горы Мориа, он четко знал, что его жертву хочет Всевышний. А теперь, когда стариком лежит в шатре, его охватывает испуг: неужели я совершил ошибку, поступив вопреки воли Всевышнего. Все это хорошо укладывается во второй вариант (см. предыдущую сноску).
[12] Или догадывался, что почти одно и то же. И как только все окончательно понял, сразу успокоился: нет, не поступил он вопреки воли Всевышнего.
[13] В театральной эстетике Художественного театра это называлось системой сверхзадач, поставленных перед актерами: найти мотивацию поступков героев. Вопрос тактики, а не стратегии. Как и почему произносится та или иная фраза, совершается тот или иной поступок.
[14] Такой метод вставки в любой диалог Торы объясняющих реплик очень плодотворен. Им пользуются Мидраши и многие комментаторы.
[15] Вы еще не ушли? Значит, и вы хотите по-настоящему оправдать нашего праотца.
[16] Происходим-то мы, в большинстве случаев, от колена Йеуды, а Йеуда был сыном Леи. Так что спасибо Лавану.
[17] Отозвалась эхом еще одна история, — с Диной, о которой написано: «И вышла Дина, дочь Леи, которую та родила Яакову, посмотреть на дочерей той страны». Разговор — о городе Шхем. Обратите внимание — вышла посмотреть. Чем не наказание для Леи, о которой сказано, что Дина была ее дочерью, но не сказано открыто, что она была дочь Яакова (как принято в Торе)?
[18] Есть еще один ответ на вопрос: чем была наказана Ривка? Тем, что способствовала тому, что ее сын попал в тяжелую ситуацию (его захотел убить Эсав), и чтобы хоть как-то ему помочь, посоветовала спастись бегством. Как посоветовала, так и случилось: больше она его никогда не увидела.
Читайте также: тема Благословение
Теги не заданы
