Памяти рава Шалом-Бер Горелика

Пришла страшная весть - вчера не стало замечательного еврея, рава Шалом-Бера Горелика ЗаЦаЛь... 

К сожалению, я не был с ним близко знаком, хотя и слышал часто про него и его семью от моего учителя, рава Ицхака Зильбера, которым Горелики очень помогали в Ташкенте. Сам рав Зильбер в своей книге "Чтобы ты остался евреем" очень тепло пишет про всю семью Горелик, с которой и его самого, и семью Зильбер многие десятилетия связывали очень близкие дружеские отношения.

Светлой памяти этого праведного, чистого и искреннего человека, уважаемого и известного хасида ХаБаДа, привожу еще раз его рассказы про рава Зильбера и про еврейскую жизнь Ташкента пятьдесят лет назад, о соблюдении заповедей под коммунистической властью горсткой отважных евреев... Эти необыкновенные люди остались соблюдающими евреями и, несмотря ни на что, смогли пронести свет Торы через всю свою жизнь...

Эти рассказы я услышал от рава Шалома-Бера уже после публикации моей книги, и они не вошли в русскоязычное издание Рав Ицхак, но вошли в ивритское издание, и были опубликоаны здесь, в блоге, а сегодня выставлены заново.

Итак, рассказы светлой памяти Рава Шалом-Бер Горелика ЗаЦаЛь:

УГОЛЬ

Мы познакомились с ним, когда он бежал из Казани. Там хотели отнять у него детей. Хотели забрать их в детдом, потому что он воспитывал их в еврейском духе. Но он успел бежать, и приехал в Ташкент, и потом его семья приехала.

А у нас был такой подпольный цех для евреев, соблюдающих субботу. Мой папа основал, и он встретил рава Зильбера, и мы его туда устроили на работу, он был у нас. В Советском Союзе надо было всем работать официально, и нельзя было быть тунеядцем, нигде не быть оформленным. За одно это могли посадить. Так мой папа его оформил на работу. И тетю Гиту, и их старшую дочь Сару, и Бенциона.

У реб Шолома Виленкина – моего тестя, у него в доме была йешива подпольная. Тогда мы посадили двоих талмидим: моего шурина, значит, моей жены брата, и Бенциона Зильбера, сына реб Ицхака. Их посадили учиться, они очень были серьёзные ребята, они были оформлены у нас на работе в цеху тоже, чтобы они не считались тунеядцами, и они сидели почти целый день и учили Тору. И они до сих пор остались самыми лучшими друзьями и стали большими знатоками Торы! Подпольно, понимаете?

Рав Ицхак часто работал в цеху всего полдня, а потом часа в два убегал сразу, по всему городу – по общественным делам, помогать евреям. И помогал всем и гашмиюс, и рухниюс: оформлял детей в школу, чтобы они могли не нарушать субботу, устраивал детей в школы рабочей молодёжи – там в субботу не было занятий, у него были знакомые бухарские евреи – директора школ. И делал только мицвот. Это – когда мы были в России.

У него не было свободного времени, всегда был очень занят, бегал, даже есть не успевал, и забывал. Помню, как Сара, его старшая дочь, о нем заботилась, готовила ему еду с собой, чтобы он весь день голодным не остался.

В Пейсах – он не садился за пасхальный стол, сэдэр, пока не обеспечит в городе всех, кого он знал, чтобы были три мацы на Сэдэр Песах – кому круглые, кому квадратные, чтоб были на Лейл а-Сэдэр.

В Рош а-Шана он тоже обходил весь город, двадцать-тридцать километров, трубил в шофар, пока все, кого только можно было, чтобы услышали звук Трубления. Это было непросто, Ташкент город большой. И в Суккот – крутился, доставал арбаа миним, лулав, эсрог и т.д.

Всё, что надо было, он делал, независимо от того, трудно, невозможно... Он не считался ни с чем, не считался со временем, не считался со своим здоровьем – кто-то вспомнит, что надо кому-то помочь, – он уже готов. Всё-всё-всё, все свои действия, вся его жизнь была бэ-рухниюс, для духовного. А бэ-гашмиюс его для самого себя не интересовало, но другим – много помогал.. У кого он только слышал, у какого-то еврея что-то не хватает – уже бежал…

Его все очень любили, все его уважали, и у него были протекции во многих местах. Видели, что это непростой человек был, особенный. Там в Ташкенте была проблема, надо было отапливать, было холодно зимой, не было тогда природного газа. Печи углем топили. А с углем был дефицит, была большая проблема достать уголь, очереди всегда стояли, а у рава Ицхака была протекция, он всех наших обеспечивал, кому нужен был уголь, всем по его записочкам привозили домой.

 Так вот, подходит ко мне тётя Гита, его жена. Она тоже у нас работала, и Сара работала, его дочка – мы её тоже оформили у нас. Подходит ко мне тетя Гита, говорит:

– Шолом-Бер, что делать? У нас дома холод страшный. Угля нет. А у меня маленькие дети... Реб Ицхак – я его не вижу дома почти, он всё время в бегах, всё время в мицвот, хэсэд всем делает. Что мне делать, что сделать, чтобы у нас тоже было, чем топить?..

Я придумал способ:

– Дайте мне точно ваш домашний адрес.

Она мне записала на бумажке домашний адрес. Я подхожу к реб Ицхоку:

– Вот эта семья, вот по этому адресу – холод страшный, они там с маленькими детьми и это… Надо срочно уголь!.

Он говорит:

– Всё, Шолом-Бер, будет сделано, завтра будет уголь у этой семьи…

Он не обратил внимания даже, что это его домашний адрес – и назавтра привозят им домой самосвал угля!

Он даже не понял, что это к нему домой... Вот так вот он был человек, все для других, а для себя – ничего. 

ПУРИМ

В Ташкенте у нас в цеху мы перед праздниками всегда делали фарбрэнген, и в Пурим также делали фарбрэнген. У нас там в цеху были два гоя как хозяева, так мы платили им большую месячную зарплату, чтобы они молчали, что мы не работаем в субботу и в праздники.

Начальником был Юдин Александр Дмитриевич. А Иван Николаевич был секретарь парторганизации. Они оба получали деньги «за прикрытие», и вдруг они чего-то поспорили друг с другом, не поладили. Так Иван Николаевич, секретарь парторганизации, сказал Александру Дмитриевичу: «Ну, я пойду в КГБ, доложу на вас на всех, что у вас тут сионистская организация, евреи, которые соблюдают субботу, и соблюдают праздники, и не работают, и на хлопок не ездят, а ты их покрываешь, – вас всех посадят!»

В Узбекистане хлопок выращивали, это было партийное дело, государственной важности, закрывались все предприятия, все институты, школы – и посылали всех собирать этот хлопок. Всех на несколько недель посылали в колхозы. И когда всё это было? Осенью, в ходэш Тишрэй, как раз, когда праздники, когда Рош а-Шана, Суккот, – надо было сидеть за городом, собирать этот хлопок. Людей на это с каждого предприятия надо было отправлять, и мы тоже должны были по разнорядке предоставить определенное количество людей. Так мы нанимали узбеков, чтобы они это делали вместо нас под нашими именами. От нашего цеха надо было десять человек – нанимали узбеков, платили им зарплату, и они работали вместо нас, под нашими фамилиями.

Так Иван Николаевич решил доложить всё это, пойти в КГБ и всё это донести на нас. Это было как раз во время Пурима, и он пообещал после Пурима пойти..

А мы как раз делали в Пурим фарбрэнген… В обеденном перерыве сделали нетилат ядаим, собрались сделать лэхаим, рав Ицхак сидел там тоже. Мы все знали, что что-то там творится между ними, склока... (Все знают этот сипур, как он сидел в лагере, как раз перед тем, как Сталин сдох… Там тоже был один аид, ему не верил: «Как можно! Сталин такой здоровый, что у него может быть! Вы говорите какие-то халоймес на его смерть!». А назавтра – Сталин подох).

Так вот, сидит Реб Ицхок и говорит:

– А, всё будет хорошо, у нас Пурим! Бэ-холь дор ва-дор омдим алейну лэхалосэйну вэ-а-Кадош-барух-У мацилейну ми-йадам. И эта гзера тоже – ничего не получится у гоев. Давайте сделаем лэхаим, и всё пройдёт, будет хорошо!

Что вы думаете? В тот день, когда он собирался идти, этот Иван Николаевич, доложить на нас в КГБ, – его схватил паралич!

Рука и нога отнялись, и речь у него отнялась. И всё, он слег… Пришли к нему, он спохватился, был умный гой: «Ой! Это, – говорит, – это евреи, нельзя против евреев!» Написал нам записку, просить прощения – у нас. Думал, что это было из-за этого. Он сам спохватился. То, что рав Ицхак сказал, так и сбылось!

АНГЕЛ

Одна черта у него была такая хорошая, что он не был кфуй-това, знаете, на иврите так говорят. Он помнил всё хорошее, что ему сделали. Он, нашей семье он был очень обязан, мы устроили в цех, мы там работали все вместе, читали, наверное в его книге «Чтобы ты остался евреем».  

Когда он приехал в Израиль, ни одного торжества в нашей семье он не пропускал. Только сообщал, он сразу это вот, приезжал на все торжества. И всем только рассказывал про цех этот в Ташкенте, и как мы все были вместе, такое уважение к моему отцу и благодарность, что мы ему помогли.

Когда мой младший сын родился, я позвонил реб Ицхоку и говорю: «Реб Ицхок, у меня родился мальчик, в пятницу в 11 часов будет брит». Вообще, на брис не приглашают, сообщают только. Я ему сообщил, я и не думал, он тогда работал в Байт ва-Ган, в Кирьят-Ноар. Только как называется этот бейт-сэфер? – Кирьят-Ноар этот в Байт ва-Ган. У него было окно между занятиями, с десяти до двенадцати был халон у него. Он мог на 2 часа вырваться. Так он выбежал в 10 часов, схватил такси и говорит: «Кирьят-Малахи и обратно. Мне нужно срочно быть в Кирьят-Малахи и сразу назад». 

Он примчался, приехал точно вовремя, а после брита сразу говорит: «Шолом-Бер, мне надо убегать, у меня сейчас, в 12 часов, должен быть на урок». Я его пошел провожать до такси. Так, я знаю, его положение в Израиле не особенное, и хотел заплатить таксисту за поездку. «Сколько я тебе должен? Я хочу заплатить за эту поездку». А таксист говорит: «Ты что?!! Я ни у тебя и ни у него не возьму деньги. Это настоящий малах, ангел. Я видел, насколько ему было важно ехать в Кирьят-Малахи и вернуться обратно. Он святой человек. Я не возьму деньги. У меня, - говорит, - был зхут везти этого человека! Я от него слышал только диврей Тора. И обратно буду слушать. Это я должен заплатить!»

БЕЖАТЬ

Как-то около часа ночи я очутился в Хайфе, уже ехал домой в Кирьят-Малахи. Вдруг проезжаю мимо автобусной станции в Хайфе, вижу: реб Ицхок. Реб Ицхок бежит, как всегда, он бежит. Я говорю: «Реб Ицхок, куда вы сейчас бежите-то? Ночь ведь!» Он говорит: «У меня был тут шиур в Хайфе как раз». Я говорю: «Куда вам сейчас надо?» Говорит: «В Йерушалаим». «А где сейчас будут автобусы? Уже ночь! Ничего нет! Куда бежать-то?» А он говорит: «Вот, видишь, вот ты очутился тут, видишь, тебя Всевышний мне послал». В общем, я из Хайфы отвез его в Иерусалим, а оттуда сам в Кирьят-Малахи…

ДЕРЖИ ВОРА!

Ну, вот, эпизод. Мы как-то раз ехали с ним вместе в троллейбусе. По Ташкенту. И вдруг он остановился, стоянка, остановился троллейбус, и он, как всегда, выбегает и бежит сразу на площадь. У нас там была такая большая площадь в центре Ташкента. Называлась «Комсомольское озеро»  По переходу переходить – у него времени не было для этого. А там машин много, и он наискосок куда-то побежал, торопился сделать какую-то мицыу.

А тут кто-то в троллейбусе, какой-то пассажир вышел с автобуса и тут же спохватился: у него украли деньги. «Ой, украли деньги, кошелёк!». Вдруг видят, человек убегает, побежали за ним, кричат: «Держи вора!» (Подумали, что рав Ицхак вор, надо его поймать)...

А у него нету времени на все это. Говорит: «Сколько у вас там было денег?». Тот ответил. Так рав Ицхак вытащил бумажку (не помню, пять, десять рублей), отдал ему и побежал дальше...

ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ 

Недавно у нас было собрание, я там начал рассказывать про рава Ицхака. Сказал, что все хабадники должны сделать каль ва-хэймер, что делает один человек без хасидута. Рав Ицхак был хасид без хасидута. И там даже один вспомнил, Хаим Френкель, он тоже из Ташкента. Я ему рассказал вот эту историю, историю с таксистом, что он поехал куда-то, даже не знал адреса. «Остановись тут». Вышел, спросил – и точно туда попал.

А Хаим  рассказал другую историю, он говорит, с ним самим это было. Его отец лежит на кладбище Ар а-Зейтим, на Масличной Горе, и он единственный сын. В общем, в йорцайт он поехал в Иерусалим, нанял такси, чтобы подойти к могиле отца. Взял такси и едет с ним на Масличную Гору. Вдруг таксист спрашивает его: «А, вы из России, может быть вы знаете реб Ицхок Зильбера?» - «Конечно, я с ним из одного города, из Ташкента, мы жили вместе». Тот говорит:

«Я должен рассказать, что я его тоже знаю, он меня нанял однажды, говорит: “Поехали, ты должен 45 минут ехать со мной и вернуться сюда, значит, через 45 минут”.

Я ему: “А куда ехать-то, зачем?”  – “Вот так, езжай и через 45 минут вернёшься сюда, я тебе плачу по времени”».

Вот так. Езжай туда, не знаю, куда. Ну, они ехали-ехали, через 45 минут они вернулись сюда обратно, но за это время столько, он говорит, столько диврэй-Тора услышал от рава Зильбера. И вернулись на то же место. До сих пор он не знает, зачем  он его возил?

Нанял на 45 минут, чтобы рассказывать ему диврэй-Тора. Да-да-да-да, всё это так. О рав Ицхаке можно рассказывать очень много, тысяча и одна ночь.

Теги: рав Зильбер, Раввины, Личное