Глупая шутка

Большинство ошибок человек совершает в юности. Иногда жизненный эпизод, словно заноза, застревает в памяти, и хоть подолгу не даёт о себе знать, то и дело тревожит тупой болью. Это был дурной поступок, который случился давным-давно и уже не исправить его, и прощения не попросить. Как его исправишь, когда всё давно изменилось, и мир стал другим,  и сам ты – другой. И всё же, заноза – есть заноза, и чтобы вытащить её, приходится вскрывать пласты времени и заново пережить то, что вспоминать стыдно. Ибо без этого невозможно оставаться человеком, совестно обращаться к Творцу.

Я даже не помню, как его звали. Лёня?  Саша? А может быть - Лёша? Пусть будет Лёша. Это был довольно тусклый на вид крепыш с блёклыми светлыми глазами, не выделявшийся ничем, разве что готовностью поддержать компанию, выпить вместе, посмотреть футбол, в котором он "болел", и только в этом, пожалуй, проявляя азарт. Он был похож на сонную корову, которая жуёт всё, что ей подсовывают. Если бы для человеческой серости нужен был пример, он мог бы вполне послужить моделью. Его разговор был банален, его фигура невзрачна. Ему было ещё только под сорок, а волосы его уже как то нелепо седели. Не благородно на висках, а вперемешку, нескладно и неказисто, как и всё в нём. Он молодился, и волосы подкрашивал. Он и не был уродом, но никогда за всё время нашего знакомства ни одна женщина не удостоила его вниманием. Этот человек был воплощением заурядности. Казалось, его ничего не волнует, он был молчалив и абсолютно не тщеславен. Колкие наши шутники, находившие повод для насмешки во всяком, его как-то обходили стороной - он казался им слишком ничтожным. Он был силён и говорил, что служил на флоте. Коренастый, с грубыми ступнями и ладонями, иногда напевал себе фальшивым, несусветным баском. Одно лишь меня удивляло в нём и заставляло уважать - он, в отличие от наших работяг, никогда не бранился. Хотя язык его был неуклюж и беден, ругань не оскверняла его речь. Мне было его жаль, в нём жила внутренняя неприкаянность. Такие люди очень часто несут в себе боль, безропотно и долго, пока она не выжигает их изнутри дотла. Мы иногда общались, и он, кажется, относился ко мне с симпатией, чуя мою сочувственную приязнь. Он был всегда спокоен и тих, и взорвался при мне лишь однажды. Вот об этом то и речь.

Мне тогда  шёл девятнадцатый год. Нашу бригаду бравых слесарей командировали в колхоз, в помощь деревне. Была ранняя весна. Жили мы - четверо - в деревянном домике, в семье немолодого кузнеца и его жены. Хозяева были людьми добрыми, мы им помогали по хозяйству, а они нас за это кормили чуть-чуть лучше, чем полагалось. Я, городской парнишка, впервые увидел настоящую кузницу, где из куска металла творили вполне пригодные вещи. Показали мне и самогонный аппарат, замаскированный в предбаннике, где из несложного набора бачков и трубок, высовывался деревянный желоб, по которому прозрачной струйкой в бутыль стекала чудно пахнущая и замечательная по крепости и вкусу жидкость.

Так шли дни за днями, недели за неделями. Развлечений не было, и если бы не захваченная с собой гитара, скука бы нас доконала. Мужики, мои соседи по квартире, искали "приключений". Но меня "объекты" их забав не прельщали. Наверное, именно от скуки мы и решили подшутить над Лёшей.

Как то под вечер, в его отсутствие,  мы задумали вот что. Установив в тёмном углу старую раскладушку, тряпками и мешками сложили на ней подобие спящей женской фигуры, накрыли чучело одеялом, приладив вместо головы глиняный горшок. У хозяйки нашёлся старый шиньон, мы его приладили к горшку и  расчесали так, что из-под косынки, накинутой сверху, вполне натурально выглядывали два-три тёмных локона. В результате получился "шедевр" под названием "спящая незнакомка". Приготовив всё это загодя, мы выскочили во двор, и, подавляя смех, с нетерпением ожидали свою жертву.

Вскоре Лёша показался. Мы состроили серьёзные, даже торжественные гримасы, боясь, что он нас раскусит. Но он, спокойный и равнодушный, заметив наши возбуждённые лица, спросил, не подозревая, что подыгрывает шутке: "Что это с вами?".

"А-а, - сказали мы с притворным участием, - к тебе гостья из города приехала. Ждала, очень устала, а теперь спит".

Лёша сперва не поверил, взглянул на нас удивлённо, хотел что-то сказать, но не сказал, и так, молча, отворил входную дверь. В доме сгустились тени, и это усиливало эффект. В окна ещё вливалась вечерняя заря и все вещи стали призрачными, словно светились изнутри.

При таком освещении нам тоже стало не по себе - настолько женская фигура на раскладушке смотрелась живой и реальной. Лёша, не подозревая подвох, вгляделся в неё и вдруг, словно узнавая, страшно побледнел, его лицо стало другим. Восторг, счастье, нежность – совершенно не свойственная ему гамма эмоций, - вспыхнули на лице и словно вернули юность. Глаза заблестели, он задышал так, как дышат люди, переживающие сильнейший шок. Какая-то надежда, какая-то не верящая в себя радость, волнами пошли от его неловкой позы. Он не верил себе, он выглядел так, словно перед ним открылись ворота в самую несбыточную мечту, до которой  оставался лишь один-единственный шаг. Он открыл рот, долго переминался и, наконец, с величайшей робостью приблизился к "спящей". Потом медленно-медленно поднял руку и легко-легко, с каким-то смирением и нежностью, коснулся одного из локонов. Мы так и не узнали, что почудилось ему в эту минуту, но одно было ясно, - ему пригрезилось счастье всей его жизни...

Ещё целое мгновение он был в наваждении, и только потом его мир, его надежды стали рушиться на глазах. И это было страшно.

"Голова" вдруг поддалась и неестественно завалилась, отпали "волосы" из-под сбившегося платка, "плечо" вывернулось из его руки, обратив чудесное видение в груду грязного, слепого тряпья. Лёша всё понял. Он сгорбился, постарев на целый век, и медленно обернулся к нам, а из впадин глаз, двух чёрных бездн, потекла горячая влага угасшей навсегда надежды.

Потом он бросился на нас, раздавая оплеухи направо и налево, не слушая наши оправдания, и кричал сдавленно и со всхлипом: "Сволочи, сволочи, сволочи!" А потом всю ночь отрешённо сидел в углу, пил самогон, смотрел вниз на чернеющий пол, и сам чёрный, словно выгоревший дотла....

Теги: Литература, Былое